— Возьми свою сперму и обмажь ею мой член, — говорю я с закрытыми глазами, теряясь в ощущении его рта и рук на своей коже.

Киран на секунду замирает, пока обдумывает мою просьбу.

Секунду спустя его пальцы пробегаются по моей груди, собирая молочную жидкость, прежде чем Рейн хватает мой член и по всей длине размазывает свое освобождение. Из меня вырывается стон от ощущения его руки, покрывающей меня своей сущностью.

— Встань и повернись, — бормочу я, нуждаясь в том, чтобы Киран убрал руку.

Иначе я кончу, так и не успев в него войти. И на этот раз Рейн повинуется без колебаний.

Я сжимаю его ягодицы в своих ладонях, раздвигая их, чтобы увидеть сфинктер. Я никогда не делал этого раньше, и все же ныряю без промедлений, начиная ласкать языком тугой бутон. К своему удивлению я нахожу, что делать римминг совсем не противно. Продолжая кружить по кольцу мышц, я чувствую, как Киран дрожит.

— Черт. Детка, — выдыхает он.

Ему нравится.

Реакция Рейна лишь подстегивает меня к большему.

Я раздвигаю ягодицы еще шире, продолжая лизать его задницу, проскальзывая языком внутрь и покрывая слюной как можно больше. Учитывая, что я весь в краске, не стоит и думать о том, чтобы идти на поиски смазки.

По телу Рейна пробегает очередная дрожь, и я больше не могу этого выносить.

Мне нужно оказаться внутри него.

Отстранившись, я сажусь на холст, скользкий от смешения синего, зеленого и бирюзового цветов.

Рейн смотрит на меня сверху вниз, в его глазах плескаются страх и возбуждение.

— Иди ко мне, детка, — мягко требую я. Улыбка расплывается на моем лице, когда я откидываюсь назад, и мои руки скользят по краске. — Давай, оседлай меня.

На этот раз я вижу нерешительность на красивом лице Кирана, но делаю все возможное, чтобы своим взглядом вселить в него уверенность.

Я люблю тебя.

Что бы Рейн там ни увидел, он решает довериться, потому что перешагивает через мои ноги, прежде чем опуститься на колени и оседлать меня.

Помимо римминга, я еще никогда не трахал другого парня, будучи снизу. Похоже, сегодня вечер первых впечатлений.

С другой стороны, не каждый день осознаешь, что влюблен в самого красивого и раздражающего парня на свете.

Я откидываюсь на спину, слегка приподнимаясь на предплечьях. Холод краски посылает мурашки по коже. Рейн сжимает мой член, все еще скользкий от его спермы, и прежде чем я успеваю подумать или даже вздохнуть, он опускается на него сверху. Киран издает низкий рык, когда вбирает в себя всю мою длину. Я сажусь рывком и провожу ладонями по его груди, рукам, животу, оставляя за собой цветные следы.

Красиво.

И так идеально.

Расслабившись, Рейн начинает двигаться, трахая себя. Взлетая на мне так, словно был для этого создан.

Наверное, потому, что действительно был.

Я сжимаю руками бедра Рейна, помогая ему двигаться на мне, и наслаждаясь каждым нашим мгновением.

— Да, — выдыхает Киран, двигая бедрами так, чтобы мой член гладил ту самую точку.

Рейн невероятно храбрый.

Такой сильный.

Я хочу, чтобы ему понравился анальный секс. Чтобы он вернул себе удовольствие, которое забрал тот ублюдок.

Но, что еще важнее, я хочу, чтобы Киран сам полюбил им заниматься.

Люди были созданы для того, чтобы находить удовольствие в сексе, но жертвы насилия подвергают сомнению экстаз, который познают. Они могут чувствовать вину за свои оргазмы.

А я не хочу такого для Рейна.

Потому что люблю его трахать.

Почти так же сильно, как люблю.

— Еще, — грубо стонет Киран, продолжая на мне двигаться.

