― Я?
― Ты знал, что он назвал имена?
― Да.
― И из—за верности тебе, он никогда не сдавал тебя?
― Стив сделал то, что федералы попросили его в обмен на досрочное освобождение — для тебя, ― говорит он, кивая мне головой для выразительности. ― Но в то же время он никогда не поворачивался ко мне спиной.
Его слова полны злорадства и гордости за свое высокое положение, и моя ярость увеличивается от цены, которую заплатил мой отец. Мой голос становится тверже и пропитывается враждебностью, когда я продолжаю:
― Но ты держал власть. Ты знал, в какой опасности он был, и ничего не сделал, чтобы защитить его от того, что было неизбежно!
― Это было не в моих руках.
Кровь внутри кипит, я сжимаю кулаки, когда кричу:
― Но ты босс! Ты держишь всю власть и ничего не сделал!
И потом все начинает сходиться. Теперь части начинают складываться. Еще сильнее скручивая руки, края пластика впиваются в нежную плоть моих запястий, разрезая кожу и выпуская кровь, которую качает мое израненное сердце.
― Ты хотел его смерти, ― прихожу я к выводу. ― Ты был напуган, не так ли? Ты знал, что он выдал имена и боялся, что это лишь вопрос времени, когда он продаст и тебя, верно?
Он наклоняет голову, признавая мою теорию правдой, и это выводит меня из себя.
― Сволочь! ― мой кричащий голос царапает горло. ― Это был ты! Это ты на него напал, ублюдок!
В ответ он лишь медленно сжимает губы, сидя как ни в чем не бывало.
Я всегда возлагала всю вину на Беннетта и, хотя я его ненавижу за то, что он был катализатором всего этого дерьма, в этом виноват именно Ричард, который имел право голоса в жизни моего отца, и он использовал его, чтобы спасти себя.
― Ты гребаный трус! ― выплевываю я, чувствуя, как мое сердце разбивается снова и снова. Мой папа рисковал жизнью, отказываясь от имен, только чтобы добраться до меня.
Кровь стекает по моим рукам вместе со слезами, моя кожа начинает разрываться, когда я сражаюсь со своими оковами. Когда меня настигает разочарование, я кричу и падаю. Мое тело содрогается, и когда я слышу хихиканье Ричарда, я с отвращением поворачиваюсь к нему.
― Это тебя заводит?
Он двигается в мою сторону.
― Видеть, как королева Чикагского общества разваливается на моих глазах? Да, ― отвечает он и опускается передо мной на колени, касаясь пальцем моего лица и проводя им по порезу на щеке, а затем вниз по шее.
Его прикосновение мерзкое, живот сводит от этого гнилого чувства, и я просто не могу это вынести.
― Скажи мне кое—что, ― начинает он. ― Когда ты узнала, что Беннетт изменял тебе, ты хотела бы знать об этом до его смерти, чтобы поквитаться с ним?
Затем достает из кармана нож и вытаскивает лезвие. Мои глаза следят за его рукой, когда он подносит лезвие к липкой ленте, которая теперь покрыта моей кровью.
― Ты хотела? ― снова задает вопрос.
― Нет. ― Мне было наплевать, что Беннетт изменяет, потому что я никогда не испытывала к нему ничего, кроме ненависти.
Внезапно, быстрыми движениями, Ричард освобождает мои руки. Затем он проводит лезвием между моих грудей. Мой топ раскрыт, разрезанный ранее. Я слышу, как кружево рвется, когда он нажимает лезвием на ткань, и я понимаю его намерения. Я знаю этот процесс слишком хорошо и закрываюсь, защищая себя.
Теперь он знает правду о своей жене и сыне. Я могла слышать его, когда он разговаривал по телефону после того, как привязал меня к трубе. Я знала, что он говорит с Жаклин. Он допрашивал ее, и я поняла, что она призналась ему. Он не повышал голос и не был зол. Все было наоборот. Он остался собранным и, глядя в его глаза прямо сейчас, я вижу в них огонь предательства, когда он разрезает мой бюстгальтер, а я готовлюсь к моему пути — возмездию.
Ричард не знает, насколько я сильна, когда дело касается секса. В конце концов, я четыре года трахалась с врагом и делала это так хорошо, что он и не подозревал о моей глубоко укоренившейся ненависти к нему. Мое тело истощено и загрязнено. Так было и будет всегда. Даже Деклан осквернил его, когда изнасиловал меня. Поэтому, когда Ричард отводить ткань, обнажая мою грудь, я ничего не чувствую.
От холодного воздуха мои соски твердеют, и когда это происходит, он улыбается и злорадствует:
― Жаждешь, а?
Чертов идиот.
Когда он встает, я замечаю его эрекцию. Он подходит к столу, меняет нож на пистолет и возвращается ко мне. У меня перехватывает дыхание, когда он приставляет дуло под мой подбородок.
― Не сопротивляйся, ― угрожает он. ― Одно неверное движение, и я всажу пулю в тебя.
Хотя теперь я знаю его истинную профессию, я все еще сомневаюсь, что он способен на убийство, но его следующие слова рассеивают все сомнения.
― Но что—то мне подсказывает, что ты не будешь умолять о пощаде, как мать твоего дружка, и это огорчает. Мне нравится слушать, как женщина умоляет.
Мои глаза расширяются от шока и неверия.
― Ты? ― спрашиваю я в ужасе.
