Мое сердце бешено колотится в груди, но Рэн просто сидит, подперев рукой подбородок, и свет от камина все еще играет на его элегантном мужском теле, совершенно бесстрастно наблюдая, как я разглагольствую. Он кажется задумчивым, когда говорит:

— Ты уже все поняла для себя, не так ли? Хочешь знать правду? Правда в том, что мне не нужно было пытаться выиграть это пари. В тот момент, когда Пакс рассказал об этом Дамиане, к концу дня об этом уже знала вся академия. А потом девушки спотыкались о себя, чтобы трахнуть меня. Я мог бы утроить квоту за двадцать четыре часа. Даже у меня нет такой выносливости.

— О, вау. Крутой чувак. Итак, ты все-таки выиграл пари. Ты просто принял наказание?

— Нет. Я не трахался ни с одной из этих девушек. Они все мечтали вступить в игру, а потом сказать, что оприходовали одного из парней Бунт-Хауса. Мой член не становится твердым от такого дерьма. Девушка должна заслужить меня, а не думать, что делает мне одолжение.

— Вау. Осторожно. Теперь твое эго граничит с нелепостью.

— Это не эго. Это голый факт.

— Значит, ты один из хороших парней. Непогрешимый девственник. Это то, что ты пытаешься мне сказать, приведя сюда?

Нелепо. Если он попытается убедить меня в том, что у него есть мораль, и он никогда не спал со студентками в Вульф-холле, тогда я буду точно знать, кто он такой: наглый лжец.

Рэн шевелит пальцами ног перед огнем, обнажая зубы в хищной ухмылке.

— Я, пожалуй, самая далекая вещь от девственника, которую ты найдешь здесь, — говорит он. — Я был лишен невинности очень давно.

Этот выбор слов «лишен невинности» смехотворен. Это означает, что Рэн когда-то был невинен, прежде чем её вырвали и запятнали чьи-то руки. Рэн никогда не был невинен. Он вышел из утробы испорченным и развращенным, я в этом уверена.

— И нет. Я уже вижу это по твоему лицу. Ты знаешь правду. Я самая далекая от добра вещь, которую ты найдешь здесь. Если хочешь знать, то я проиграл, не согласившись на пари Дэшила и Пакса.

— Мне на самом деле все равно. Все это так предсказуемо. Скучающие богатые мальчики делают ставки, чтобы отогнать скуку, не заботясь о том, как их глупое дерьмо влияет на окружающих их людей. Неужели тебя здесь больше никто не волнует? Ты не чувствуешь себя плохо, причиняя людям боль?

Рэн быстро взвешивает свой ответ. Ему вообще почти не нужно думать об ответе.

— Меня волнует Пакс. И Дэшил. Но не традиционным способом, которым большинство парней в средней школе заботятся друг о друге. Они не мои братаны, они не мои кореша. Они кислород. Дневной свет. Тепло. Близость. Приют. Дом. Безопасность. Другие люди, бродящие по коридорам этой богом забытой дыры? Забочусь ли я о них? Нет, Стиллуотер. Мне наплевать на каждого из них, и я не боюсь в этом признаться.

Мне холодно, несмотря на огонь в камине. Как будто у меня в животе лежит глыба льда, и никак не растает. Я устала до мозга костей. Мне не следовало покидать свою спальню. Я просто дура, что проделала весь этот путь сюда под пронизывающим ветром и дождем, чтобы сидеть здесь и слушать все это. Он разгромил мою комнату и нисколько не стыдится того, кто он есть. Наверное, с дуру я надеялась, что найду несколько спасительных качеств, которые Рэн скрывал от всего мира, но здесь уже ничего не исправишь. Рэн — бесплотная пустошь, и я не собираюсь бродить по этой пустоши, зная, что не найду там ничего, что могло бы меня прокормить.

Будет реально отстойно — идти обратно в такую бурю. Я поднимаюсь на ноги, уже дрожа от перспективы ледяного дождя, хлещущего меня по лицу.

— Я возвращаюсь в свою комнату. Это пустая трата времени. Я…

— Но по какой-то причине мне небезразлична ты, — говорит он, стискивая зубы. Сейчас он не смотрит на меня, его взгляд прикован к ковру перед камином. По выражению его лица я вижу, что это признание ему не легко далось. Ему не нравится то, что он сейчас чувствует. — Я проклят этим ошеломляющим очарованием тобой, и оно действительно становится... неудобным, Стиллуотер.

Я закатываю глаза, подавляя драматический вздох.

— Что это? Какой в этом смысл? Это ваше очередное пари, да? Ты хочешь искупления после последнего позорного провала и решил, что я стану интересной новой мишенью в одной из твоих ставок. Я не твоя игрушка, Рэн Джейкоби. Я на этой земле не для твоего развлечения. Я скорее умру, чем позволю тебе использовать мое сердце как боксерскую грушу. Так что ты можешь просто забыть об этом. Забыть обо мне.

Паника шипит под моей кожей, когда Рэн медленно встает с дивана. Его глаза полны электричества, а нижняя губа снова зажата между зубами. Моя большая речь не произвела желаемого эффекта по всем статьям. Рэн крадется вперед, его мускулы красиво двигаются под кожей, и я чуть не спотыкаюсь о собственные чертовы ноги, торопясь отойти от него. Он выглядит так, будто собирается меня съесть.

