Но этим вечером? Готов поспорить на что угодно, что буду сидеть с кистью в руке.

Мое сердце бешено колотится о грудную клетку, пока я бегу по ступенькам с такой скоростью, словно от этого зависит моя жизнь.

И хотя нет никакой угрозы для жизни, клянусь, с моим здравомыслием дело обстоит именно так.

Потому что даже сейчас, когда силы почти на исходе, я все еще его чувствую. Взгляд Ривера, который следит за каждым моим движением.

Он почти осязаемо скользит по моему телу, ласкает каждый дюйм обнаженной кожи. Пронизываюший. Мощный.

Стиснув зубы, я пытаюсь закончить подход с теми силами, которые у меня еще остались.

Когда мои ноги касаются пола, я стою весь мокрый и еле дышу. Дрю мгновенно останавливает секундомер, и я смотрю на него, заложив руки за голову и пытаясь восстановить дыхание.

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Чувак, — качает он головой. — Это твое лучшее время.

Закашлявшись, я делаю еще один глоток воды:

— И что это значит? Всю тренировку я был полным дном.

Дрю невесело смеется и бросает мне секундомер, который я с легкостью ловлю.

— Ну, если под словом «дно» ты подразумеваешь лучший результат за все время, что ты провел в Колорадо, то да, чувак, сегодня ты пробил дно.

Я бросаю взгляд на таймер на дисплее. Моему разуму требуется минута, чтобы запомнить цифры и осознать, что Дрю был прав. Это лучшее время, которого я достиг с тех пор, как перевелся. Черт, да может, вообще за всю спортивную карьеру.

Как такое возможно??

Внезапно я слышу неторопливые хлопки с другого конца зала и тут же понимаю, кто это.

А когда поворачиваюсь лицом к Риверу и бросаю на него кислый взгляд, то не готов к тому, что обнаружу.

Он опять на меня смотрит.

Именно так, как я просил его не смотреть.

Его взгляд скользит по моей обнаженной груди и торсу к поясу шорт, обжигая каждый дюйм моей кожи и останавливаясь на татуировке с боку — словах, которые, как я знаю, слишком малы, чтобы прочесть с такого расстояния, прежде чем неторопливо вернуться к моему лицу.

А потом ублюдок перестает хлопать и улыбается.

Я прикусываю щеку. Мне нужно успокоиться, прежде чем я пойду к нему и убью за то, что он так на меня смотрит.

Ромэн никогда не делал ничего подобного. Не показывал открыто свой интерес. Он был хорошим другом, и если его что-то и привлекало, то парень держал это при себе, считая, что я буду испытывать неловкость.

До той ночи.

А Ривер? Он открыто дает понять, чего от меня хочет, и это так извращенно.

Мы ведь товарищи по команде. И должны полагаться на другого, чтобы в трудную минуту читать друг друга без слов. Отточить эту чертову химию, которая течет между нами, хочу я этого или нет.

Но как, черт возьми, я могу доверять Риверу, если меня «штормит», когда мы оказываемся рядом?

Как я могу знать, что он прикроет мне спину на поле, если теперь решил сделать все возможное, чтобы не скрывать свое влечение ко мне?

Ответ прост… Никак.

Ривер подходит, покусывая нижнюю губу... чем привлекает мое внимание. Мой взгляд прикован к его рту. Его губам. И на них появляется дерзкая ухмылка.

А когда я, наконец, выхожу из транса, чтобы посмотреть Риверу в глаза, их блеск дает понять, что меня поймали с поличным.

Вот черт.

К горлу начинает подниматься желчь, когда Ривер останавливается передо мной. От него волнами исходит самоуверенность, и мой желудок ноет еще сильнее.

Кивая головой, прежде чем слегка наклонить ее, он криво усмехается:

— Ты отлично смотрелся. Прям ух!

Клянусь, что стараюсь не воспринимать его слова как какую-то форму двусмысленности. Но стоя перед ним полуголым, я ни за что на свете не смогу забыть, как Ривер пожирал меня взглядом за несколько мгновений до того, как заговорить. Это был буквально трах глазами третьей степени.

Больше похожий на изнасилование, потому что я определенно этого не хотел.

— Без разницы, — бормочу я, отворачиваясь от Ривера, чтобы схватить полотенце, которое положил на стойку с гантелями, вытираюсь и быстро натягиваю футболку.

Последнее, что мне нужно — стоять без футболки рядом с этим парнем. Скорее всего, он воспринял бы это как приглашение.

Даже не взглянув в его сторону, я направляюсь за своими вещами, готовый сбежать.

Пожалуйста, просто продолжай меня игнорировать, и все снова станет хорошо.

— Без разницы? — смеется Ривер, следуя за мной. — И это все, что ты можешь сказать?

Я смотрю на него, прежде чем взглянуть на дверь, желая сбежать и вернуться в квартиру. Поджав губы и делая вид, что обдумываю его слова, потому что, это всё, на что у меня есть силы, я киваю:

— Именно так. Поэтому я и ухожу, Ленни. Обычно это означает конец разговора.

Чтобы еще больше доказать свою точку зрения, я начинаю шагать к двери. И, конечно же, поскольку у Вселенной против меня какой-то заговор, раз она постоянно делает меня несчастным, Ривер следует за мной по пятам. Даже когда я выхожу из спортзала и иду по пустынному коридору, то слышу за спиной его шаги.

