Глава двадцать седьмая

Ривер

День двадцать пятый

Новый Год

Я просыпаюсь через несколько часов и когда открываю глаза, они болят от недосыпа. Рейн спит рядом. Его растрепанные волосы беспорядочно падают на лоб, а грудь поднимается и опускается в такт глубокому ровному дыханию. Вместо подушки Киран использует свою руку, покрытую кельтским узором, потому что обе каким-то образом оказались на моей стороне.

Некоторое время я наблюдаю за тем, как он спит, восхищаясь его смелостью открыть мне свое прошлое — такое, о котором я даже не подозревал.

Рейн впустил меня в свой разум, сердце и тело.

И хотя последнее может показаться не таким уж подвигом, я знаю, какое доверие он оказал мне в тот момент.

Мое же собственное сердце погрязло в глубоком омуте. Дата нашего отъезда из этого маленького райского уголка все ближе и ближе, и, похоже, меня ждет неприятное пробуждение.

Потому что происходящее между нами переросло в нечто большее, чем просто секс. Мы перестали быть приятелями по траху или друзьями с привилегиями. Называйте, как хотите.

Ничто из вышеперечисленного больше не имеет к нам отношения. Честно говоря, не думаю, что вообще когда-то имело, ну, кроме того первого раза.

А может, даже тогда.

Я смотрю на спящего Кирана, замечая каким спокойным он выглядит, и ненавижу то, что это единственный раз, когда Рейн, кажется, нашел хоть какое-то подобие свободы от преследующих его призраков.

Я ненавижу ублюдка, который сотворил с ним такое. С ребенком, которого должен был защищать.

Я знаю, что именно из-за него Рейну снятся кошмары, хотя он и не говорил об этом напрямую. Но как же им не сниться? Такая травма... Не может быть, чтобы она не осталась с ним на всю жизнь.

Нежно целуя Рейна в лоб, я выскальзываю из форта и направляюсь в свою спальню. Затем роюсь в своей сумке в поисках маленького пакетика с травой, которую привез из дома.

На самом деле, я не любитель марихуаны. Пахнет она отвратительно, да и вдыхать в легкие что-то, кроме кислорода, не по мне. Но иногда, когда сильно волнуюсь и никак не могу расслабиться, я делаю пару затяжек, чтобы успокоить нервы.

И мне помогает.

Так что есть большая вероятность, что травка поможет и Кирану.

Найдя пакетик в одном из карманов сумки, я хватаю его и поворачиваюсь, чтобы вернуться в гостиную, только чтобы заметить Рейна, стоящего в дверном проеме. Я вздрагиваю от неожиданности и роняю пакетик, который держал в руках.

— Что ты делаешь? — спрашивает Киран, потирая глаза, прежде чем моргнуть. — Сейчас часов семь утра, а ты не спишь.

Я пожимаю плечами, поднимая с пола пакетик:

— Я рано встаю.

— Ага, но прошлой ночью мы почти не спали.

Его голос все еще хриплый, отчего у меня по спине бегут мурашки. Сонный Киран, на мой взгляд, привлекателен как никогда.

Я ухмыляюсь ему:

— И кто же в этом виноват?

Рейн улыбается в ответ и делает шаг ко мне:

— В основном ты.

Когда он пытается взять меня за руку, его взгляд останавливается на пакетике, что я держу, и Киран быстро моргает, прежде чем снова на меня посмотреть.

— Это, что, травка?

— Да, у меня есть немного для нас, — говорю я ему с усмешкой.

Рейн отступает назад, качая головой с выражением замешательства на лице:

— Не думал, что ты куришь травку, золотой мальчик.

Я изо всех сил стараюсь не закатывать глаза на комментарий про золотого мальчика.

— Только когда у меня стресс. Обычно они случаются не так часто, чтобы мне потребовалось больше одного пакетика в год. — Я сокращаю расстояние между нами и чмокаю Кирана в щеку. — Подумал, что травка поможет тебе отвлечься от мыслей. А если нет, то хотя бы уснуть.

Рейн вздыхает и проводит ладонью по лицу, прежде чем подойти к кровати и сесть. Его пальцы путаются в волосах, когда он кусает внутреннюю сторону щеки, наблюдая за мной.

Я вижу, как крутятся шестеренки в его голове, в попытке придумать, что бы сказать, чтобы... не расстроить меня?

Это ведь просто травка. Совершенно легальная в штате Колорадо.

— Я не могу, — отвечает мне Киран через минуту, кивая на паркетик.

Я хмурю брови, когда подхожу к кровати, вставая на нее одним коленом:

— Ладно, ничего страшного. Я не пытался на тебя давить…

— Нет, Рив, дело не в этом, — вздыхает Киран, забирая у меня из рук марихуану. Он вертит пакетик в ладони, глядя на него так, словно это граната. Его взгляд встречаются с моим, и Рейн грустно улыбается, протягивая мне травку обратно: — Я ценю все, что ты для меня делаешь. Но я уже ступал на эту дорожку раньше, пытаясь заглушить боль.

Забирая пакетик, я бросаю на него растерянный взгляд:

— Ничего не понимаю. Детка, это всего лишь травка. В этом штате она легализована.

Киран закусывает губу и снова качает головой:

— Слушай, когда... стало совсем плохо, я обратился к травке и выпивке, в попытке справиться с депрессией.

