ГЛАВА 10

— Выглядишь как смерть.

Я выпятила губу, проскользнув за столик и сев напротив Диллон на кресло из потрескавшегося винила.

— И тебе доброе утро.

— Что-то явно случилось, — продолжила она, даже не извинившись. — Ты себя хорошо чувствуешь? У тебя не грипп?

— Не грипп.

— Значит рак, — она наклонилась вперёд и протянула ко мне свои руки через стол. — О, Боже. У тебя рак. Не беспокойся, подруга, у тебя есть я. Мы будем бороться, Кай. Бороться изо всех сил.

Я подняла руки в воздух, прежде чем она успела коснуться меня.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, какая ты противная?

Он улыбнулась мне.

— Неа.

— Ты противная.

Выражение ее лица не изменилось.

— Ага, но это не считается, потому что ты любишь меня.

— Я решила ещё раз это обдумать.

Она высунула язык и подала мне меню. В воскресенье утром мы всегда завтракали в "Голубом Пеликане". Это была дыра за углом, где подавали лучший хэш из солонины на планете.

— Именно поэтому я знаю, что права, — пробормотала она. — Ты сегодня такая сердитая.

Я приподняла одну бровь.

— Я думала, по моему виду ты и так поняла, что права.

Она отмахнулась от меня.

— Я просто решила помучить тебя. Я имею в виду... у тебя глаза немного красные сегодня, но подводка спасает. Тебе идёт. Ты никогда так не красилась.

Уставившись в меню, я ничего не сказала. Я, как правило, не красилась на работу, и тем более не подводила глаза. Я обычно наносила водостойкую тушь и увлажняющий праймер. Но Диллон оказалась права насчёт моих глаз. И мешков под ними. А ещё насчёт моих волос, которые отказались себя хорошо вести и совсем одичали — хотя я и наполовину заколола их на макушке. Сегодня я была в ужасной форме.

— Всё нормально, — смягчилась я. — Я совсем не спала прошлой ночью. Я вымотана.

— Тебе нужен отгул.

Я ухмыльнулась.

— Этого не будет.

— Ты слишком... — она махнула рукой, и это жест сделал её похожей одновременно на зомби-Франкенштейна и бурундука, у которого случился приступ, — ... напряжена.

Она даже не представляла.

К нам подошёл официант, чтобы взять наш заказ. Диллон заказала яйцо в перце поблано, а я чашку кофе.

— Вы уверены, что не хотите ничего съесть? — спросил уже знакомый нам официант, Дэн.

— Эм, может быть овсянку? С ягодами и коричневым сахаром.

Брови Дэна приподнялись, но он ничего не сказал. Диллон не была так же добра.

— О, Боже, это рак.

— Замолчи уже.

— Овсянка, Кай? Овсянка? Всё настолько плохо? Четвёртая стадия? Пятая? О Боже. Десятая стадия?

Уставившись на свою роскошную, талантливую и очень легкомысленную подругу, я задумалась, стоит ли рассказать ей сейчас про Уайетта или оставить её разбираться с иррациональной канцерофобией.

— Мне кажется, у рака только четыре стадии. Я думаю, десятая стадия — это когда ты уже умер.

Она грациозно стукнула кулаком по столу.

— В этом-то всё и дело!

Мне надо было прекратить её страдания. Это было бы по-человечески. Но я не могла заставить себя произнести ни слова. Они вертелись у меня на языке, из-за чего он застыл и сделался неподвижным.

Оторви лейкопластырь, Кайа. Оторви уже этот долбаный лейкопластырь.

— Уайетт и я поцеловались вчера вечером.

Она отклонилась назад и врезалась в спинку кресла. Ей ничего даже не надо было говорить. Я чувствовала, как её осуждение заполнило маленькое кафе как гелий в шарике.

— Конечно же, целовать Уайетта было ошибкой, — сказала я ей. — Конечно же, этого больше не произойдёт.

Она так ещё ничего и не сказала, и я решила, что пусть тогда лучше поверит, что у меня десятая стадия рака.

— Я зашла к нему в офис, чтобы поговорить с ним о... Я уже даже сейчас не помню. Но мы были одни, и сначала случилось одно, потом другое..., — я, конечно, рассказала далеко не всё. По моей версии сначала мы просто стояли, а потом я попыталась забраться на него как обезьянка. — И потом мы вдруг поцеловались.

Наконец она заговорила, её глаза были шире, чем когда-либо.

— В его офисе?

Я сжала губы и кивнула.

— Чёрт побери, Кайа!

Закрыв лицо руками, я застонала.

— Я ужасный человек.

— Ты мой герой!

Я посмотрела сквозь пальцы и заметила ликование на лице своей подруги. Её реакция была какой-то неправильной.

— А?

— Ты поцеловалась с Уайеттом Шоу, чёрт побери, — она засмеялась. — Это офигенный статус.

— Шшш! — строго сказала я, наклонившись ближе.

В субботу утром люди из нашей индустрии выходили в народ. Они либо сплетничали, либо работали и сплетничали. И последнее, чего я хотела, чтобы эта маленькая новость разошлась по городу.

— Пожалуйста. Никто не должен знать.

Она выглядела по-настоящему оскорбленной.

— Почему нет? Ты разве не знаешь, что все женщины в этом городе уже несколько лет пытаются попасть в штаны к этому парню? Но он, по сути, закрытая коробка. У меня даже была теория, что он в тайне носит пояс верности. Он ни разу не взглянул на меня дважды, — она не сказала это высокомерным тоном, но я не могла не улыбнуться.

