Это происходит.

Это реально происходит?

— Элоди, — выдыхает он.

Я запускаю пальцы в его волосы, наслаждаясь их густотой, глотая воздух, пытаясь справиться с этим сумасшедшим, неуправляемым чувством, которое бушует в моей груди, как ураган.

— Элоди, — повторяет он. Он немного отстраняется, дергая меня за волосы так сильно, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. — Это та часть, где я должен сказать тебе, что мы должны остановиться, если ты не... если ты... если ты этого не сделаешь…

— Заткнись и трахни меня, Рэн.

Его глаза вспыхивают зеленым так ярко и интенсивно, что они крадут кислород прямо из моих легких.

— Как вам будет угодно. — Одним быстрым, мощным движением он переворачивает меня и швыряет на кровать, ухмыляясь, как демон, когда опускается на колени надо мной, глаза блуждают вдоль и поперек моего тела без малейшего намека на стыд. — За каждую твою грязную мысль обо мне, Стиллуотер, я в десять раз превзошел тебя. Ты даже не представляешь, сколько раз я обхватывал рукой свой член и заставлял себя кончить, мечтая о тебе здесь, в этой постели. Сколько раз я чуть не прокусил свой собственный гребаный язык, чтобы не выкрикивать твое имя, когда кончал на свой собственный живот. Я всегда был развратным и грязным существом, Элоди Стиллуотер, но мысль о тебе развратила меня до безумия.

О.. мой... гребаный... Бог.

Сама мысль об этом. Сама мысль о том, что он лежит здесь, в этой кровати, трогает себя, гладит свой член, закрывает глаза и рисует себе картины меня, когда его наслаждение нарастает…

Это просто чертовски мощно. Желание обжигает меня между ног, так настойчиво и требовательно, что мне приходится прижимать бедра друг к другу, чтобы они не дрожали. Рэн наблюдает за мной; он видит, как остекленели и голодны мои глаза, и это только подстегивает его.

— Я рисовал тебя на холсте, малышка Эль, но этого было недостаточно. Все, что я хотел сделать... — Он хватает меня за нижнюю часть рубашки, сжимая край тонкой ткани. — Все, что я отчаянно хотел сделать... — Он разрывает ткань пополам, отрывая ее от моего тела, обнажая живот и грудь. — Это раскрасить все твое тело своей спермой.

Рэн совсем не застенчивый. Он протягивает руку и проводит ладонью по моей груди сквозь черный кружевной лифчик, рыча сквозь зубы хищно, собственнически, так что моя спина выгибается дугой от кровати. Он склоняется надо мной, сопя носом, целуя и облизывая кожу на моей шее, и все ниже, ниже, ниже, пока не оказывается прямо над моей грудью. Сколько раз я смотрела на его жесткий, прекрасный рот и беспокоилась о том, сколько вреда он способен причинить? Было слишком опасно даже вообразить, какое удовольствие он мог бы им доставить. И вот теперь я здесь, распростертая перед ним на его кровати, узнав из первых рук, насколько он способен…

Он трется подбородком о мою грудь, затем прижимается к тонкому прозрачному материалу, зажимая мой сосок зубами, и...

— Твою мать! Рэн!

Вспышка боли освещает меня, яркая и ослепительная, и злая, греховная улыбка расплывается по его лицу. С мучительной медлительностью он скользит рукой вверх по моему телу, начиная от бедра, двигаясь по животу, ребрам, плечу, на мгновение хватая меня за шею, хотя и не сжимая крепко пальцы, а затем продолжая подниматься, пока его ладонь легонько не прижимается к моему рту.

— Поверь мне, малышка Эль, ты не хочешь, чтобы они это услышали.

Конечно, он говорит о Паксе и Дэше. Его придурочные соседи, вероятно, прячутся там в коридоре, шлепают друг друга и ведут себя как придурки, напрягаясь, чтобы услышать, что здесь происходит. Выражение лица Рэна — сплошное предупреждение.

— Я могу трахнуть тебя, Элоди. Могу заставить тебя затаить дыхание. Я заставлю тебя кончить вокруг моего члена так чертовски сильно, что ты не сможешь ходить прямо целую неделю. Но ты не должна издать ни звука. Ты понимаешь? Если они услышат…

Он не заканчивает фразу, но я вижу, что он говорит серьезно. Очень серьезно.

Наклонившись, он грубо целует меня, его язык, зубы и его необузданное желание давят на меня, вызывая головокружение.

— Ты можешь это сделать? — спрашивает он, покусывая мою нижнюю губу зубами. — Ты можешь помолчать для меня? Можешь ли ты делать то, что я тебе говорю, когда я тебе говорю, не кричать на весь дом?

Я киваю. Если понадобится, я заткну себе рот кляпом, пока он продолжает целовать меня, а его глаза продолжают любоваться мной, как будто я самая восхитительная вещь, которую он когда-либо видел. Его руки мозолистые и восхитительно грубые, когда он проводит ими вниз по моему телу. Я дрожу, полностью отдавшись на его милость, когда он зацепляет пальцами пояс моих джинсов и с намеком дергает их.

— Подними свою задницу, — приказывает он.