— Это не то, что…

— Я знаю, что это не то, что ты предлагаешь, Abhainn. Просто дай мне договорить, ладно? — Взглядом Рейн умоляет меня заткнуться хотя бы раз в жизни, поэтому я молча киваю. — В выпускном классе я с головой окунулся в травку и алкоголь. На некоторое время они помогли отогнать моих демонов. По крайней мере, пока я бодрствовал. Но, конечно же, ночью они не помогали. Довольно скоро их стало недостаточно. — Он облизывает губы и неловко смеется: — Именно тогда я перешел на кокаин, вернее на все, что попадалось под руку, лишь бы оно помогло забыться.

Взгляд Кирана цепляет меня, как и всегда заключая в ловушку, и я теряюсь в печали, которую нахожу в глубинах его глаз.

Детка, позволь мне забрать твою боль.

Но я молчу, мысленно призывая Рейна продолжать. Мне нужна вся его правда. Вся, которой он готов поделиться. Я приму ее и буду умолять о большем. И неважно, насколько мрачной она будет.

Самые темные уголки его души, прошлое — это то, кем является Рейн.

— Мне было плохо до такой степени, что я приходил в школу под кайфом, и меня выгоняли с середины тренировки. Закинуться экстази перед игрой? Легко. По сути я был наркоманом. И не мог остановиться, даже если бы захотел.

Щеки Кирана пылают, румянец заливает кожу от шеи до кончиков ушей.

— Не надо стыдиться, — говорю я ему, убирая травку в сторону, чтобы схватить Рейна за руку. — Я не осуждаю тебя за то, как ты справлялся со своей болью. После того, как нас бросил отец, я долгое время принимал Ксанакс. Да, может быть, это не совсем то же самое, но мне помогало. — Покачав головой, я выдыхаю: — Ни у кого нет права указывать тебе, каким способом справляться со своими демонами.

Рейн кивает, и я сжимаю его руку, желая сделать что-нибудь — что угодно, лишь бы ему помочь.

— Могу я спросить, что помогло тебе остановиться?

Киран закусывает губу:

— Мой друг... он умер. От передозировки. Меня отрезвила его смерть.

Боже.

— Черт, Рейн, прости.

Киран пожимает плечами:

— Не извиняйся, это не твоя вина. Я прошёл реабилитацию, начал ходить к психоаналитику и тому подобное. Но с учетом вышесказанного, я даже не прикоснусь к траве. Изредка я употребляю алкоголь, но не думаю, что он когда-нибудь станет для меня проблемой.

Я улыбаюсь, потирая большим пальцем тыльную сторону его ладони:

— Что ж, я рад. Когда ты последний раз принимал наркотики?

Рейн морщится, и мое сердце замирает.

— Той ночью в Портленде, — говорит он хриплым голосом. — В том клубе я втянул две дорожки кокса. Потом мне сказали, что это была смесь с экстази, чтобы от кайфа сносило крышу, и… Даже не знаю… У меня были дикие галлюцинации, а потом вырвало в туалете... — Киран качает головой. Чувство вины, которое он испытывает, написано на его красивом лице. — Черт, лучше бы я этого не делал. В тот вечер я перечеркнул годы трезвости.

Я чувствую, как морщу лоб:

— Тогда зачем сделал?

Его взгляд танцует в глубинах моих глаз, читая меня, прежде чем скользнуть языком по губам и отвести взгляд.

И все становится на свои места.

— Это случилось из-за меня, да? — шепчу я, и у меня перехватывает дыхание. — Это был я. Я дразнил тебя в гостинице, подстрекал. А потом ты ушел и…

Боже.

У меня голова идет кругом. Кажется, будто меня сейчас стошнит. Я выскальзываю из его рук и отворачиваюсь, обхватив голову руками.

Все из-за меня.

Рейн сорвался... потому что в тот вечер я вел себя как придурок.

— Нет, — твердо говорит Киран, хватая меня за подбородок и заставляя посмотреть ему в глаза. — Помнишь, что ты сказал мне в ту ночь на поле, когда я тебя разукрасил? Что я не могу свалить на тебя свои проблемы. — Я едва киваю, но он замечает это и продолжает: — Хорошо. Потому что я не позволю тебе мучить себя из-за моих ошибок. Они на моей совести, как ты и сказал. — Его глаза ищут мои, и я вижу в них непролитые слезы. — Это я принял решение обнюхаться коксом, а не ты. Это моя вина.

Я вздрагиваю от его слов, резко сглатывая:

— Я чувствую себя виноватым. Если бы я тогда…

Киран яростно качает головой, прерывая меня:

— Человеку не следует зацикливаться на прошлом, Abhainn, и забывать про настоящую жизнь.

Я издаю сдавленный смешок:

— Ты только что неточно процитировал мне Гарри Поттера?

Рейн ухмыляется и проводит большим пальцем по моей щеке:

— Не знаю, наверное. — Его улыбка смягчается, но палец продолжает скользить по моему лицу. — Я совершил столько ошибок в своей жизни. Столько хотел бы исправить. Но не могу, поэтому все, что остается, это учиться на них и стараться не повторять.

Киран прав. Все мы так или иначе делали ошибки, главное не повторять их.

Именно это он и пытается сделать. Теперь я понимаю.

— Все равно прости меня, – говорю я Рейну, поднимая руку, чтобы схватить его за запястье. — Прости за то, как я вел себя раньше.… — Я замолкаю, стиснув зубы. — Мне очень жаль.

Его мягкая улыбка согревает мое сердце, и оно практически останавливается, когда Рейн нежно целует меня в губы:

— Ты тоже меня прости. Я бы сказал, за все, но... — Он замолкает, заливаясь смехом. — Не уверен, жалею ли я о том, что ударил тебя. Было приятно лишить блеска золотого мальчика.