Глава 7

Кэтрин

Через четверть часа Уоттс позвонил и сказал, что ждет меня снаружи. Я спустилась, чтобы встретиться с ним.

Он припарковался у входа в мое здание и вышел, чтобы придержать для меня пассажирскую дверь. Сегодня он надел джинсы, футболку и легкую куртку. Его одежда выглядела помятой, а прическа — растрепанной как после сна. Так бывает, когда смачиваешь волосы водой, чтобы взять безумие под контроль, но безуспешно. Глаза Уоттса казались уставшими.

— Ты в порядке? — спросила, радостно обнимая его.

Я почувствовала, как что-то прижалось к моей груди. Осознав, что это пистолет, ничего не сказала.

— В порядке, только немного устал. — Он поцеловал меня в щеку. — Ты так хорошо пахнешь. Это немного пробудило меня. Давай, забирайся. Поедем ко мне.

Он отодвинулся от меня и положил руку на дверцу авто.

Только тогда я заметила, какую машину он водит. Я настолько обрадовалась нашей встрече, что даже не обратила на это внимания.

— Где твоя машина?

— Я на несколько дней арендовал эту, — ответил он, пожимая плечами. Я поняла, что это как-то связано с его работой, поэтому прекратила расспросы.

На протяжении всей поездки он объяснял, чем мы займемся, когда доберемся до места.

В какой-то момент я поинтересовалась:

— Почему ты был так близко, когда я позвонила?

Он смотрел прямо перед собой.

— Ты не захочешь знать.

— Рабочие моменты?

Он кивнул.

— Не могу посвятить в детали. Просто это поставит тебя в более опасное положение, особенно сейчас, перед встречей с полиграфом.

— Думаешь, выбирают на самом деле случайно или?..

— Не знаю, — ответил Уоттс. — Я думаю, что если бы кого-то в чем-то заподозрили, то пошли бы прямо к нему, не проводя обширной проверки. Но осторожность не помешает.

Несколько минут мы ехали в тишине, и я думала о сказанном им утром во вторник — об опасности, с которой столкнусь, решении, которое должна принять, и обо всем остальном. Я понимала, что он ничего не выдумывает, но теперь, почувствовав давление, все казалось более реальным, чем когда-либо.

Ни одна из эмоций, которую я испытывала от этого понимания, не заставляла дважды подумать о желании быть с Уоттсом. И сидя там, на пассажирском сидении, глядя на него за рулем, я поняла, что нахожусь именно там, где мне хочется. Не именно в машине. На самом деле не в конкретном месте. Это не имело значения. Где я хотела находиться, отныне и навсегда, так это рядом с Уоттсом, неважно где.

***

— Доброе утро, Эндрю, — прозвучал голос с соседнего крыльца. Я посмотрела вперед и увидела пожилую женщину, сидевшую в деревянном кресле-качалке.

Уоттс обошел машину с моей стороны и открыл дверцу. Закрывая ее, ответил:

— Доброе, миссис Вудалл.

— Хороший день, чтобы не работать, — заметила она.

Уоттс взял меня за локоть и повел, практически толкая, к крыльцу своего дома.

— Прекрасный день, — отозвался он, — наслаждайтесь.

— У вас дневное свидание? — спросила она. — Я впервые вижу вас с женщиной. Так ведь или я забыла?

Ух ты, эта женщина совсем не сдерживалась. Каким бы скрытным ни был Уоттс, меня удивило, что он живет рядом с человеком, который сидит на крыльце и выспрашивает о личной жизни.

Уоттс вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Дверь распахнулась.

Мне было немного жаль эту даму. Она явно не хотела ничего плохого. Тем не менее, происходящее немного нервировало меня, и, вероятно, в сто раз больше — Уоттса.

— Это Эллисон, — сообщил он, удивив больше, чем немного, и я резко повернула голову в его сторону. — Скорее всего, в будущем вы будете часто видеться.

— Привет, — помахала я.

Женщина помахала в ответ.

— Что ж, приятно знать. Хорошего дня.

— И вам, миссис Вудалл.

Я снова помахала ей и улыбнулась, заходя в дом.

Уоттс закрыл дверь и запер ее, качая головой.

— Она выглядит милой, — сказала я. — И какого черта я Эллисон?

Он опорожнил карманы в маленькую миску, стоящую на столе рядом с входом.

— Она и есть милая. Иногда даже чересчур. Поверь, ей не нужно знать что-либо о тебе, а тем более, о нас.

— Не уважает кодекс неприкосновенности личной жизни? — поинтересовалась я в шутку.

Уоттс впился в меня взглядом.

— Даже не знает о нем.

— Тогда это твое упущение.

Он улыбнулся впервые за утро.

— Я знаю, что тебе сложно переключиться, но сейчас не время быть милой и флиртовать со мной. Нам нужно сделать кое-какую работу.

— Эй, — произнесла я, изображая разочарование. — Я тут пытаюсь поднять настроение. Выпусти немного пара.

— Позже у нас будет куча времени, чтобы впустить кое-что.

Его кривоватая улыбка заставила меня упасть на колени прямо в прихожей.

***

Он повел меня в подвал, где велел сесть на неудобное старое деревянное кресло, стоявшее рядом со столом. Уоттс подошел к большому металлическому шкафу и вытащил холщовый мешок. Положил его на стол и расстегнул молнию, затем посмотрел на меня, когда я подняла глаза от сумки, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Полиграф.

— Прежде я уже проверялась на таком.

Он улыбнулся.

— Что ж, теперь ты пройдешь еще через одну проверку.

