— Та-а-ак, — нараспев произносит она с дьявольским огоньком в глазах, влезая на старую крашеную бочку. — Кто хочет пойти осмотреть здесь все?

Боже, я ее люблю.

Все достали фонарики и телефоны, и Эдриан с Дэшем пошли во главе. Наталия поспешила следом. Ашер остался неподвижно стоять на прежнем месте, в то время как остальные поспешили на разведку. Наши глаза встретились, и в его взгляде я попыталась найти хотя бы малейший намек на мальчика, с которым я выросла, но все оказалось тщетно. Ничего, кроме раздражения и даже отвращения. Я обхватила себя руками, внезапно ощутив холод и уязвимость под его ледяным взглядом, даже несмотря на удушающую жару в помещении.

Повернувшись к нему спиной, я поспешила за нашей группой, на ходу выуживая мобильник из заднего кармана, чтобы включить фонарик. Осталось пять процентов зарядки. Вот дерьмо. Я сунула телефон обратно в джинсы. Не имея собственного фонарика, придется присоседиться к кому-то, у кого он есть.

Это место действительно жуткое. Граффити покрывают каждую поверхность, все вокруг в руинах. Мы проходим мимо комнаты, которая когда-то была ванной, а теперь же полна битого фарфора и обломков стен, и входим в следующее огромное помещение.

— Смотри, — я забираю у Нат телефон и освещаю левую стену. — Картофельный пирог, Солсберский стейк, бургеры, капустный салат… Должно быть мы на старой кухне.

Мы стояли на месте бывших продуктовых рядов, каждый из которых имел свою вывеску. Меня удивило, что в этом разрушенном месте хорошо сохранились такие вещи как меню или даже элементы освещения.

— Народ, сюда, — откуда-то издалека позвал Дэш. Я последовала за голосом, и обнаружила брата стоящим на трибуне с видом на старый и грязный трек. Чем ближе я приближалась, тем отчетливее слышался хруст под ногами, и я посмотрела вниз, чтобы выяснить причину.

— Мне кажется или это…

— Птичье дерьмо.

Я поворачиваю голову в сторону голоса Ашера. Он более низкий, чем я его помню, и пробирает меня до костей. Я без понятия плакать мне или смеяться от того факта, что я скучала по этому голосу на протяжении трех лет, и что первыми словами парня оказались птичье дерьмо. Я качаю головой и пробираюсь через горы сухого птичьего помета на открытый воздух. Безуспешно пытаюсь разглядеть старые конюшни через разбитые окна.

— Мне интересно, что же они сделали с окнами, — громко говорю я. Они огромны, от потолка до пола, но все оконные рамы пусты.

— Разбили как в том фильме Чарли Шина, — отвечает брат. — Я на Ютубе видел.

— Ага, и в процессе убили тысячи голубей. Жесть как разозлили зоозащитников, — добавляет Ашер. Я хмурюсь, пытаясь понять интонацию его слов. Ему не интересно, и он уж точно не огорчен озвученным фактом. Просто… холодное безразличие.

— Это отвратительно, — говорит Натали, сморщив нос и на цыпочках приближаясь к нам, будто это поможет избежать ей фекальной полосы препятствий.

— Мда, грустно это, — вставляю я.

— Почему? Потому что ты не смогла устроить птичкам достойные похороны? — язвит Ашер.

Когда мне было одиннадцать, я нашла мертвого голубя на заднем дворе. Ярко-красная струйка крови, вытекающая из его глаза, резко контрастировала со светло-серым оперением. Мы возвращались домой с соревнований Дэша и Ашера по плаванию, я всю дорогу плакала и умоляла маму позволить мне похоронить птицу. Она кричала о том, что это опасно и заразно, и чтобы я держалась от птицы подальше, и даже позвала отца, чтобы тот избавился от тельца. Когда папа приехал домой, он сказал, что голубь исчез. Позже этим вечером, когда Ашер вновь пробрался в окно моего брата, он прошептал мне на ухо, чтобы я не беспокоилась. Он похоронил птицу под кустом на заднем дворе. На следующий день я увидела маленький холмик, но ему все-таки чего-то недоставало. Пустой и печальный кусочек земли. Каждый заслуживает быть красиво похороненным. И я сказала это Ашеру. Даже дурацкий голубь. Парень рассмеялся, как и всякий раз, когда считал меня слишком сердобольной, и принес большой фиолетовый суккулент, известный как «Пустынная роза». Цвета были просто невероятными. Сердцевина была насыщенного фиолетового цвета и градиентом светлела к краям. Суккуленты, конечно, не являлись цветами для похорон, но растения так мне понравились.

— Так лучше? — сказал парень и присел, чтобы вкопать цветок в землю. Очень осторожно и бережно.

Я помню, каким удивлением для меня было наблюдать за этим грубым и неотесанным мальчиком, с такой заботой сажающего цветок на могилку летающей крысы. Поправка: мертвой летающей крысы. Это было одной из первых причин, по которой я влюбилась в него. Я знала, что это была лишь птица, но образы ее тельца и кровоточащего глаза никак не выходили из моей головы, заставляя плакать всю ночь напролет. И Ашер… Он знал, что это беспокоило меня. Он выслушивал. И он помог мне. К сожалению, прежний Ашер сегодня не здесь.

