Глава тридцать первая

Киран

День тридцать четвертый

Завтра мы возвращаемся.

И, честно говоря, это самая отрезвляющая мысль на свете.

Думаю, ни один из нас не хочет уезжать. По крайней мере, я точно.

Жизнь в шале являлась бегством от реальности, напоминая наш собственный маленький рай. Ну, после того, как нам удалось прийти к соглашению.

Но возвращения было не избежать. Поэтому мы решили сделать наш последний день незабываемым.

Он начался с завтрака на веранде, даже если снаружи ощущался адский холод. Нам было все равно, мы просто разожгли костер в сфере и завернулись в одеяла, поедая лучшие буррито в мире. Клянусь, больше всего мне будет не хватать стряпни Рива.

Ну, ладно, это неправда. Сначала я буду скучать по нашему сексу и пробуждениям от утреннего минета.

Но после этого сразу идет еда. Стряпня этого парня соперничает с воспоминаниями о блюдах, которые готовил мой отец.

После завтрака, к всеобщему удивлению, мы провели пару часов в постели.

К тому времени уже близился обед, поэтому мы взяли с собой сэндвичи, термосы с горячим шоколадом и одеяла, решив отправиться на прогулку к озеру. Тому самому, которое я перенес на бумагу, а затем подарил Риверу.

Прогулка прошла чудесно. Это было все, о чем я мог мечтать в наш последний день.

Сейчас уже совсем стемнело, и мы лежим в гамаке, который Ривер отчаянно пытался сделать уютнее, хотя двое взрослых парней едва ли тут помещаются.

Но мне все равно. В ту секунду, когда он сказал, что хочет посмотреть на звезды, потому что именно так любил проводить последнюю ночь в горах, я сдался.

Похоже, я всегда сдаюсь, когда дело касается Ривера.

А потом он кое-что сказал, и клянусь Богом, я запомню его слова до самой смерти.

Взгляд на ночное небо — лучший способ напомнить себе о том, насколько мы незначительны.

В ту же секунду, как Ривер выключил наружное освещение, я это осознал. Ощутил глубоко в себе.

И вот мы здесь, свернулись калачиком под грудой одеял и спальным мешком, не рассчитанным на такую температуру, в гамаке, который в любую секунду может порваться.

И я именно там, где и должен быть.

А это означает, что я не готов покинуть шале. Не сейчас, когда мы обрели покой, как в себе, так и друг в друге. Не могу сказать, как и когда это произошло, но за последние пять недель Ривер перестал быть моим врагом, превратившись в...

Моего друга. Любовника.

Хранителя моих тайн.

Мою спасительную благодать.

И я ни за что на свете не хочу это терять.

— Можешь молчать, но я слышу твои мысли, — говорит мне Рив через некоторое время, рассеянно играя с завязками моей толстовки. — Хочешь поговорить о том, что тебя гложет?

Не особенно.

— Просто думаю о завтрашнем дне, об отъезде, — говорю я, и это не совсем ложь.

— Не думай о нем. Ведь у нас еще есть сегодняшний вечер.

Я знаю, что Ривер прав. И не хочу портить своим пессимизмом те немногие часы, что у нас остались.

Мы оба знали, что наше время ограничено. Пять недель — не целая жизнь. Этот период будет конечен.

Так почему же я хочу, чтобы они стали эквивалентны вечности?

— Расскажи мне что-нибудь правдивое, — просит Ривер, отрывая меня от собственных мыслей. — Что-то, чего я не знаю.

— Ты мне нравишься, — тут же шепчу я, и в моих словах нет ничего плохого.

На самом деле, как раз наоборот. Они сказаны в нужное время.

— Я и так знаю, — смеется Рив. — Как я могу не нравиться?

Дерзкий, как и всегда.

— Беру свои слова обратно, — невозмутимо отвечаю я, отчего он ухмыляется еще больше.

— Ты мне тоже нравишься, — шепчет Ривер, целуя меня в губы, прежде чем обхватить мою руку, лежащую на груди. — Но, ты ведь знаешь, я не это имел в виду…

На мгновение я задумываюсь над его просьбой, прокручивая в уме подходящие варианты. Потому что их много. Рив столько обо мне не знает.

И чего-то не узнает никогда.

Выбрав безопасную тему, ведущую к наименьшему количеству вопросов, я начинаю говорить:

— Я ходил в ту самую супер-пупер подготовительную школу под названием Фокскрофт-холл. Там было полно придурков, которых я терпеть не мог. Многие из богатейших семей штата посылают туда своих отпрысков. Детей политиков, медиамагнатов и все такое…

Ривер слегка ухмыляется.

— А это случайно не намек на то, что ты богат и когда-нибудь станешь папиком?

Из меня вырывается смех, и черт, это так приятно. До того, как застрять с Ривером в горах, мне и в голову не приходило, что я редко смеюсь.

— А это намек на то, что ты хочешь стать моим мальчиком? — меня тут же переполняет желание себя ударить. Потому что слова вырвались прежде, чем я успел подумать о смысле, который они несут.

Мы с Ривером вместе. По-настоящему вместе.

Будущее, которого, как мы оба знаем, у нас нет, потому что все закончится завтра.

— Я бы не отказался. Из меня бы вышел супер «мальчик».

К счастью, Ривер больше не настаивает, просто прижимается ко мне и гладит пальцами мою руку, лежащую у меня на животе. Когда я ничего не отвечаю, он возвращается к первоначальной теме:

— Звучит не так уж и плохо. Уверен, у тебя были друзья. Может, товарищи по команде?

