Но его лицо показалось Элизе удивительно знакомым. Так сильно, что ее сердце все равно слегка дрогнуло.

Мужчина откинул волосы назад и направился к двери. Элиза была поражена тем, как он похож и в то же время отличается от Роума. В то время как Роум был полон мускулов, этот человек был чрезвычайно высок и худощав. Но когда он подошел к двери, Элиза заметила у него под нижней губой пирсинг. У него не было такого кольца, как у Роума.

Она поняла, что смотрит на него и поспешила обратно на кухню, чтобы спрятаться. Через мгновение раздался звонок в дверь, и входная дверь открылась.

– Эмили? – раздался низкий голос. – Это я.

Эмили спустилась по лестнице и Элиза поняла, что она сменила рубашку и освежила макияж. Она улыбнулась мужчине, как только Элиза вышла из кухни.

– Эй, Иерихон! Спасибо, что пришел. Я хотела познакомить тебя с Элизой. – Эмили указала на Элизу, стоявшую в дверях кухни.

Он протянул ей большую руку для рукопожатия, и Элиза поняла, что у него точно такие же голубые глаза с длинными ресницами, как у Роума.

– Элиза – подруга Роума, – сказала Эмили и снова повернулась к Элизе. – Это Иерихон Лозада. Мой плотник.

– Ты брат Роума? – удивленно моргнула Элиза.

– Так и есть. – Иерихон бросил на нее оценивающий взгляд. – Должно быть, это из-за тебя он так долго здесь торчал.

Вспыхнув, она выдернула свою руку из его, затем скрестила руки на груди.

– Элиза расстроена, что Роум покинул город, – сказала Эмили, направляясь к Элизе и обнимая ее за плечи. – Они провели вместе выходные, а потом он встал и ушел.

– Он написал мне вчера вечером и сказал, что уезжает. – Иерихон потер рот.

– Куда же он уехал? – спросила Элиза.

– Думаю, в любое место, где он сможет избежать встречи с семьей. – Иерихон пожал плечами. – Роум мне ничего не сказал. Думаю, беспокоился, что если это сделает, то каким-то образом вернется к нашим родителям.

– Я не понимаю, – сказала Элиза.

– Как много он рассказал тебе о своем прошлом? – Знакомые голубые глаза сузились, глядя на нее.

– Я знаю, что он попал в тюрьму, – сказала она. – Наркотики. Но я также знаю, что он не тот парень, кто есть сейчас. Я пытаюсь разобраться во всем этом.

– Ты, кажется, очень уверена, что знаешь, кто такой Роум, – сказал Иерихон, глядя на нее.

– Да, – легко ответила Элиза. – И он не торговец наркотиками. А если и был, то теперь он не такой, и я не держу на него зла.

Намек на улыбку коснулся твердого рта Иерихон.

– И поэтому ты позвала меня? – Он посмотрел на Эмили.

К удивлению Элизы, Эмили захихикала, как школьница.

– Возможно. Я также сделала немного выпечки этим утром. Ты можешь угощаться.

Иерихон улыбнулся Эмили, и Элиза вдруг почувствовала себя третьей лишней. Неужели между ними что-то происходит?

– Пойдемте на кухню, – сказала им Эмили. – Я поставлю еще кофе.

Через несколько минут они снова сидели на кухонном островке, перед каждым из них стояли тарелки с печеньем, а в кружках свежий кофе.

– Итак, – сказал Иерихон, глядя на Элизу. – Ты хочешь узнать о прошлом Роума.

– Да.

– Ты права, что Роум не дилер. Никогда не был.

Восторг вспыхнул в сердце Элизы.

– Но... почему он попал в тюрьму?

– Он сел за маму.

– Это были наркотики его матери? – У Элизы отвисла челюсть.

– Какую бы картину материнской любви ты ни представляла, лучше выкинь ее из головы. – Иерихон искоса взглянул на нее. – Мама Лозада – это много чего, но она дерьмовый родитель. Вообще-то, оба моих родителя такие. Вежливое слово, чтобы использовать, чтобы описать их – вероятно, «хиппи» или «богема», но реальность такова, что они просто бродяги. Ты перемещаешься с места на место, следуя за остальными. – Он пожал плечами. – Я провел свое детство валяясь на диванах и наблюдая, как мои родители тратят свои последние несколько долларов, чтобы закурить с друзьями. Они никогда не прекращали вечеринки, даже ради своих детей. Это была дерьмовая жизнь. Мы почти не ходили в школу, и каждый раз, когда кто-то интересовался о нашем благополучии, мы перескакивали в другой город. Трудно найти настоящую работу, когда ты бездомный, поэтому мы попрошайничали, делали странные дела, жили с друзьями, как вы называете это. Мама и папа продавали наркотики.

– Звучит ужасно, – прошептала Элиза.

– Так и было, – решительно ответил Иерихон. – Я ненавидел каждую чертову минуту этого. Мне тоже всегда было жаль Роума. Я ненавидел наших родителей, но он так отчаянно хотел видеть в них настоящих родителей, а не дерьмовых людей. В результате они начинали капризничать и попадали в какие-нибудь неприятности, а потом бросали Роума на произвол судьбы. К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, у парня был список преступлений длиной в милю, и многие из них были не его.

При этой мысли у нее пересохло во рту.

– Но зачем он это сделал...

– Мама прекрасно понимала, как заставить Роума что-то делать. Я помню, как она плакала, когда попадала в беду, потому что знала, что он не может видеть, как плачет женщина.