— Боюсь, что мой мозг работает совсем не так. Я не забываю. Если я чего-то хочу, я не могу просто двигаться дальше и притвориться, что этого не существует.

Я отодвигаюсь от него на дюйм, и моя грудь сжимается, когда тыльная сторона моих ног касается кресла, на котором я сидела минуту назад. Мне придется перелезть через гребаную мебель, если я хочу уйти от него, что не будет выглядеть изящно или достойно. Но я охотно сделаю это, если это означает, что я сбегу от него.

У Рэна другие идеи. Он делает последний шаг, теперь уже находясь так близко ко мне, что я чувствую его теплое дыхание, скользящее по моей щеке, вижу янтарные и золотые искорки, окружающие черный колодец его расширенного зрачка. Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Если я хотя бы моргну, то подозреваю, что он набросится и разорвет меня на части. Он берет прядь моих влажных спутанных волос и задумчиво наматывает ее на пальцы.

— Элоди, это не пари. Мне пришлось торговаться с ними за тебя. Мне пришлось нарушить свои собственные правила, чтобы претендовать на тебя, и это дорого мне обошлось.

Поверх моей парализующей паники начинает подниматься горячий, яростный гнев. Да кем он себя возомнил, черт возьми? Такой наглый. Такой чертовски высокомерный.

— Ты не можешь торговаться из-за человека. Я не принадлежу никому из вас. Я не хочу, чтобы мной торговали, как куском мяса. — Мой пульс колотится в тридцати различных точках по всему телу: в висках, в ушах, в кончиках пальцев. В моих губах…

Рэн пристально смотрит на мой рот. Он перестал дышать, напрягся, словно охотник, готовый напасть в любой момент. Я... Господи Иисусе, мне нужно убраться отсюда, прежде чем...

Рэн дергает меня за волосы, наклоняясь еще ближе, его веки полузакрыты, когда он наклоняет голову набок, оценивая мои черты. Я снова качаюсь на каблуках. Проходит невесомое, ужасное мгновение, когда я осознаю, насколько неустойчивая, и понимаю, что вот-вот упаду. Затем я тяжело опускаюсь на кресло позади меня, воздух вырывается из моих легких, а Рэн продолжает двигаться вперед. Он кладет одну руку на подлокотник кресла, другую — на спинку, прямо над моей головой. Я заперта в клетке, сделанной его телом, и все, что я чувствую, это его запах — темный, пьянящий, прекрасный аромат, который дразнит мой нос. Он напоминает мне о цветах, цветущих в ночи, о холодных зимних прогулках с мамой, об океане и о столярной мастерской моего дяди Реми.

Господи Боже. В следующий раз, когда я почувствую этот запах, он не будет напоминать мне ни о чем подобном. Ощущения достаточно мощные, чтобы переписать мои воспоминания, и в следующий раз, когда я почувствую этот запах, он напомнит мне об этом моменте, пойманной в ловушку в этом кресле, о том, как мое сердце парит, и я чувствую, что вот-вот умру самой восхитительной смертью.

— Отступи, Рэн, — шепчу я.

Он грустно улыбается.

— Хотелось бы, Стиллуотер. Но не могу.

Я держусь и готова реагировать. Он вот-вот, черт возьми, меня поцелует. Я не боюсь этого. Я вся дрожу и ни хрена не соображаю, но мне не страшно.

— Отойди назад, Рэн.

Его губы приоткрыты, зрачки почти поглотили радужную оболочку. Мои ладони горят, пальцы зудят. Я не доверяю себе, чтобы двигаться прямо сейчас. Какая-то часть меня хочет сбросить этот напряженный, одурманенный, полный похоти взгляд прямо с его красивого лица. Какая-то часть меня хочет схватить его за волосы и притянуть к себе, чтобы его полные губы соприкоснулись с моими.

Я хочу этот поцелуй. Хочу, чтобы он пострадал за это вторжение в мое личное пространство. Я воюю сама с собой и, честно говоря, не знаю, как буду реагировать, если он сделает хоть шаг назад.

— Твое сердце бешено колотится, Стиллуотер, — шепчет он. — Я вижу твой пульс у основания горла. Ты хочешь меня.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Я хочу, чтобы ты держался подальше от моей комнаты.

— Элоди.

Мой голос неровен и полон нервов.

— Я знаю, что ты лжешь.

Медленно, как будто у него есть все время в мире, Рэн качает головой. Капелька воды скатывается с буйных кудрей, свисающих ему на лицо, и падает прямо на мой рот.

— Я не лгал тебе. И никогда не буду. Я расскажу тебе все свои темные, уродливые истины, даже если они будут пугать тебя, Малышка Эль. Ты...

Он опускает голову, и я замираю под ним. Воздух между нами гудит, наполняясь таким острым напряжением, что оно впивается мне в кожу. Миллиметр за миллиметром он наклоняется ближе и щелкает кончиком языка, слизывая капельку воды с моих губ. Я закрываю глаза, мои легкие сжимаются.

Черт.

Черт, черт, черт.

— Ты будешь моей, Элоди Стиллуотер. Из всех моих грехов и проступков самым худшим будет то, что ты влюбишься в меня.