Я делаю это, даже не вздрогнув, ставлю ноги на кровать и поднимаю бедра с матраса. Рэн расстегивает мои брюки быстрыми, ловкими пальцами, срывая молнию вниз, затем хватает материал и дергает его вниз по моим бедрам, срывая джинсовую ткань с моих ног. Его взгляд прожигает меня насквозь, пожирая мою обнаженную плоть, когда он соскальзывает с кровати и снимает толстовку. Рэн делает это так лениво, как это делают парни, одна рука тянется назад, хватает материал и плавным движением стягивает его через голову. Его футболка идет вместе с толстовкой, и оба предмета одежды падают на пол у его ног.

И вот он уже стоит там, в одних спортивных штанах, с большими пальцами, засунутыми за пояс, и губительно ухмыляется мне. В его глазах есть вызов — что-то дерзкое и наглое, что говорит мне, что он будет голым, если стянет эти штаны.

— Хочешь спуститься вниз и выпить еще кофе? — спрашивает он. Он дает мне выход. Шанс отступить от этой ситуации, прежде чем она пойдет дальше.

— Я ценю твое предложение, — говорю я, задыхаясь, — но я взорвусь, если ты не вернешься сюда в ближайшие три секунды и не позаботишься обо мне.

Рэн улыбается, но выражение лица у него невеселое. Он должен это чувствовать. Это электричество между нами, должно быть, пожирает его заживо, как оно пожирает меня. Он снимает свои спортивные штаны, и, как я и ожидала, его член выпрыгивает из толстого материала, гордо стоя, когда он выходит из штанов. Проходит мгновение, и я впиваюсь ногтями в ладони, так близко к тому, чтобы разорвать кожу, а Рэн стоит абсолютно неподвижно, позволяя мне рассмотреть себя.

Член массивный. И реально чертовски большой. Я не ожидала ничего меньшего. Рэн излучает безумные вибрации большого члена двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я просто не ожидала, что он будет настолько большим. Тяжелая головка его члена качается, и мне кажется, что я погружаюсь в кровать подо мной, исчезаю в ней, поглощенная одеялом и всей этой горой подушек.

Рэн делает шаг вперед, обхватив свою плоть ладонью.

— Ты уверена насчет кофе?

Он так широко улыбается, что у меня чуть глаза не закатываются. Боже всемогущий, он чертовски красив. В ту ночь, когда разразилась гроза, я украдкой бросала на него взгляды, но не позволила себе рассмотреть его так, как позволяю себе сейчас. Его пресс нелепо рельефен, грудные мышцы гордо торчат из мускулистой груди. И четко очерченная V-образная мышца, ведет взгляд вниз, вниз, между его ног, направляя меня прямо к его эрегированному члену... я не могу, бл*дь, отвести взгляд. Поэтому вместо этого я смотрю вниз. Яйца между его бедер большие, тяжелые и распухшие. Рэн замечает, куда я смотрю, и опускает руку, сжимая их рукой, слегка вздрагивая, когда я издаю хриплый всхлип, который смущает меня до чертиков.

— Так вот зачем ты пришла сюда, малышка Эль? Ты знала, что это произойдет? Ты думала о моем члене всю дорогу вниз с горы?

Я сглатываю, пытаясь понять, что происходит внутри меня прямо сейчас. Я никогда еще не была так противоречива. Здесь слишком много мыслей, потребностей и желаний, и все они ссорятся друг с другом, кричат друг на друга, умоляя, чтобы их услышали. Мои эмоции похожи на одну из бурных картин Рэна —вихрящаяся масса цвета, света и тьмы, смешанных вместе, размытых и сюрреалистичных.

Неужели это происходит на самом деле? Я реально нахожусь здесь? Или это лихорадочный, восхитительный кошмар, от которого я сейчас проснусь, задыхаясь и обливаясь потом?

— Нет, — шепчу я. — Я не позволяла себе думать... об этом. — Такая мысль была бы слишком опасна. Если бы я хоть на минуту позволила себе подумать, что это может случиться, я бы уже бежала обратно на холм, как будто сам дьявол был у меня за спиной.

Умные девушки не связываются с дьяволом.

Девушки, у которых умная голова на плечах, избегают подобных неприятностей.

Раньше я точно знала, кто я такая — та, кто сделает правильный выбор, столкнувшись с искушением. Я только сейчас понимаю, что никогда раньше по-настоящему не испытывала искушения. В Тель-Авиве мне было легко уйти от вечеринок, выпивки и милых мальчиков. Мой отец сделал это очень легким для меня. Обещание жаркого и взрывного поцелуя с парнем, который мне нравился, не могло сравниться с бесконечным миром дерьма, в котором я окажусь, если мой отец узнает. Но Рэн... черт, я никогда ничего не хотела так сильно, как Рэна. И не важно, насколько это глупо, я бы рискнула всем, чтобы заполучить его.

Он хватает свой член, ощупью сжимая себя обеими руками, его глаза затуманены и расфокусированы, когда он приближается к кровати.

— Поскольку ты совершенно ясно дала понять, что не склонна умолять, мне нужно, чтобы ты сказала, чего ты хочешь от этой ситуации.

Мое сердце спотыкается и падает с края сорокафутовой скалы, унося с собой желудок.

— Вероятно, больше, чем ты можешь дать, — признаюсь я робким голосом.

Похоже, это его заинтриговало.

— Ты говоришь не о моем теле. Ты говоришь о чем-то другом.

Я разваливаюсь на части. Я так чертовски сильно жажду его, что даже не знаю, чего хочу больше.