Закрываюсь в своей комнате. Мама садится, осматривая меня.

- Ты рано.

Я заставляю себя улыбнуться.

- Да, было весело, – говорю, снимая серьги и подвеску.

Переодевшись, надев пижамные шорты и подходящую футболку, ложусь рядом с мамой.

Не могу уснуть.

Просто пялюсь в темный потолок. Злость ускоряет сердце, обжигает вены и туманит разум. Мне нужно отпустить это, чтобы заснуть, но мозг не идет на уступки.

Как он мог так опозорить меня прямо перед всеми?

Неужели у него нет никакого чувства такта? Уважения?

Слышу звук разбитого стекла и вскакиваю, бросаю взгляд на маму, она продолжает крепко спать. Выбегаю из комнаты и у самой гостиной слышу взволнованный голос Ареса и останавливаюсь, скрываясь в коридоре.

- Аполо, тебе надо успокоиться.

У Аполо взбешенный голос.

- Я говорю правду, посмотри на Клаудию, – хватаюсь за грудь, прислоняясь спиной к стене, чтобы слушать, – не секрет, что она всегда мне нравилась, но, хотя она и не признает это никогда, она неравнодушна к придурку брату, который относится к ней как к дерьму, – саркастично смеется. – А теперь Даниэла. Чего я не делал, чтобы завевать ее сердце? И что? Он меня отвергла. Признай это, мне надо было быть как вы двое. Понятия не имею с чего я, черт возьми, решил, что лучше будет быть другим.

- Замолчи. Не неси больше это дерьмо. – Арес звучит решительно. – Ты не понимаешь, насколько тебе повезло, что ты не как мы. Я столько раз мечтал быть как ты, уметь добиваться девушку, которую люблю, при этом, не заставляя ее так страдать, не испытывать столько страхов, не бороться с самим собой, чтобы суметь показать ей хоть малую долю того, что я чувствую.

- Но я всегда остаюсь пострадавшим.

- Это риск, на который мы все идем ради любви.

- Отпусти меня, не хочу плакать перед тобой. Знаю, что ты думаешь о тех, кто рыдает из-за девчонок.

- Теперь я другой человек, Аполо. Если ты хочешь поплакать из-за разбитого сердца, вперед. Мужчины тоже плачут.

Голос у Аполо такой разбитый, что у меня в груди все сжимается.

- Я ей сердце свое открыл. Знаю, что опыта у меня немного, но я ей все про себя рассказал, и все равно этого было недостаточно.

Слушаю, как Аполо откровенно рыдает, и мое сердце разрывается на тысячу кусочков. Не могу поверить, что Даниэла отвергла его. Она казалась без ума от него, не понимаю.

Слышу шаги, Арес повел его спать.

Возвращаюсь в свою комнату. Знаю, что не смогу уснуть, пока не сделаю что-то с этим. Когда у меня был секс в последний раз? Задумываюсь. Прошли месяцы. С тех пор, как Артемис вернулся в дом, моя сексуальная жизни приостановилась. Почему? Не то, чтобы он заслужил какой-либо верности. То, что было с ним и Аполо – это всего лишь пальцы и поцелуи. Никакого полноценного изнурительного секса, от которого ты вымотана и наполнена гормонами счастья после хорошего оргазма.

Да, я люблю секс и не стесняюсь этого.

Неуемная, я беру свой телефон и просматриваю бесчисленные сообщения от Даниэля. Возможно, это ошибка связываться с ним, но должна признать, что он был лучшим из тех, что у меня были. И, будучи футболистом, у него впечатляющая выдержка.

Я отправляю ему сообщение с простым Привет.

Его ответ почти мгновенный.

Привет.

Я: Что делаешь?

Он: Только что привел свою пьяную сестру домой, теперь иду в бар с друзьями, а что?

Я: Хотела увидеться.

Он: Правда? Не стану отрицать, что это неожиданно.

Я: Мне нравится тебя удивлять.

Он: А, да? Хочешь, чтобы я приехал?

Я: Если ты хочешь.

Он: С тобой я всегда хочу.

Я: Хорошо, договорились.

Он: Буду через двадцать минут, детка.

Я: Отлично.

Быстро принимаю душ и снова надеваю свое фиолетовое платье и сексуальное белье под низ. Каждый раз, когда Артемис врывается мне в голову, я выкидываю его оттуда, представляя, как он трахает свою невесту, так что мне незачем лишать себя удовольствия ночи хорошего секса.

Выхожу из комнаты, собранная и одетая, чтобы попить воды перед выходом. Пугаюсь до смерти, когда вижу Артемиса, сидящего за кухонным столом, как призрак во тьме.

- Черт, – говорю, хватаясь за грудь.

Не хочу с ним связываться, поэтому разворачиваюсь и выхожу в гостиную. Слышу его шаги сзади.

Оставь меня в покое, Артемис, а то я ударю тебя так, что искры из глаз полетят.

- Клаудия, подожди, – он берет меня за руку, я рывком освобождаюсь, становясь к нему лицом.

- Я не хочу с тобой разговаривать.

- Прости, правда, я кретин, не знаю, что на меня нашло, я…

- Прекрати, – поднимаю руку. – Не хочу говорить с тобой, Артемис, прибереги свои извинения.

- Пожалуйста, прости меня, я потерял контроль, не знаю, что со мной.

- Что мне сделать, чтобы ты меня оставил в покое? – Спрашиваю, не скрывая гнева в своем голосе. – Оставь меня в покое.

- Прости, – бормочет с опущенной головой, и если бы не моя злость, я бы приняла его извинения.

- Как угодно. Иди спать, – я разворачиваюсь.

- Куда ты собралась в такое время?

Я игнорирую его и направляюсь к двери, он преграждает мне путь, заставляя отшагнуть назад.

- Дай пройти, Артемис.

- Куда ты идешь?

Телефон начинает звонить у меня в руке, и он пристально смотрит, пока я отвечаю:

- Привет.

- Я снаружи.

- Уже выхожу, дай мне минутку.

Кладу трубку, и Артемис наклоняет голову.

- Кто это был?

Не знаю, как еще дать ему понять, что это не его дело, чтобы он оставил меня в покое, что он только лишь усложняет мне жизнь своей нерешительностью.

Так что с высокоподнятой головой я говорю:

- Мой молодой человек.

Боль в его выражении – не то, чего я ожидала.

- Врешь.

Пожимаю плечами.

- Хочешь верь, хочешь нет, мне все равно.

Он хватает меня обеими руками.

- Посмотри мне в глаза, Клаудия. Ты никогда не лгала мне, не начинай и теперь, пожалуйста.

- Я не вру, – говорю холодно.

Как он смеет просить меня об искренности, после всего, через что он заставил меня пройти?

Его руки спадают с меня, и он выглядит поверженным.

- У тебя был твой шанс, Артемис, и ты им не воспользовался, – заявляю. – Даже сегодня, ты не в силах бороться за эти чувства, о которых говоришь. Я не намерена ждать тебя всю жизнь. Спокойной ночи.

Я прощаюсь и выхожу из дома, направляясь к машине Даниэля. Сердце болит, но я должна перевернуть страницу. Нет смысла останавливать свою жизнь ради кого-то, кто даже за свою побороться не может.