07.

Дождь шел до самого утра, потоки красной воды стекали с холмов и быстрыми ручьями неслись мимо дома Лакшми. Незадолго до полудня солнце пробилось сквозь серые тучи, будто бы дождь взял перерыв, чтобы затем вся сила муссонов обрушилась на землю. Ласковые лучи, словно слегка заигрывая, заглядывали в маленькие окошки, миллионами зайчиков прыгали по стенам, отражаясь от луж. Капли громко падали с крыши, а листья пальм пластиком терлись друг об друга. Все оживилось, закружилось в радостном хороводе, наслаждаясь редкими часами без дождя. Очень редкими. Они случаются раз или два в неделю. Затем в считанные минуты небо темнеет, вновь поднимается ветер… Но перед этим наступает тишина.

Лязг щеколды на низких железных воротах вывел Лакшми из оцепенения, дядя Прамод появился очень некстати. Он последнее время становился каким-то все более странным. Его начала интересовать жизнь Лакшми несколько с иной стороны, нежели прежде. Вместо обычных вопросов о том, как проходит быт восемнадцатилетней девушки, он стал узнавать, с кем она проводит время, кто из деревенских парней с ней учтив и кто из них слишком учтив.

Деревенские парни на самом деле особо на Лакшми не засматривались. Все косяками бегали за Приянкой, но каждый из них понимал, что бегает за мангустом. Красивый мех и чистая нора, но попасть в нее невозможно.

Взгляд у дяди Прамода пристальный и хищный, как у орла, Лакшми не может его выдержать долго, начинает бегать глазами, цепляться за окружающие предметы, лишь бы вновь не увидеть, как сверлят ее маленькие шустрые зрачки. Все время, сколько Лакшми себя помнит, она старалась спрятаться от них. Комплекс вины за свою ненужность не оставлял ее ни на минуту.

– Мы, между прочим, вчера вечером заезжали к тебе с Прашантом, очень надеялись совершить вместе пуджу, – дядя Прамод стоял посередине комнаты. Несмотря на небольшой рост, он казался огромным, высокие потолки ничуть не уменьшали силу авторитета, который имел дядя в этом доме.

– Я ждала вас, но приехала Приянка…

– Приянке не о чем беспокоиться, у нее толпа женихов, один лучше другого, – дядя Прамод слегка повысил голос, крайне редкое для него состояние.

– Просто я не думаю сейчас об этом.

– А о чем ты вообще думаешь?

– Я хочу в университет поступить…

– А я хочу, чтобы в этом доме вновь появилось хозяйство. Твои родители хотели бы того же.

– Дядя Прамод, вы не можете говорить, чего хотели бы мои родители…

– Могу! – он развернулся в дверном проеме и сверкнул глазами. – Восемнадцать лет ты висела на моей шее, и я могу тебе говорить, как устраивать жизнь дальше. Сегодня вечером я приду с Прашантом вновь. Прибери в доме, он хочет сказать тебе что-то важное.

Резко развернувшись, дядя Прамод вышел из дома, громко хлопнул засовом и уехал на стареньком мопеде, оставив во дворе облако серого дыма. Возле дома у него стояли две новые «хонды», но на них он ездил только к большим людям. Обычно, отправляясь к ним, он надевал свою белую рубашку, темно-синие штаны и лакированные туфли. Так он оденется сегодня.

Звук уезжающего мопеда был единственным в той тишине, которая наполнила собой воздух. Он удалялся, становилось все тише и тише, собаки, поджав хвосты, забились под веранду, птицы перестали щебетать. Ветер затянул небо низкими тучами, оставил их прямо над деревьями и растворился во влажной зелени. Все замерло в ожидании, все знали, что тишина пришла на пару минут.

Лакшми вышла во двор и увидела Бруно. Всего на секунду он пронесся перед ее глазами, скорее даже просто тень, похожая на него, но Лакшми ощутила тепло рук, скользящих по шее…

…Такого никогда не было, мелкая дрожь пробежала с затылка, застыла на спине, изогнув ее, – все мышцы напряглись, а пуговицы на блузке одна за другой выпадали из петелек. Руки Бруно опускались ниже, губы покрывали шею поцелуями, Лакшми понимала, что остановиться надо прямо сейчас, но не могла сопротивляться.