Ее глаза расширились. Элиза помнила, как он говорил ей это.

«Не плачь, Элиза. Я не выношу, когда девушки плачут».

– Похоже, она им манипулировала, – заметила Эмили.

– О да. Моя мама могла бы провести мастер-класс по манипуляции. – Иерихон отхлебнул кофе и проглотил еще одно печенье. – Вот почему я ушел оттуда, как только стал достаточно взрослым. Пришлось оставить Роума позади, но выбора не было. Сказал моей семье, что убегаю, чтобы присоединиться к МК.

– МК? – озадаченно спросила Элиза.

– Мотоциклетный клуб. На самом деле я просто вступил в армию. – Иерихон усмехнулся, и на мгновение на его лице появилось то же озорное мальчишеское выражение, которое так часто появлялось на лице Роума. – Провел там четыре года. Вернулся и узнал, что мой брат отбывает срок за сделку с наркотиками. – Он фыркнул. – Мама очень хорошо справлялась с этими слезами.

– Это ужасно, – прошептала Элиза.

– Это мои родители. Здесь, позволь мне показать тебе кое-что. – Он сунул руку в задний карман и вытащил водительские права, затем протянул их ей.

Элиза взяла их и принялась изучать, пытаясь понять, что же должна была на них увидеть. Потом она поняла, что его имя ей очень знакомо.

– Джон Лозада, – пробормотала она.

– Номер два, – сказал Иерихон со смехом. – Папа – Джон Лозада номер один. Роум – Джон Лозада номер три. Тем лучше, чтобы украсть твою личность.

– Что? – пробормотала Эмили, поднося к губам чашку с кофе. Она сделала глоток и покачала головой. – Ты думаешь, я поверю, что твои родители назвали тебя так же, чтобы украсть твою личность?

– Я уверен, что все началось не так. Может, они просто хотели, чтобы я был младшим. Но к тому времени, когда родился Роум? Я не сомневаюсь, что именно это они и делали. Мы уже много лет имеем кредитные карты на свое имя.

– И банкротства, – сказала Элиза, думая о кредитном отчете Роума. Она задавалась вопросом о сроках его банкротства. Это произошло, когда он был очень молодым подростком. Теперь это имело смысл. – Твои родители – ужасные люди.

– Да, да, это так. Вот почему я ушел. Мне жаль только, что я не вытащил Роума до того, как они испортили ему жизнь. – Иерихон покачал головой. – Значит, если он выбежит за дверь, почувствовав запах семьи, то именно поэтому. Мы не отстаем друг от друга, но мы не близки. Роум слишком много раз обжигался. Теперь он никого к себе близко не подпускает. – Иерихон посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. – До этого момента.

– Должно быть, он не очень-то заботился обо мне, – тихо сказала Элиза, ненавидя свой плаксивый голос. – Он бросил меня.

– Наверное не хотел, если я знаю своего брата. Ты была единственной причиной, по которой он так долго здесь торчал.

– Так как же мне найти его снова? – В горле Элизы образовался болезненный комок.

– Твоя догадка так же хороша, как и моя. Я сомневаюсь, что услышу его снова в течение нескольких месяцев. – Иерихон пожал плечами.

Элиза не хотела ждать несколько месяцев. Она хотела, чтобы Роум вернулся сейчас. Ей хотелось заключить его в объятия и утешить за его ужасную жизнь, дать ему понять, что она любит его и что теперь все будет по-другому. Но он даже не отвечал на ее звонки.

Ей нужно было найти способ привлечь его внимание. Чтобы заставить его вернуться к ней. Если она поставит его перед собой, то сможет дать ему понять, что ей все равно, что думает Грант, и что его родители – ужасные люди. Что он попал в тюрьму.

Элиза просто хотела любить его и быть любимой в ответ.

– Кстати, – сказал Иерихон. – Не говори Роуму, что разговаривала со мной, иначе он подумает, что я предал его, и тогда я не получу от него вестей в течение многих лет.

– Я ничего не скажу, – пообещала Элиза.

***

В тот вечер Элиза заняла одну из гостевых ванных комнат на втором этаже пансиона Эмили. Она заклеила дверной косяк скотчем, поставила складной столик над унитазом и ввинтила в розетку красную лампочку. Затем поставила подносы с химическими препаратами и щипцы, установила увеличитель на одном конце раковины. Девушка положила пленку в проявочный бак на ночь и была готова обработать негативы. Вытаскивая свежесрезанные полоски, она поднесла их к красному свету, любуясь своей работой.

Роум был ошеломляющим. Элиза выбрала один негатив, вставила его в увеличитель, а затем выключила свет, чтобы установить фотобумагу. Используя руки в темноте, настроила все, щелкнула увеличителем, чтобы напечатать изображение на бумаге, а затем снова выключила его. Снова включила красный свет, бросила фотобумагу в ванну с проявителем, ожидая появления изображения.

Когда это произошло, Элиза глубоко вздохнула, наблюдая, как Роум смотрит на нее с фотографии. Она быстро осушила проявитель с фотографии, а затем бросила его в ванну с водой, любуясь им. После взволнованно достала фотографию щипцами.

Это была одна из лучших фотографий, которые она когда-либо делала. Это был снимок Роума, смотрящего на нее через плечо. Свет свечей отражался от его блестящей кожи, его лицо было наполовину скрыто тенью, голубые глаза смотрели на нее из-под длинных ресниц, а кольцо изгибалось над одной полной губой.