— Возьми от меня все, что хочешь, Рейн, — говорю я, задыхаясь.

Мои руки лихорадочно скользят по его телу, пока я с благоговением наблюдаю, как Киран использует меня для собственного удовольствия. Я провожу пальцами по его мышцам, оставляя на коже голубые, зеленые и бирюзовые полосы. Рейн, кажется, понимает мою цель окрасить каждый доступный дюйм его тела, потому что присоединяется ко мне, касаясь руками краски на холсте, прежде чем схватить меня за плечи и скользнуть ладонями вниз по моим рукам.

Колени Рейна начинают соскальзывать, и ему становится все труднее сохранять ровный темп, поэтому одной рукой я обхватываю его спину, а другой — ягодицы, и быстро меняю наши позиции.

Нависая над ним, я провожу губами по его подбородку, пронзая быстрыми, плавными толчками. Киран тяжело дышит мне в шею, и по моей спине начинает стекать краска, когда его скользкие пальцы пробираются мне в волосы. Дергая за пряди, Рейн притягивает мой рот к своему.

— Детка, — протестующе бормочу я, думая о том, где недавно побывали мой рот и язык.

— Мне плевать, — рычит он, прежде чем обхватить мое лицо, покрыть его бирюзовой краской и прижаться губами к моим. Его язык немедленно исследует мой рот, и мне ужасно это нравится. Я страстно целую Кирана, трахая все сильнее и быстрее, отчего мы скользим по покрытому краской холсту.

Скоро, слишком скоро, я ощущаю, что приближаюсь к оргазму. И мне нужно, чтобы с Кираном были на одной волне.

Просунув руку между нами, я сжимаю его длину и быстро двигаю кулаком, используя краску вместо смазки.

— Давай, Рейн, — рычу я ему в рот, прежде чем скользнуть языком по его Адамову яблоку, несмотря на то, что оно было покрыто краской.

Черт с ней, она нетоксична. Проверено на себе.

— Да, — стонет Киран, двигая бедрами навстречу моим толчкам. — Мы сделаем это вместе.

— Куда мне кончить? — тяжело дышу я, возвращаясь к его губам.

— Куда хочешь, детка. Один из лучших моментов в искусстве — это неизбежный хаос, который возникает, когда ты создаешь шедевр.

Боже, как же я его люблю.

Я улыбаюсь Кирану в губы, покусывая нижнюю и мягко дергая ее зубами, прежде чем выйти из него. Я сжимаю оба наших члена в руке и кончаю первым, покрывая освобождением забрызганный краской живот Рейна. Его собственный оргазм приходит вслед за моим.

Изо всех сил пытаясь отдышаться, я протягиваю руку и скольжу ей по молочной жидкости, смешивая нашу сперму с краской на животе Рейна.

Претендуя на него.

Мой.

Создавая гребаный шедевр.

Наш.

Возможно, я не всегда понимаю искусство, но все же чувствую его. Иногда оно не идеально, но в нем есть определённая красота. Это визуальное представление не только времени и усилий, но и страсти. Это способ выставить частичку своей души на всеобщее обозрение и довериться публике, чтобы та нашла сходство в своей интерпретации. Автор всегда уязвим, потому что знает о том, что не все увидят его искусство в том же свете.

Так же, как и любовь, которую я испытываю к Кирану.

А судя по рисункам в его альбоме, я готов поспорить на то, что мое чувство взаимно.

Такая любовь, как наша, никогда не будет совершенной. И нам придется нелегко. Иногда мы будем действовать не совсем верно и будем вынуждены сделать шаг назад, и попытаться увидеть ситуацию глазами другого. Временами кто-то будет считать, что наши отношения ненормальны. Но я не сомневаюсь, что они всегда будут напряженными и страстными.

Сумбурный шквал обожания и вожделения.

И какой бы хаос ни вызывала эта любовь, она всегда будет прекрасной.

Потому что она наша.