Вода стекала по окнам машины, капли барабанной дробью стучали по крыше, шум прибоя нескончаемо шептал в ухо ласковые слова.

– Что это? – вопрос утонул в руках Бруно, его пальцы касались губ Лакшми.

Этот момент она вспоминала все утро – когда легла в сырую постель и долго не могла заснуть, когда проснулась от ярких лучей солнца и долго не могла открыть глаза, когда приехал дядя Прамод, и сейчас, когда он уехал. Все было волшебно, именно так, как и рассказывала Приянка, но ее слова были не сравнимы с тем, каким это оказалось на самом деле.

Звук грома разорвал тишину, одновременно с ним стали капать редкие капельки холодного, слегка соленого дождя. С каждой секундой их было все больше и больше, сами капли становились крупнее, с огромной скоростью они пробивались сквозь листья деревьев и вот уже неслись с неба нескончаемым потоком, словно из огромной, резко перевернутой кастрюли.

Ветер, поднатужившись, сдвинул тучки – мокрое небо соединилось с землей водяной стеной, струи воды иглами вонзались в землю и покрывали лужами горячий асфальт. Шум падающей воды заглушил все остальные звуки, он был так же нескончаем, как и дождь, с которым пришел.

Вода уже закрыла ступни, но Лакшми продолжала стоять, подняв лицо навстречу ливню. Она плакала, плакала так, чтобы никто не видел. Плакала от счастья, плакала от горя, плакала так, как никогда раньше за все свои восемнадцать лет.

Давно, еще в детстве, старая ворчунья Маманя – как ее зовут на самом деле, все уже давно забыли, – рассказывала Лакшми сказки про принцев и их невест, которые всегда встречались в конце, про злодеев и демонов, которые всегда оказывались побежденными, про любовь, про счастье, которое есть. Счастье было в простых вещах – в том, что ты живешь, в том, что ты не одна, в том, что кто-то всегда с тобой рядом. «И любовь должна быть всегда рядом, – любила повторять Маманя, поджигая благовония над смешным пузатым слоником, – только плакать нельзя, вместе со слезами все счастье уходит».

Когда Маманя пропала, Лакшми заплакала первый раз. Однажды она проснулась и не услышала привычного ворчанья – комок подкатил к горлу, и слезы сами побежали по щекам – она почувствовала, что больше никогда не услышит Маманиных историй про любимых Раму и Ситу, про маленького озорного Кришну и красавицу Парвати. Дом стал пустым, а со слезами ушло счастье быть ребенком. Рядом стояла Приянка и неуклюже пыталась вытереть слезы, еще больше размазывая их по щекам Лакшми.

С тех пор Лакшми и Приянка, неизвестно почему оказавшаяся тогда у ворот, стали лучшими подругами. Они вместе придумывали сказки и вместе в них жили. Они вместе учились, потом вместе влюблялись. Теперь они снова были вместе.

Лакшми улыбнулась, почувствовав, как кто-то убирает воду с ее лица. Приянка вновь была рядом, как десять лет назад. Она стояла под дождем, уже по щиколотку в воде, насквозь мокрая, и руками обтирала лицо Лакшми.

– Подруга, ты чего?

– Мы снова вместе…

– Мы всегда были и будем вместе, а вместе со слезами уходит счастье. Пойдем, я уже до нитки промокла, – Приянка взяла Лакшми за руку и, хлюпая босыми ногами по лужам, повела ее в дом.

– Я от счастья плакала. Он такой хороший…

– Кто?

– Бруно.

Приянка резко остановилась, Лакшми по инерции уткнулась ей в спину

– Подруга, ты что, влюбилась?

– Не уверена…

– Сейчас высушимся, и все расскажешь…

Дождь барабанил по крыше и громко стекал с нее, возведя вокруг дома еще одну стену – из воды. Приянка стянула с себя мокрую одежду и искала в шкафу, что надеть, Лакшми вытирала с пола мокрые следы ног.

– Сегодня дядя Прамод опять приезжал, сказал, что вчера был с Прашантом и сегодня вечером придет. Прашант что-то должен сказать мне.

– Что-то… Будто мы не знаем, чего ему от тебя нужно. Неужели этот папенькин сынок не может сам к тебе подойти, как это делают сейчас все нормальные люди. Я думаю, что это не ему нужно, а дяде Прамоду. Тебе Прашант нужен?

– Зачем?