― Иногда в жизни приходится преподавать людям уроки, и когда Кэл думал, что меня можно обмануть, я убедился в том, чтобы он понял, что я не тот человек, с которым можно так поступить.
Он прав — я запуталась в самой испорченной криптограмме, которую только можно вообразить.
― Какое отношение к этому имеет Кэл?
Он затыкает меня, проводя пистолетом по животу, и засовывает его мне в штаны, холод металла просачивается сквозь кружево моих трусиков. Его ухмылка язвительна, когда он расстегивает мои штаны, чтобы получить больше места, чтобы просунуть ствол между моих ног. Он скользит им взад и вперед по моей киске, все время улыбаясь. Но я отстранена. Мои мысли в прошлом с Декланом в тот день, когда он рассказал мне, что его мать застрелили в голову.
Боль, которую он так хорошо скрывал, всплыла в его глазах так же, как и моя, когда я потеряла своего отца, он навсегда был искалечен раной, которая никогда не заживет. Я бы сделала все, что угодно, и новость, что Ричард был тем, кто нажал на курок, который уничтожил веру Деклана в безопасность и комфорт, подпитывает мою жажду мести.
Ричард привлекает мое внимание, вытаскивая меня из моих воспоминаний, когда начинает стягивать штаны с моих ног.
― Моя жена вела себя, как сука, ― говорит он. ― Но ее здесь нет, чтобы я высвободил свой гнев, и Беннетта тоже. Все, что у меня есть — это ты.
С моими трусиками, снятыми вместе со штанами, он заставляет мои ноги широко раскрыться и прижимает дуло пистолета к моему клитору. Мое тело сжимается ужасным страхом. Я закрываю глаза, готовясь к тому, что будет дальше, он заставляет меня ждать, и я задыхаюсь, когда он вставляет заряженный пистолет внутрь моей киски. Зажмурившись, я сжимаю губы и отстраняюсь, пока он трахает меня своим пистолетом.
Я прячу свои эмоции и скрываюсь, отдавая ему свое тело, которое оказалось ничем иным, как куском мусора. Он скользит пистолетом, вставляя его и вытаскивая из меня, пока я впиваюсь пальцами в бетон. Ричард издает приятный стон, начиная ласкать мою грудь одной рукой. Я проглатываю тошноту, которая обжигает горло. В моей голове громкий звон и когда я больше не могу уходить от реальности, я прошу Пика прийти, но он этого не делает.
Мой щит дает трещину, кусок за куском начиная разваливаться, и с закрытыми глазами я вижу Карла. Теперь не пистолет Ричарда насилует меня, а грязный член Карла. Мое тело дергается, когда онемение проходит, и вскоре я чувствую все, что со мной делают. Когда мои бедра дергаются, я распахиваю глаза, чтобы увидеть дьявола надо мной, и я теряю его. Изо всех сил я хватаю его за запястье и откидываю бедра назад, прижимая пистолет ко лбу, сумасшедше крича.
― Нажми на гребаный курок!
Он с горечью смотрит на меня, и я, крепко сжимая в кулаках ствол пистолета, кричу, сильнее прижимая его к голове:
― Сделай это, кусок дерьма! Нажми на курок!
Он выдергивает пистолет из моих рук и рычит.
― Что, черт возьми, не так с тобой?
― Чего ты ждешь? Деклан не придет, он бы уже позвонил. Так зачем ждать? ― спрашиваю его я. ― Просто покончи с этим. Застрели меня.
― Вот так? ― задает он вопрос, запихивая пистолет мне в рот.
Я сижу неподвижно, пробуя смесь моей киски и металла. Мои губы обвиваются вокруг моего спасителя. Я киваю головой и молюсь на выстрел, который положит конец моим страданиям раз и навсегда. Но вместо этого он использует его, чтобы еще больше унизить меня. Сжав мои волосы в кулак, он заставляет меня опустить голову на пистолет.
― Соси его, ― требует он, покачивая меня вверх и вниз.
Я давлюсь, слезы текут из моих глаз, когда он заставляет меня заглотить его. Затем он отталкивает меня и встает.
― Надень штаны и закрой свой гребаный рот.
Когда слюна капает с моего подбородка, я вытираю глаза и раздается звонок.
Вызов завершен.
― Это, должно быть, одноразовый телефон, ― говорит мне Лаклан, и вполне логично, что она пользовалась одноразовым телефоном, учитывая историю с её покойным мужем и всю эту ложь. ― Может быть, полиция сможет обойти блоки. Я имею в виду, что звонки проходят через вышку сотовой связи и возможно они могут отследить этот звонок.
― Никаких полицейских, ― приказываю я. ― Звонок прерывался, поэтому они должны быть в каком—то уединенном месте. Я почти дома, а ты далеко?
― Полчаса.
Я вешаю трубку и, подъехав к дому, не спеша поднимаюсь по дороге и оглядываюсь по сторонам. Мой черный родстер припаркован перед фонтаном, и когда я выхожу из своего внедорожника и подхожу к двери, чтобы проверить ее, я вижу, что она все еще открыта. В автомобиле пусто, только чемодан, который я обнаружил, когда открывал багажник.
Оказавшись внутри, я сразу направляюсь в библиотеку, чтобы увидеть мебель, слегка потрепанную от ссоры, которую я наблюдал по камерам. Я смотрю вокруг, живот скручивает, сердце вздрагивает, а в голове роятся вопросы. Положив чемодан на диван, я начинаю копаться в нем и понимаю, что она вернулась в «Водяную Лилию», чтобы забрать оставшиеся вещи.