Она уж точно не могла понять, почему Уайетт не был в ней заинтересован, на неё всегда глядели дважды, трижды и даже четырежды, куда бы она ни пошла.

— И вдруг наша дорогая Кайа получает ключи.

Её улыбка заставила меня покраснеть как помидор.

— Это неправильно. Всё что ты говоришь — неправильно.

Она посмеялась, услышав моё эмоциональное отрицание.

— Кайа, ты ему нравишься! Очень нравишься. Я теперь это понимаю. Как я могла быть так слепа всё это время? Мужчина просто с ума по тебе сходит.

— Ты тронулась, — настаивала я. — Это была случайность. Ошибка. Он не спит последнее время. И я не ... спала с другими людьми. Мы просто оказались в неправильном месте в неправильное время, и нас обоих просто захватило... это... что бы это ни было. Это случилось всего один раз и больше не повторится.

Она ни черта не услышала из того, что я ей сказала.

— Теперь понятно, почему он всё время смотрит на тебя, кричит на тебя и заставляет всё переделывать. Он тебя вовсе не ненавидит! Он хочет тебя!

Мой румянец стыда превратился в румянец раздражения.

— Во-первых, нет. Просто нет. Вообще нет. Во-вторых, я абсолютно уверена — потому что я встречалась с парнями раньше, только давно. Когда ты нравишься парню, он не тратит время на то, чтобы смотреть на тебя и кричать на тебя, и выводить тебя из себя. Он ведёт себя по-другому. Например, зовёт на свидание. И делает хорошие вещи, и что-то покупает. И улыбается тебе.

Хотя он улыбался мне, не так ли? Ну ладно, может не так часто, но чаще, чем другим людям.

Чёрт.

Перестань.

Я не нравлюсь ему.

— У него синдром детского сада, — заключила Диллон. — Он ведёт себя с тобой так, как ведёт себя влюблённый мальчик на детской площадке.

— Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала. Уайетт меня ненавидит. Он меня боится. Может быть, он терпит моё присутствие на своей драгоценной кухне, потому что я хорошо делаю свою работу, но если бы он мог заменить меня кем-то, он бы сделал это.

В этот момент на экране появилось сообщение от Уайетта.

"Собираюсь взять кофе. Не хочешь тоже?"

Я быстро выключила экран телефона, чтобы Диллон не увидела.

Она скрестила руки на груди и выставила вперёд подбородок.

— Хорошо. Давай разберём твою теорию. Он тебя ненавидит. Теперь понятно, почему он всё время смотрит на тебя, когда ты на него не смотришь, и почему заставляет тебя работать каждый вечер и хочет, чтобы ты оставалась с ним допоздна. Именно поэтому вы с ним вчера целовались в его офисе. Будь реалистом, Кайа, между вами какое-то странное, сексуальное напряжение. И это продолжается уже несколько недель. Может даже месяцев.

Я сощурилась.

— Только не делай из меня сумасшедшую. Ещё какие-нибудь три минуты назад ты тоже думала, что он меня ненавидит. Одна маленькая деталь не меняет ситуацию, которая происходила в течение всех этих лет.

Конечно же, были и другие мелкие детали, которые я не упомянула в разговоре, но ей не надо было о них знать.

Покачав головой, она продолжила анализировать:

— Я согласна с тем, что ещё какие-нибудь три минуты назад я не понимала его поведения и то, что он тебя выделяет. Проще всего было решить, что он ненавидит тебя, потому что Уайетт козёл и его сложно понять. Но, к счастью для тебя, похоже, что он совсем тебя не ненавидит.

Она была права, но я не хотела сдаваться. Эта перемена была слишком неожиданной, и я никак не могла её осознать. Должно было быть другое объяснение тому, что он вдруг заинтересовался мной.

— Он всё время работает. У него сейчас нет времени, чтобы с кем-то встречаться. И он ведёт себя странно с тех пор, как стал шеф-поваром, потому что он плохо спит. Поэтому он отчаялся. Я тоже, — я поёжилась от того что приходилось признавать правду, — немного отчаялась. И вот когда мы остались наедине, что-то на нас... нашло.

— Он плохо спит?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

На телефоне появилось ещё одно сообщение от него.

"Я беру тебе кофе. Если не захочешь, я выпью сам".

Дальше мне было не видно, но я знала, что сообщение на этом не закончилось. У меня чесались пальцы, чтобы прочитать его.

Я помедлила, прежде чем ответить Диллон, потому что не хотела признавать правду. С трудом сдерживаясь, чтобы не проверить телефон, я, наконец, созналась:

— Он сам сказал мне. Он хотел, чтобы я... проследила за тем, чтобы он всё делал правильно.

— Хммм.

— Что ещё за хммм? — я указала на неё пальцем, давая ей понять, что я серьёзно. — Я его су-шеф. Конечно, он на меня рассчитывает, когда дело касается чего-то настолько важного.

— Это другое.

Появился Дэн с нашей едой, и наш разговор прервался, пока он расставлял её на столе и проверял наличие всех приборов. Я воспользовалась возможностью и украдкой прочитала сообщение Уайетта.

"Я подозреваю, что ты из тех девушек, что любят кофе со льдом. Сливки? Сахар?"

Когда я не ответила, он написал мне: "Я беру тебе со сливками и сахаром".

Он оказался прав. Откуда он знал? Я к тому, что были и другие варианты, которые мне нравились. Но в тёплые месяцы я обожала кофе со льдом. И всегда со сливками и сахаром. Всегда.