Несколько минут Уоттс подключал меня к машине и объяснял, как все происходит.

— Уверен, ты знаешь, что это, — сказал он, оборачивая рукав для измерения давления вокруг моего бицепса.

— Да.

Он достал из холщового мешка две резиновые трубки и расположил их чуть пониже груди.

— Они измеряют скорость и глубину дыхания.

Потом прицепил на два пальца пластиковые клипсы.

— Они измеряют влажность кожи. Когда нервничаешь, то потеешь, и он проводит электричество.

Я молчала, пока он включал стоящий на столе аппарат, и тут меня осенило.

— Откуда он у тебя?

Уоттс ответил, не глядя.

— Когда я впервые добрался сюда, большая часть того, чем мы занимались — чем я занимался — включала в себя задержание и допрос подозреваемых. Хотя я годами его не использовал.

— Почему?

Он присел.

— Порядок сбора информации изменился. По крайней мере, для нас.

Я уже привыкла к расплывчатым ответам о работе и быстро научилась не задавать лишних вопросов.

Он установил на зубцы рулон бумаги и просунул его под маленькие иголочки, которые нацарапали на бумаге получившиеся линии.

Уоттс с серьезным выражением лица изучал меня.

— Готова?

Я кивнула.

— Смотри прямо. Первый вопрос: Твое имя Кэтрин Мэри Колб?

— Да.

Не в силах сдержаться, я взглянула на него.

— Интересно, — протянул он. — Это ложь, но аппарат показывает, что ты говоришь правду.

— Это действительно я.

Уоттс кивнул и улыбнулся.

— Я знаю.

Он начал спрашивать простые факты: сколько мне лет, живу ли я в Вашингтоне, вожу ли «Фольксваген Джетта» две тысячи второго года. То, на что знал ответы, чтобы настроить прибор.

А потом он резко переключился на сложные вопросы.

— Ты связна с кем-то, кто не является гражданином США?

— Нет.

— За последние десять лет ты выезжала за пределы США?

— Да.

Он прервался на секунду, а потом спросил:

— Когда последние два раза пропустила работу, ты на самом деле была больна?

— Да.

Я снова посмотрела на Уоттса, быстро оценивая его реакцию. Глядя на иглы на бумаге, он улыбнулся.

— Ты состоишь в постоянных романтических и/или сексуальных отношениях с кем-либо?

Я замешкалась немного дольше, чем хотела, но выдала ответ настолько быстро, насколько могла.

— Нет. — Было чертовски интересно, что показывает считыватель, но Уоттс не спешил меня просвещать. Мы встретились взглядами, но он молчал, поэтому я поинтересовалась: — Что он говорит?

— Пока не могу сказать, — категорично ответил Уоттс и перешел к следующему вопросу. — Ты когда-нибудь встречалась с человеком, совершившим преступление?

— Нет.

— Ты когда-нибудь крала с работы что-нибудь, кроме канцелярии?

— Нет.

— Ты когда-нибудь воровала канцелярию с работы?

Я замешкалась, задумавшись. А кто не делал такого? Но я солгала:

— Нет.

— Ты когда-нибудь знала кого-то или была знакома с кем-то, кто лишил человека жизни?

— Нет.

Я слышала, как изменилось дыхание Уоттса, но не отметила изменения в своем.

— Ты сейчас нервничаешь? — спросил он.

— Нет, — снова солгала я.

— Ты сейчас сидишь в подвале?

— Да.

— Ты когда-нибудь использовала другое имя?

— Нет.

— У тебя есть дети?

— Нет.

— Ты любишь читать художественную литературу?

— Да.

Уоттс прервался на долгое время. По ощущениям дольше минуты, что слишком долго для сидения в тишине. Я с трудом сдержалась, чтобы не посмотреть на него.

— Ты владеешь какой-либо информацией, которую ФБР сочло бы полезной при раскрытии преступлений, связанных с безопасностью Соединенных Штатов?

— Нет.

Уоттс встал. Я посмотрела на него, задаваясь вопросом, что будет дальше.

— Ты прошла, — сообщил он, и я улыбнулась. Обойдя меня, он заявил: — сейчас вернусь.

Я слышала, как он поднимается по лестнице. Слышала над собой его быстрые и тяжелые шаги.

Прошло несколько минут, прежде чем Уоттс вернулся в подвал. Я его не видела, лишь различила, как он спускается по ступенькам и подходит ко мне сзади.

А потом он завязал мне глаза, и все стало черным.

— Это маска для сна, — успокоил Уоттс. — Не волнуйся.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее, и задалась вопросом, отразилось ли это на полиграфе. Уоттс никак не отреагировал.

— Одно из двух, — проговорил он. — Или аппарат сломан, или ты безупречная лгунья. Без обид. Это пригодится. Конечно, есть и третий вариант. Может быть, ты просто хорошо контролируешь эмоции, когда хочешь. Когда тебе это нужно.

В этом не было никаких сомнений. В течение двадцати шести лет я тренировалась контролировать себя. Во всяком случае, почти все эмоции. Я знала, что иногда полезно выражать их, будь они хорошими или плохими. А контролировать себя не получалось. Особенно когда речь шла об эмоциях, которые я испытывала по отношению к Уоттсу.

Я слышала, как на стол поставили что-то похожее на обеденную тарелку.

— У меня есть мысль о том, какая из теорий верна, — сказал он. — И сейчас мы ее проверим.

Когда темнота заполнила поле моего зрения, вспышка нервного ожидания пронзила тело. А потом оно превратилось в нетерпеливое желание.