Я улыбаюсь и целую его в макушку:

— Я не был одним из тех, кто общается с популярными детьми, хотя определенно считался популярным как спортсмен. У меня была пара друзей, — бормочу я, и меня накрывают воспоминания о школьных днях. Улыбка становится шире, когда я думаю о двух людях, которые помогали мне оставаться в здравом уме, пока я прозябал в том аду. С одним из них мы виделись недавно. Впервые за много лет. — На самом деле я рос с парой близнецов. Мальчиком и девочкой.

— Сиеной и Ромэном? — тихо спрашивает Ривер.

— Да, — шепчу я, прочищая горло. — Они дети сенатора. Богатейшая семья, обладающая огромной властью и влиянием. Оба были на год старше меня и являлись моим спасательным кругом в те годы, когда мы вместе учились в Фокскрофте. С Си ты уже знаком и знаешь, какая она. Настоящая петарда, всегда готова настучать по голове любому парню, который ей нагадил. Включая своего брата и меня. — Я усмехаюсь, глядя на Рива. — Честно говоря, не знаю, как Тейлор ее терпит.

Ривер вздыхает и пожимает плечами:

— Он любит ее. Люди склонны на сумасшедшие поступки ради любимого человека.

Я киваю:

— Так и есть, Abhainn, — подтверждаю я внезапно охрипшим от волнения голосом.

Теперь до меня постепенно доходит. Мало-помалу я начинаю понимать, что означает впустить кого-то в свою жизнь и доверить ему самые темные уголки своей души.

Я бы не доверился кому попало.

Расскажи ему о Ромэне, шепчет мне мой разум. А еще лучше, расскажи Риверу все. И тогда, возможно, ты сумеешь его удержать.

Но в глубине души я знаю, что не могу. Не могу ему рассказать.

Я не могу остаться с ним.

Зачем такому, как Ривер, желать быть с кем-то, кто даже не может совладать со своими демонами?

Который не может сражаться с ними без посторонней помощи.

Но рассказать-то ты можешь.

— И еще Ромэн, — начинаю я, делая глубокий вдох, чтобы подготовиться к тому, что должен произнести: — Он был для меня не просто лучшим другом. А практически братом. Мы были неразлучны с тех пор, как встретились.

— Похоже, тебя окружали два замечательных человека. Где сейчас Ромэн?

— Где-то в Орегоне, думаю. Учится в университете. Наверняка бизнес-профиль.

— Думаешь?

Я пожимаю плечами, стараясь не нервничать:

— Мы больше не общаемся. Я не видел его и не разговаривал с ним много лет.

Ривер слегка перекатывается, приподнимается на локте и смотрит на меня. На улице темно, лишь слабый свет полумесяца освещает его черты, но я замечаю в них смятение.

— Как можно из брата превратиться в незнакомца?

Я делаю вдох и выдох, создавая небольшое облачко в холодном воздухе.

Взгляд Ривера, как всегда умоляющий, просит лишь искренности в том, чем я готов поделиться. Поразительно, как он чувствует, когда нужно подтолкнуть меня к ответу, а когда нужно подождать.

Расскажи. Ему.

Потирая лицо рукой, я издаю стон:

— Ромэн... би. — При этих словах Ривер выгибает бровь, однако ничего не говорит, просто ждет, когда я продолжу. — Я узнал об этом в ту же минуту, как он выяснил сам. Мы рассказывали друг другу все, как обычно поступают лучшие друзья, и факт, что он — би, никак не изменил нашу дружбу. Но потом, в ночь перед его отъездом в университет, мы напились до чертиков и полезли ночью купаться в бассейн в его доме. Мы выпили больше, чем обычно, потому что ни один из нас не был готов к тому, чтобы Ромэн переехал в Орегон, но не до такой степени, чтобы совершить что-то безрассудное, например, утонуть, понимаешь? Ну по крайней мере… не я. — Меня переполняют воспоминания о той ночи. Карие глаза Ромэна смотрели прямо в мою душу, пьяные и полные похоти. Я думал, что мне все это только кажется. Ведь мы были лучшими друзьями, братьями, не более. — Все было нормально, мы дурачились, как и всегда, а потом Ромэн... Он подплыл ко мне с другой стороны бассейна и просто... поцеловал. Схватил за шею и поцеловал, а я... ответил взаимностью... Не испытывая при этом ненависти. Я не злился на него за то, что он парень, или за то, что был моим лучшим другом, или за то, что наш поцелуй казался странным. Я... — Я вздыхаю, глядя в лицо Ривера. — Я поцеловал его в ответ.

Рив кивает, его взгляд опускается на мой рот, прежде чем снова встретиться со мной глазами:

— Если ты не испытывал к нему ненависти, что же тогда помешало вам остаться друзьями?

Вопрос века.

Я вспоминаю ту ночь, мягкость губ Ромэна, и аромат виски на его языке, когда он скользнул им в мой рот.

— Я так давно хотел тебя поцеловать, — бормочет он хриплым голосом, продолжая посасывать мою нижнюю губу, как будто Бог дал ему на это право.

Мои пальцы запутались во влажных волосах Ромэна. Я чувствую, как его эрекция прижимается к моему бедру, длинная и толстая, сдерживаемая только плавками. Как и моя — отчаянно желая вырваться из пут и жаждая прикосновений.

— Почему ты ждал так долго? — спрашиваю я, просовывая руку, чтобы погладить его член через плавки. — Зачем было ждать до дня перед отъездом?