— Что, черт возьми, между нами происходит? — шипит он, хватая меня за руку и дергая. Мне приходится повернуться к нему лицом. Я вижу ярость в его глазах, которую никогда не замечал раньше. — Потому что, с моей точки зрения, ориентация не имеет ничего общего со способностью играть на поле. Как по мне, так это единственный вариант, из-за которого ты решил не общаться со мной.

Я усмехаюсь и закатываю глаза:

— Ты, что, не слушал меня на днях? Ясно же, что проблема в тебе. Не в твоей ориентации, а в тебе в целом. Так что сделай мне одолжение, убирайся с глаз долой.

Ривер раздраженно смеется:

— Как простой разговор и похвала, насчёт того, как хорошо ты смотрелся на тренировке, могли тебя обидеть?

— Может, из-за того, что ты на что-то намекал? — огрызаюсь я, приближаясь к нему в едва сдерживаемой ярости.

— Тебе серьёзно стоит вернуться в реальность, если ты думаешь, что всё, что я говорю, имеет какой-то подтекст.

Усмешка пробегает по моему лицу, когда я смотрю на Ривера с презрением. Потому что пошел он. Я знаю, в какую игру играет Леннокс, и вижу его насквозь. Он из тех парней, которые готовы принять любой вызов лицом к лицу и бороться изо всех сил, лишь бы его преодолеть. Победить во что бы то ни стало.

Вот, что во мне видит Ривер. Вызов. Игру, в которую можно играть и выигрывать.

Не на того напал.

— Иди на хрен, Леннокс.

Ривер ухмыляется, скрещивая руки на груди:

— Почему бы тебе не пойти туда самому, Грейди?

У меня чуть ли не выскакивает челюсть в попытке держать рот на замке, сохранять хладнокровие и не позволять Риверу до себя добраться, независимо от того, насколько это противоречит моей природе.

— Feisigh do thoin fein, — бормочу я себе под нос по-гэльски.

Потому что да, я зрелый парень двадцати одного года, который только что сказал Риверу пойти и трахнуть свою задницу на языке, который точно ему не знаком.

Я снова разворачиваюсь, чтобы продолжить свой путь, но Ривер хватает меня за руку:

— Ой, вот только не надо, придурок. Хочешь оскорбить меня? Так сделай это на языке, который мне понятен. Тогда я, по крайней мере, буду знать, почему мне приходится бороться со своим инстинктом съездить тебе по лицу.

Мой взгляд прикован к его хватке на моей руке — там, где соприкасается наша кожа.

Это всего лишь наш второй физический контакт, который длится больше, чем короткое мгновение. И так же, как и в прошлый раз, мою плоть обжигает жидкий лёд.

Меня бесит, что Ривер каким-то образом вызывает во мне... что-то. Не думаю, что смогу найти название этому ощущению, даже если попытаюсь.

— Убери от меня… свою… блядскую… руку.

— А то, что? — бросает он вызов, вторгаясь в моё личное пространство. — Опять назовешь меня педиком? Гомиком? Твинком? Давай, детка, выскажись. Выложи всё, как есть. Потому что нет ничего такого, чего бы я не слышал сотни раз.

Его улыбка угрожающая, наполненная ядом. Она совершенно не подходит к той блестящей маске, которую Ривер носит каждый день.

Потому что так и есть. Гребаная маска.

Леннокс и близко не тот идеальный золотой мальчик, за которого себя выдает. Потому что он ублюдок с мелкой душонкой и явно жаждет вражды. Ривер может сдерживать себя до конца жизни, но я вижу его насквозь.

— Держись от меня подальше, и нам не придется ничего выяснять, — огрызаюсь я, выдергивая руку из его хватки и стараясь не замечать прохладного ощущения, омывающего мою кожу там, где раньше были его пальцы. Словно она по ним скучает.

Что? Ничего подобного. Ты совсем уже, что ли?

Я снова иду по коридору, и, слава Богу, не слышу никаких шагов позади. Но голос Ривера, низкий и глубокий, даже на расстоянии прорезает застоявшийся воздух:

— И как мне, по-твоему, это сделать, а, Киран? Мы ведь товарищи по команде и видимся каждый чертов день. У меня нет возможности держаться от тебя подальше, потому что, нравится нам это или нет, мы застряли вместе на следующие несколько месяцев, пока не закончится сезон.

Поверь, я считаю дни.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — говорю я сквозь зубы, поворачиваясь к нему лицом. — Уверен, что знаю получше, чем некоторые. Просто держитесь подальше, кроме игры, и у нас не будет проблем.

— Конечно, ведь у нас так хорошо получается, — бормочет Ривер, качая головой, прежде чем провести рукой по волосам. — Я никогда не напрашивался стать твоим врагом. Мне и не нужно было. Ты сам все сделал.

Ривер не ошибается. Это все мои собственные действия, и я это знаю.

Именно я не могу совладать с собой и разобраться с собственным прошлым. Он ни в чем не виноват, и я, черт возьми, это знаю.

Но, хоть убей, ничего не могу поделать.

— Ну, возможно, всё было бы нормально, если бы сегодня ты не раздевал меня глазами перед товарищами по команде. Господи Боже! Я же говорил, что Эллиот намекнул, будто мы трахаемся, и поэтому ты отдаешь мне предпочтение на поле. А ты опять сделал то же самое. Но дело не в этом. Мы оба знаем, что наша химия на поле только из-за той долбаной телепатической хрени, вот и всё!