15

Дэйн

В доме Коула творился хаос, сопровождаемый грохотанием телевизора, по которому показывали футбольный матч. Я уже праздновал с этой семьей День Благодарения. Тогда мы учились в школе, мои родители вдруг решили, что нужно ехать в Европу, но я отказался, потому что не хотел пропускать школьные занятия. В итоге не пожалел, что остался. Мне больше импонировала уютная атмосфера Дня Благодарения в доме Коула, чем безликий гостиничный номер, экскурсии на винные заводы или в музеи.

По кухне, гостиной и заднему дворику носились кузены Коула, в то время как его мать, дядя и бабуля Меркл занимались приготовлением пищи.

— Счастливого Дня Благодарения. Я так рада, что ты пришел. — Элизабет заключила меня в объятия, и мне пришлось поставить на стол захваченную с собой бутылку вина, чтобы ответить на них.

— А Коул где? Отлынивает? — ухмыльнулся я, когда она меня отпустила.

Бабуля Меркл нахмурилась.

— Ага, он...

— Он здесь, но считай, что его тут нет. Бедняжку атакуют дети, которые понятия не имеют о личных границах и чувствительности некоторых частей тела.

Я обернулся как раз в тот момент, когда Коул ускользнул от попытки защекотать его, затем подхватил воинственно настроенную девочку и закинул ее себе на плечо.

— Кажется, вы кое-что забыли. Вам не нужна еще одна индейка к праздничному столу, ма? Только эта хихикает, а не кудахчет.

— Еще одна индейка никогда не будет лишней. Жирненькая?

Девчушка взвизгнула и расхохоталась, когда Коул опустил ее на пол и придирчиво осмотрел.

— Думаю, ей нужно еще подрасти. Марни, дочь моей кузины Сары, — пояснил Коул, как только девочка убежала. — Даже не пытайся запоминать. Их слишком много.

Он подошел, и я притянул его к себе и поцеловал в щеку.

— Привет.

Коул промурлыкал приветствие мне на ухо, а я позволил своей руке опуститься ниже, к его пояснице, чувствуя под пальцами мягкий кашемир свитера, который он стащил из моего шкафа в свой последний визит.

— Тебе идет темно-синий, — слегка оттянув ткань на спине Коула, я решил, что не стану требовать свитер обратно.

Я лопатками чувствовал, как меня буквально прожигают взгляды Элизабет и Меркл, но обернувшись, увидел их улыбки.

— Ма, ты меня пугаешь. — Коул высвободился из моей хватки, легко проведя ладонью по моему бедру. — И ты, Меркл, тоже.

— Ну да, просто... — Элизабет махнула рукой. — Неважно. Хотите сока, мальчики? Она похлопала по открытой бутылке красного вина и подмигнула. — А потом я выгоню вас из кухни, чтобы заняться ужином.

Я взял предложенные мне бокалы и один передал Коулу. Он кивнул в сторону двери.

— Кажется, Аарон и Шей вернулись. И судя по звукам, их порвали на клочки.

Из гостиной действительно доносился шум. Вскоре показались и сами молодожены с лицами, раскрасневшимися от холода. Или, может быть, от усилий, которые им пришлось прилагать, чтобы продраться сквозь толпу малолетних хулиганов. Аарон протянул Элизабет бумажный пакет из супермаркета.

— Мы были в трех магазинах и в итоге смогли найти, кажется, последние на этой планете две банки клюквенного соуса. Теперь не говори, что я ничего не делаю для этой семьи.

— Уже жалеешь, что согласился приехать? — спросила Шей, когда нас снова окружили дети. Но на этот раз у них было надувное оружие. Что-то вроде бейсбольных бит, которыми они колотили по всему, до чего могли дотянуться, включая мою пятую точку. Шей взвизгнула, когда ее ударили по заднице.

Элизабет всплеснула руками.

— Так! Всех, кто не занимается готовкой, прошу на выход.

Аарон, Шей, Коул и я отправились в гостиную, а затем спустились в подвал, где отыскали старую игровую приставку и рубились в видеоигры, пока нас не позвали к столу.

