Глава 15.

Из ступора девушку вывела лошадь, которая начала шелестеть травой. Кэйтлин дернулась и посмотрела на животное, спокойно жующее сено. Ей бы ее спокойствие! Девушка медленно выглянула из конюшни и, увидев мужа, который шел по направлению к океану, тихо прошмыгнула в дом. Она быстро поднялась по лестнице на второй этаж, подошла к своей спальне и остановилась. Сейчас Кэйтлин несколько не хотела оставаться с Бартоном наедине. Девушка вернулась к спальне Милли и Дэрин и тихо вошла. Милли размеренно дышала в глубоком сне, и Кэйтлин, не боясь её разбудить, присела на кровать, сняла обувь.

– Плохая идея, – услышала она тихий голос Дэрин и чуть не подпрыгнула от испуга.

– Ты не спишь?

– Я вижу, ты тоже?

– Я переночую сегодня у вас, ладно?

– Не ладно. Это плохая идея прятаться от мужа.

– Я не прячусь.

– Конечно, –  с сарказмом сказала Дэрин и добавила: – если он не найдет тебя в вашей спальне, то уж точно не станет искать здесь, а сразу предположит худшее, что ты сбежала после ссоры.

– Мы не ссорились.

– Да-да. Именно поэтому ты решила укрыться в нашей спальне, спрятавшись за спину ребенка.

Кэйтлин нахмурилась:

– И что мне делать?

– Помириться с ним. Иди в вашу спальню, дождись его и помирись. Это лучше, чем прятаться здесь.

– Помириться сложно, – призналась Кэйтлин.

– Жизнь вообще очень сложная. Не прятаться же всю жизнь?

Дэрин не знала, что попала в самую точку, и Кэйтлин опустила голову, признавая её правоту. Но потом спросила:

– Может, я заберу Милли в нашу спальню?

– Еще чего, таскать ребенка  туда-сюда. Что, так сильно его допекла?

– Он испугал меня, – честно призналась Кэйтлин. – Боюсь оставаться с ним наедине.

– Он не тронет тебя, – сказала Дэрин, а потом тихо добавила: – то, что говорят в деревне – неправда, он не трогал Улу.

– Тогда что…

– Захочет, сам расскажет, – оборвала вопрос Дэрин. – А сейчас иди в свою спальню. Одна.

Кэйтлин ничего не осталось, как подчиниться.

Она медленно дошла до спальни, умылась и надела ночную рубаху, забралась в кровать и укрылась одеялом. До рассвета уже осталось совсем немного, а при свете дня все не так страшно, подумала девушка и попыталась успокоиться.

Но сон не шёл, как и рассвет, а вот муж вскоре появился. Бартон тихо вошел и прикрыл за собой дверь. Кэйтлин постаралась успокоиться и дышать ровно, притворяясь спящей. Муж неспешно разделся и лег, забираясь к ней под одеяло. Паника накатила на девушку, когда его прохладная рука случайно задела её бедро.

– Твой страх меня оскорбляет, – сказал Бартон, ложась на спину.

Кэйтлин не успела прикусить язык:

– Ты сказал, что убьешь меня, разве страх не оправдан?

Бартон молчал пару секунд, а потом заметил:

– А ты что, уже беременна?

Кэйтлин еще больше испугалась от его вопроса. Она ведь и правда уже могла забеременеть! Но это никак не повлияет на её завтрашний побег!

– Нет.

– Тогда чего бояться, спи.

Девушка закрыла глаза, но сон не приходил, и муж тоже не спал, она не слышала его ровного дыхания. Кэйтлин боялась шелохнуться, спровоцировать его на разговор или действия, и даже ее сердцебиение казалось ей уж очень громким.

Бартон пошевелился, устраиваясь удобнее, девушка замерла, а муж раздраженно сказал:

– Хватит, Кэйтлин. Я не имею намерения придушить тебя во сне. Успокойся и засыпай, день был долгим.

Она промолчала, а муж добавил:

– Если ты сейчас не хочешь спать, я найду, чем тебя занять.

– Угрожаешь близостью? – не сдержалась она.

Бартон напрягся:

– Чего ты добиваешься, Кэйтлин? Хочешь разозлить меня еще больше, чем я уже зол?

– В первый день ты сказал, что не накажешь за правду. Я честно призналась, а ты сказал, что за это убьешь.

– Не переиначивай, не за это!.. И я уважаю твою честность.

Если бы он знал всю правду, то не говорил бы так, подумала девушка и горько вздохнула.

– Спи.

– Сам спи! – не сдержалась Кэйтлин, и расплата не заставила себя долго ждать.

Муж резко перевернул её на спину и навис сверху, придавливая к кровати:

– Не дерзи мне. Не то время и не то место, – прорычал он с тихим гневом. 

Но сейчас она не боялась его, в его голосе и лице не было той ярости, что была в конюшне. И Кэйтлин наконец отпустил страх:

– А то что?

Бартон, кажется, не сразу поверил, что она спросила это, а когда понял, что ему не послышалось, с яростью набросился на губы жены. Холодная вода океана не потушила его страсть, лишь чуть приглушила, и сейчас она разгорелась с новой силой.  Мужчина обрушил её на девушку в своих поцелуях, прикосновениях и ласках, и Кэйтлин мгновенно загорелась, поджигаясь от мужа. Его страсть была сильной и нескончаемой, Кэйтлин потеряла счет времени, ориентацию в пространстве и саму себя. Не осталось ничего, кроме этого мужчины и того наслаждения, что он дарил ей. Их любовь была дикой и быстрой, и вскоре девушка уже подстраивалась под ритмичные толчки мужа, с жадной радостью принимая их. Экстаз накрыл их одновременно, и они вместе начали задыхаться в его волнах.