Взгляд Дэшиелла метался между мной и Эшем, и он откровенно не понимал, как между нами двумя уже успело возникнуть ощутимое напряжение. Я опустила голову, побоявшись, что мой взгляд выдаст нас. Ашер усмехнулся и прошел мимо. Дэш бросил взгляд на Нат, но та лишь подняла руки в непонимающем жесте и последовала за толпой.

— У него были серьезные неприятности, Брай.

— Окей, — я пожимаю плечами, выражая полное безразличие.

— И он еще побудет здесь.

— Как скажешь. Когда он успел вернуться? — я не смогла удержаться от вопроса.

— Пару недель назад? — предполагает брат, пропуская пальцы через свои золотистые волосы.

— Оу.

Не знаю, почему это ощущается как пинок под дых, но так и есть. Он был здесь уже несколько недель — недель — и даже не пришел увидеться. Ни разу.

— Так что вы, парни, все же тут забыли? — спрашиваю я. Понятно, что они явно не собирались оттянуться со школьниками.

— Если честно, я даже не знаю. Ашер попросил встретиться с ним здесь, но тут появились твои друзья.

У него были планы с Эшем, и он даже не потрудился рассказать мне.

— В конце концов, я бы сказал тебе… — пытается оправдаться он, выглядя напряженным, и я понимаю, что это еще не все.

— Но?

— Но он попросил не рассказывать тебе.

Окей. Это больно. Это задевает меня сильнее, чем следовало бы. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и ненавижу себя за то, что я до сих пор уязвима. Я пролила достаточно слез по Ашеру Келли за прошедшие годы. И я клянусь себе, прямо здесь и сейчас, что сейчас плачу в последний раз.

— Эй, я знаю, что вы, ребята, тоже были близки. Он был тебе как брат.

Я морщусь от его выбора слов. Я чувствовала многое по отношению к Ашеру, и это точно не было сестринской любовью.

— Я просто не понимаю, почему он не хотел, чтобы я узнала. — Ночь, когда он уехал, была идеальной… Пока все не изменилось. Как будто щелкнул выключатель, и я понятия не имею, кто его нажал.

— Не думаю, что он хотел, чтобы вообще кто-то узнал о его возвращении, — Дэш пожимает плечами. — Он ничего особо мне не рассказывал, но точно знаю, что последние три года для него веселыми не были.

Моя грудь заныла от одной мысли о том, что с Ашером могло случиться что-то плохое. В его жизни и без того хватало проблем. На протяжении многих лет, когда жизнь играла с ним злую шутку — будь то простое недоразумение или дерьмовое стечение обстоятельств — он никогда не жаловался. Ни разу. Он молча принимал все удары судьбы. Скорее даже не принимал, а ждал их. Он считал, что заслуживает этого. И это разбило мое сердце.

— Эй, давай вернемся к остальным.

Я киваю, так как абсолютно не доверяю своему голосу, полному боли, и мы возвращаемся к друзьям. Нат берет меня за запястье и молча сжимает его. Все отправляются на дальнейшее исследование здания. Когда мы подходим к заброшенному эскалатору, я резко останавливаюсь и гляжу на него. Это самая устрашающая и завораживающая вещь, которую я когда-либо видела. Не заметив того, что я остановилась, все продолжили двигаться дальше. Что-то в этом эскалаторе заставило меня буквально застыть на месте.

Я достала телефон. Осталось четыре процента зарядки. Если мне повезет, то я успею сделать одну-две фотографии, прежде чем он отрубится. Я немного отхожу, глядя на недостающие ступени и сломанные поручни с металлическими выступами, похожими на скрученные ленты. Я слегка наклоняюсь над выступом, чтобы поймать лучший ракурс и делаю фото. Я смотрю на картинку, но она слишком темная, чтобы что-то разглядеть. Наклонившись еще сильнее, я надеюсь, что зарядки хватит для использования вспышки, и щелкаю снова.

— Не упади.

Я дергаюсь, когда слышу холодный дразнящий голос прямо над ухом, и непроизвольно шагаю вперед. Но вместо того, чтобы позволить мне упасть и насмерть разбиться, меня хватают за футболку и тянут назад. Я спотыкаюсь, прежде чем встать ровно, и пытаюсь успокоить свое колотящееся сердце. Моя грудь вздымается, и глаза Ашера в течение доли секунды следят за этим движением, прежде чем маска полного безразличия снова опускается на его лицо. Его карие-зеленые глаза выглядят еще темнее, и тени причудливо падают на тело парня, делая его похожим на неземное создание.

В течение некоторого времени мы просто смотрим друг на друга. Он — с руками, засунутыми в карманы, я — положив руку на сердце, все еще пытаясь успокоить дыхание. Но мы оба молчим. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, хоть что-нибудь, как, например, какого черта ты только что чуть не убил меня? Или почему ты бросил нас? Но слова застревают в горле. Понимая, что я не окажусь первой, кто нарушит тишину, Ашер смиряет меня презрительным смешком и, тряхнув головой, разворачивается и покидает помещение. Я так ненавижу наблюдать за тем, как он уходит от меня.

— Окей, расскажи мне о той ночи снова с самого начала. И ничего не упусти, — говорит Натали с водительского места моей машины. После нашей с Ашером стычки, я буквально выволокла Нат из здания, несмотря на нетрезвые протесты Джексона и Бретта. Я до сих пор чувствовала опьянение — то ли от выпитого пива, то ли от близости Ашера, я не знаю — поэтому попросила Нат сесть за руль.