Все изменилось за каких-нибудь два часа. Еще утром капитан Стаматин, проходя мимо этого увитого плющом домика, разглядел в открытое окно вдову штаб-лекаря в кисейном платье за всегдашними пяльцами. Теперь вдовы и след простыл. У того же окна сидел какой-то белобрысый бакенбардист в красной расстегнутой куртке. Бакенбардист дымил сигаркой и считал на счетах.

Но больше всего был поражен Стаматин, когда его через плацпарадное место подвели к собственному дому. С кровли дома, который капитан Стаматин выстроил себе двадцать четыре года тому назад, свесилось полосатое, как матрац, полотнище флага. Это был флаг враждебной державы; английский флаг.

И не только флаг заметил капитан Стаматин. Вся площадка перед домом была забита повозками, каретами, открытыми колясками, верховыми лошадьми. А сквозь решетку ограды видны были толпы солдат, по-разному одетых, но одинаково белобрысых, с бульдожьими мордами и лошадиными зубами. По всему двору стояли в козлах ружья и громоздились кучей ранцы. Под ветвистым каштаном, где капитан Стаматин обедал и пил чай, были брошены два латунных барабана с пестрыми перевязями из плетеного гаруса. Какая-то рыжая баба, тоже с лошадиными зубами и с подоткнутым подолом, кричала что-то из дверей кухни, а из кухонной трубы валил синий дым.

Капитан Стаматин подошел к подъезду. Двери были широко раскрыты. По обеим сторонам застыли штуцерники в красных куртках. Английские офицеры, гремя палашами и звякая шпорами, то входили в дом, то выскакивали оттуда как ошпаренные. Они хватали лошадей с устроенной в стороне от дома коновязи и бешено мчались куда-то, будя эхо в обступивших Балаклаву горах.

К дому капитана Стаматина была прислонена лестница, и, взобравшись на нее, два солдата приколачивали к каменной стене большую доску. И на этой доске тоже была надпись. И ее тоже перевел капитану Стаматину услужливый переводчик. «Главная квартира главнокомандующего» — было написано на этой доске.

Капитан Стаматин выбросил ногу и шагнул через парадные двери в прихожую собственного дома. В прихожей, как и утром, как и месяц назад, висела на оленьем роге старенькая офицерская шинель капитана Стаматина, а в углу стояла его трость с резным набалдашником в виде волчьей головы. Но в зале за прихожей все было перевернуто вверх дном: сдвинуты столы, опрокинуты стулья, нагромождены какие-то ящики, исчез диван и унесена с этажерки флейта. Только три предмета остались на месте: стенное зеркало и по обеим сторонам — два портрета. На одном портрете был изображен Суворов в пудреном парике; на другом — Кутузов в фуражке ополченца 1812 года.

Оглядев все это, капитан Стаматин остался стоять посреди зала. Голова у него тряслась, и он чувствовал, что стоячий ворот мундира стал ему тесен. Мимо Стаматина с громом и звоном пробегали английские офицеры. Бросив любопытный взгляд на пленного командира балаклавской роты, они исчезали в дверях, которые вели в коридор. Один из них что-то шепнул переводчику, и тот, тщательно подбирая слова, торжественно возгласил:

— Его милост… э-э-э… главнокомандующий лорд Джеймс-Генри Раглан!

И указал на среднюю дверь между окном и печкой.

Капитан Стаматин выбросил ногу и, сделав несколько шагов, очутился в собственном кабинете.

В кабинете все было на месте. На письменном столе, как всегда, стояла начищенная кирпичом медная чернильница в виде пушчонки на лафетике. Весь подоконник был попрежнему занят цветочными горшками с бальзаминами и душистым горошком. И по стенам на коврах висели те же кинжалы, пистолеты, собачьи арапники и трубки с длинными чубуками. Но в кресле… Но в кресле перед письменным столом… В кресле капитана Стаматина за его письменным столом сидел не капитан Стаматин. Капитан Стаматин остановился в дверях, и по бокам у него стояли конвойные солдаты с красноносым переводчиком. А в кресле за письменным столом сидел пожилой толстяк, бритый, рыхлый, с пустым рукавом, заправленным в карман просторного сюртука.

Толстяк, отдуваясь, откинулся на спинку кресла. Он заговорил вяло, лениво обмахиваясь крохотным костяным веером. Капитан Стаматин из его речи не понял ни слова.

Но тут на помощь явился красноносый переводчик. Он кашлянул, потер себе кулаком вспотевший лоб и сказал:

— Господин главнокомандующий… лорд Джеймс-Генри Раглан говорит: ви… э-э-э… ви безумец. — Переводчик вздохнул и повторил — Да… ви безумец. И неужели ви думаль с маленький… с маленький горсточка ваших зольдат остановить… э-э-э… остановить цели армия? О! — заключил переводчик. Он грозно взглянул на капитана Стаматина и добавил — Вас спрашивайт господин главнокомандующий. Отвечайт.

— Я русский офицер, — сказал капитан Стаматин и потрогал левой рукой темляк на своей сабле. — Я русский офицер… слуга отечества. Что сделано, так это, значит, по долгу присяги, по совести. Чтобы совесть была спокойна. А ты спроси главнокомандующего: у него… то самое… совесть есть? В моем доме, в моем кресле, незваный-непрошеный…

Красноносый долго переводил. Лорд Раглан все обмахивался и обмахивался веером и наконец процедил сквозь зубы только два слова.

— Господин главнокомандующий, — начал после этого снова свою канитель переводчик, — господин главнокомандующий лорд Джеймс-Генри Раглан говорит: этот… э-э-э… этот ест право войны.

— Это не война! — вскричал Стаматин. — Это… грабеж это. По рукам дадим, чтобы… то самое… неповадно было.

Красноносый снова перевел. Лорд Раглан перестал обмахиваться и внимательно поглядел на Стаматина. И Стаматин поглядел лорду прямо в его водянистые, почти совершенно белые глаза. Минуту длилось молчание, пока лорд, бросив переводчику несколько слов, снова принялся за свой веер.

— Господин главнокомандующий… — И переводчик, обратившись к Стаматину, топнул ногой. — Ви есть пленный! — крикнул он, нахмурив брови. — Ви положийт оружие; ваша шпага положийт, о! И ви идет отсюда и, пожальста, не говорийт… э-э-э… не говорийт дерзост и разны то самое.

Капитан Стаматин отстегнул саблю и медленно поднял ее к лицу обеими руками. Он только теперь заметил, как потускнел на ней от времени темляк и порыжели ножны. И сердце у него сжалось при мысли, что это уже непоправимо. И больно ему стало от того, что надменный враг, торжествующий иноплеменник, посмеется над бедной саблей русского офицера.

«И пусть его!» — все же решил Стаматин.

Он поднес свою саблю к губам и поцеловал, И торжественно, как величайшую драгоценность, положил на стол. Потом повернулся, сделал шаг левой ногой, выбросил правую и зашагал из кабинета, через зал, через прихожую, сопровождаемый караулом в красных куртках.

Впереди шел караульный начальник, волоча за собой свой огромный палаш. Лорд Раглан стоял, обливаясь потом, у раскрытого окошка и наблюдал за прохождением капитана Стаматина по плацу. У ворот арестного дома с решетками в окнах капитан Стаматин остановился. Через минуту-другую ворота распахнулись, и командир балаклавской роты капитан Стаматин, шагнув, выбросил правую ногу и исчез за воротами.