Бартон перетянул жену на себя, удобно уложил на свое тело и принялся нежно ласкать её спину и ягодицы. Кэйтлин тонула в его нежности, не желая возвращаться в реальность, и поэтому сон стал для неё желанным убежищем. Последнее, что она услышала, перед тем как укрыться в царстве Морфея, было тихое обещание мужа:

– Ты передумаешь, моя девочка, я все для этого сделаю. Передумаешь, вот увидишь. И у нас будет большая счастливая семья.

Кэйтлин подумала, что была бы рада, если бы муж выполнил свое обещание.

В день перед полнолунием у оборотней всегда было много дел. Они приводили в порядок свою деревню, свои дома, свои тела и души. Если были какие-то незаконченные дела, оборотни должны были их закончить: отдать долги, починить текущую крышу, зашить порванную рубаху, попросить прощения. Ведь после полнолуния всякий раз начинается новая жизнь, с чистого листа. Утром все работали на благо деревни, после обеда в своих домах, а к вечеру обязательной была баня, и час времени  каждый проводил наедине с собой. После заката люди надевали чистую простую одежду и шли в лес, на поляну, где собиралась вся стая. Альфа говорил торжественную речь о жизни и смерти, перерождении и освобождении и желал всем доброй Полной луны. Оборотни расходились по территории стаи и ждали полуночи, с наступлением которой смогут обернуться в волков и провести до рассвета время на четырех лапах.

Кэйтлин ругала себя, что сама не придумала план с лодкой в свой первый побег. Ведь в полнолуние все обернутся и это будет отличный шанс скрыться в океане. Она боялась только одного, что не сможет контролировать свое обратное обращение. Девушка никогда не пробовала обратное обращение в полнолуние. Другим оборотням это было не под силу, с приходом полной луны они становились волками, и ничто не могло помешать этому. Даже младенцы обращались в волчат, поэтому их закрывали в специальном доме, чтобы они не потерялись в лесу. Кэйтлин тоже обращалась вместе со всеми, даже когда узнала что она необычный оборотень. При полной луне она становилась волком, как и все, не теряя при этом своего человеческого сознания – девушка все контролировала и все помнила, как все оборотни. Но считалось, что ликантрол может не подчиняться луне, и не обращаться в полнолуние. Но Кэйтлин никогда не проверяла эту теорию, хотя её тетка убеждала, что так оно и есть, ведь на этой теории строился весь их план: очень трудно управлять лодкой волчьими лапами.

Но на сомнения больше не осталось времени, она либо обернется снова в человека и уплывет, либо нет, и тогда все приготовления напрасны. Девушка верила в лучшее.

Оставался только последний пункт их плана, надо было остаться в деревне в эту ночь, ведь если она пойдет в лес, Бартон не спустит с неё глаз, желая бегать вместе с ней. Девушка должна повредить себе руку или ногу, чтобы иметь основания остаться или притвориться больной, но не переусердствовать, чтобы сердобольная Дэрин не захотела остаться с ней и присматривать. И долго думая, они решили с теткой, что небольшая травма руки будет самой лучшей идеей. Оставалось только все провернуть.

К вечеру Бартон растопил баню, чтобы все домочадцы имели возможность помыться перед важной ночью. Сначала, пока жар был еще не большим, в баню пошли Дэрин и Милли, а когда печь растопилась до предела, настала очередь Бартона и Кэйтлин. Девушка помогла мужу как следует вымыться и отправила погреться в парилке, пока мылась сама. И когда закончила, наконец решилась на то, что оттягивала весь вечер. Кэйтлин зачерпнула ковшом кипяток, что грелся в бочке над печкой, и долго не задумываясь, быстро опрокинула его себе на левую руку. Страшная боль пронзила запястье, но девушка сжала зубы и не издала ни звука, она только выронила из рук чугунный ковш, и он с грохотом упал на пол. Кэйтлин быстро подбежала к чану с холодной водой и опустила туда руку, боль стала еще сильнее, и на глаза навернулись слезы. Так ей и надо за её ложь!

Дверь открылась, и из парилки показался Бартон, он услышал шум:

– Все хорошо?

– Обожглась, – только и сказала жена и зажмурила глаза, боль в руке никак не проходила.

Мужчина быстро подошел к ней и тревожно посмотрел на руку, она все еще находилась в чане с холодной водой:

– О печку?

– Нет. Кипятком обварилась.

– Покажи.

– Ничего, сейчас пройдет.

Но муж не стал слушать и аккуратно достал её руку из воды. Запястье и часть предплечья уже покраснели и стали покрываться волдырями. Бартон обеспокоенно посмотрел на девушку:

– Сильно. Как ты так?

– Случайно, не удержала ковш.

– Идем в дом, нужно обработать кожу.

– Ничего, подержу в холодной воде и пройдет, –- отмахнулась девушка и снова опустила руку в чан, боль опять накрыла сильным спазмом.

Бартон нахмурился, быстро надел штаны, а потом завернул Кэйтлин в кусок льняной ткани. Он опять достал раненое запястье из воды и аккуратно поднял жену на руки.