Ужин оказался весьма шумным мероприятием, все за столом болтали, шутили, подтрунивали друг над другом. Еды было столько, что хватило бы на всех соседей. Внезапно на меня накатила волна удовлетворения такой силы, что стало трудно сохранять спокойствие. Мне очень повезло, что тепло, которого мне не хватало в собственном доме, я всегда мог получить в семьях моих друзей. Коул потянулся ко мне и под столом вложил свою руку в мою ладонь, и я вдруг остро ощутил этот момент — у меня внутри все сжалось и глаза защипало от мысли, что вскоре ему, вероятно, придется уехать. Что я больше не увижу его по выходным, нас будут разделять сотни миль, а не три часа езды на машине.

Я переплел свои пальцы с его и прижал к себе наши сцепленные руки.

— Я рад, что ты смог прийти, — сказал тихо Коул, пока вокруг гремели тарелки.

— Неужели ты думал, что я пропущу подобное веселье?

— Дело не в этом. Просто... не ожидал, как здорово будет видеть тебя здесь.

— Снова.

— Да, снова. — Он сжал мою руку.

После ужина мы помогли убрать со стола и помыть посуду, а затем Коул повел меня по коридору в свою старую спальню. Она по-прежнему прекрасно пахла. Так же, как ее хозяин. Я помнил, что раньше стены были увешаны постерами, а зеркало беспорядочно залеплено фотографиями, но теперь их сменили дипломы и аккуратно расставленные снимки в рамках.

— У нас сегодня почти не было времени побыть наедине. — Коул потянул меня вглубь комнаты.

— Это все День Благодарения. Да и места не так уж много. К тому же у тебя полно двоюродных братьев и сестер. На Рождество творится то же самое? Или с большим размахом?

Я прервал его смех, притянув к себе и поцеловав. Коул захлопнул дверь, а потом обхватил мою шею руками и ответил на поцелуй.

Мы долго не могли оторваться друг от друга, в том числе и из-за острого ощущения, что наша уютная история, которую мы даже еще не обозначали как серьезные отношения, близится к неизбежному концу. Когда наконец мы разомкнули губы, мое внимание привлекли фотографии в рамке для коллажа.

— Колледж? — спросил я. Коул повернулся и кивнул.

— Второй год обучения. Это сразу после моего каминг-аута. Родители приезжали. Думаю, хотели убедиться, что у меня все в порядке.

Я подошел ближе, вглядываясь в его лицо на фотографии. Оно было свежим и довольным, с очаровательной кривоватой усмешкой.

— А все было в порядке?

— Ага. Я тогда понятия не имел, какое облегчение испытаю, произнеся это вслух. Долгое время я сомневался, но нужно было выбрать. Или хранить эту тайну до конца, или гордо заявить о ней всей семье. И тем, кто готов выслушать. — Коул задумчиво отвел взгляд. — Но я сказал только родителям, соседу по комнате, еще одному хорошему другу и... — Он пожал плечами. — Наверное, большего мне и не надо было.

— Здорово, что опыт оказался позитивным. — И я был серьезен. У меня становилось тепло на душе от мысли, что родные Коула приняли все.

Уголки его губ опустились, он нахмурился.

— Мне все еще стыдно за то, как я отреагировал на твое признание. Знаю, — он поднял руку, чтобы остановить меня, — ты сказал, что не винишь меня, но я все равно чувствую себя виноватым. И всегда буду жалеть об этом.

Под сольным фото Коула был наш совместный снимок, где я обнимал его за плечи. Как и сейчас, тогда я был на дюйм выше. Элизабет сфотографировала нас сразу после футбольного матча. На щеке у Коула красовался школьный талисман. На мне — футбольная форма. На снимке запечатлен момент, когда я, отвернувшись от камеры, что-то сказал Коулу, а он расхохотался. Я отлично помнил ту минуту. Событие не было чем-то знаменательным, но я смотрел на фото и чувствовал, что сердце колотится в груди, как и тогда.

— Мне надо тебе кое-что сказать. — Я точно знал, что если не сделаю этого сейчас, то буду сожалеть об упущенной возможности, как много лет назад.

Коул слегка побледнел, но потом, тяжело сглотнув, кивнул.

— Конечно. Говори.

— В тот день, когда я признался, что гей, мне хотелось сказать совсем другое. В смысле, конечно, я гей, но в первую очередь, я признался, потому что был влюблен в тебя.

У Коула отвисла челюсть.

— Правда?

— Безнадежно. — Я почувствовал сухость в горле и облизал губы, которые тоже внезапно пересохли. — И люблю до сих пор.