Глава 23

Ненависть утешает.

Ненависть чиста.

Никаких вопросов, никаких забот о том, что правильно, а что нет, никаких придирок к мотивации или цели. Никаких сомнений.

Ненависть проста.

Рудольф бежал. Я преследовал. И поймай я его, то прикончил бы максимально мучительным образом.

Больше ничего не имело значения.

Стоило отдать парню должное, он хотя бы умел двигаться. Рудольф всегда заботился о своем внешнем виде, что, очевидно, предполагало не только дорогие костюмы, но и интенсивные кардио тренировки. Он хорошо умел бегать.

Чего у Рудольфа не было, так это моих способностей к концентрации и трезвой оценке ситуации. А еще он не загонял себя до полусмерти пробежками каждое утро на протяжении долгих месяцев. Он был обычным человеком. Он чувствовал боль. В общем Рудольф находился в крайне невыгодном положении.

Я прибавил скорости.

Бегущий Рудольф забавно перемежал короткие вдохи хныканьем. Он был напуган. Должен был быть. В городе, полном монстров, он только что разгневал одного из самых страшных.

Рудольф рванул в поворот направо, ведущий в небольшую погрузочную зону позади здания. Он попытался открыть дверь, но та оказалась заперта. Ожидаемо. Все, кто не сбежал, баррикадировались в домах. В эту ночь в Чикаго было больше монстров, чем открытых дверей. Понятия не имею, о чем он думал.

Он отвернулся от двери, загнанный в угол, поднял на меня ствол своего пистолета и принялся стрелять настолько быстро, насколько быстро успевал нажимать на спусковой крючок.

Я поднял свой щит и перешел на шаг. Какие-то пули летели мимо, какие-то отскакивали от щита. Но ни одна из них не представляла для меня угрозы.

— Ты не можешь! — закричал Рудольф. Он пошарил рукой в области подмышки и достал еще один магазин. — Не можешь!

Не дав ему закончить перезарядку, я просто шагнул вплотную к нему, продолжая держать щит поднятым, заставив его врезаться спиной в стальную дверь позади.

Затем я уперся ногами в землю и начал давить.

Рудольф издал короткий, пронзительный крик боли. Щит зажал ствол его пистолета в одну сторону, в то время как его запястье было зажато в противоположную. Этот идиот до сих пор держал палец на спусковом крючке. Я услышал, как он сломался.

— Дрезден, нет! — снова закричал Рудольф.

Я надавил сильнее. Огонь мог бы быть хорошей альтернативой, но с моей чертовой рукой вызвать его оказалось бы проблематично. Так было лучше. Правильнее. Я подумывал описать ему, как буду перемалывать его кости в муку, чтобы испечь из нее себе хлеб на завтрак, но потом решил, что не в настроении для разговоров. К тому же зачем тратить слова на покойника?

Мы находились посреди гребаного Ада.

Никому не будет дела до еще одного трупа.

Я надавил еще сильнее. Рудольф еще раз попытался закричать. Между моим щитом и металлической дверью было недостаточно места, чтобы его легкие могли набрать достаточно воздуха, поэтому крик получился хриплым и тихим. Я отметил его широко распахнутые в испуге глаза — этого следовало ожидать. Он же умирал, в конце концов.

Воздух наполнил кислый запах мочи.

Я обратил на это внимание и слегка изменил точку опоры, чтобы давить еще сильнее.

Из всех возможных глупостей, он решил схватиться за телефон. Свой чертов телефон. Будто он ему хоть как-то поможет. Будто этот кусок пластика работает и позволит ему позвать на помощь. А даже если у него и вышло бы, будто помощь успеет прибыть вовремя.

Телефон выскользнул из пальцев Рудольфа, пока тот безуспешно пытался сделать вдох.

Я увидел на его лице осознание того, что должно было произойти. Его охватила паника, а из глаз брызнули слезы, когда последняя надежда пошатнулась, затем рассыпавшись в прах.

Это вызвало приятное жаркое ощущение где-то глубоко внутри меня.

Ты убил ее.

Почувствуй то, что чувствую я, ублюдок.

Я оскалился. Меня тошнило, я чувствовал себя опустошенным и сильным одновременно.

Я надавил сильнее.

Послышался хруст сломанной кости. Мне было без разницы какой, просто мне понравился звук, и я хотел услышать его еще раз.

— Bozhe moi, — внезапно раздался испуганный возглас где-то сзади меня. — Дрезден. Что, черт побери, это значит?

— Отвали, Саня, — прорычал я. — Это не займет и минуты.

Рудольф издал булькающий звук.

— Дрезден, — сказал Саня. Его грубоватый голос звучал обеспокоенно, что очевидно. В отличие от меня, ему не хватало ясности мысли. — Он не представляет для тебя угрозы. Остановись.

— Он убил Мерфи, — ответил я спокойно. — Я быстро сведу счеты, а потом мы примемся за работу.

— Нет, — возразил Саня. — Не тебе вершить над ним суд.

В его голосе звучала сталь.

Я медленно повернул голову назад и посмотрел на него.

Рыцарь Надежды обнажил Эспераккиус из набедренных ножен. Сабля осветила полумрак переулка резкой угрожающей вспышкой.

— Отпусти его, — повторил Саня. — Ты убиваешь человека. Если он совершил преступление, то предстанет перед правосудием. Но только не так.

— Просто дай мне секунду. — ответил я будничным тоном, будто делал бутерброд.

Лицо Сани приняло странное выражение. Я не мог понять, что оно значило, но точно не подходило для этой ситуации. Он подкрался ближе, двигаясь ловкими движениями. Очень ловкими. Саня явно был более достойным соперником. — Гарри Дрезден, это последнее предупреждение.

Затем что-то запятнало чистоту моей беспримесной ненависти. Я не мог понять что, но это меня выбесило.

Образ не оскверненного ничем посторонним опыта был разрушен. Эта тварь, этот Рудольф, он не заслуживал даже смерти, которую я собирался ему причинить. Он даже сдохнуть не мог должным образом, заставляя меня прилагать столько усилий чтобы его прикончить. Он даже презрения не заслуживал.

— Отойди, Саня, — отрезал я. — Я все равно сделаю это.

Саня не отошел. Это было бы не в стиле Рыцаря. Он не собирался дать мне закончить дело, если я не смогу его убедить.

Саня на секунду прикрыл глаза, будто от боли.

Что было... Да бога ради, это было просто тупо.

Я убрал щит, подскочил к нему и ударил прямо по яйцам.

У меня была сила и скорость. Но Саня уже какое-то время сражался за свою жизнь с самыми разными плохими парнями и не собирался дать себя уложить запрещенным приемом. Ему удалось в последнюю секунду сдвинуть свои бедра, частично ослабив эффект от удара. Так что вместо того, чтобы повалить его на землю, мой удар его отбросил и лишил устойчивости, но на ногах он устоял.

Я не дал Сане времени прийти в себя. Сократив расстояние до радиуса поражения Эспераккиусом, я встал так, чтобы мое левое предплечье находилось поперек его правого, после чего завел ему руку за спину и задрал вверх, не давая опустить ее обратно. Саня был большим и сильным парнем, но я был больше и сильнее. Я прижал его к стене и дважды заехал коленом в живот, с силой, достаточной чтобы сломать пополам крепкую доску.

Затем голова русского стремительно врезалась мне в лицо. Взрыв статической боли разошелся по всей голове, после чего я оказался прижат спиной к стене переулка. Мои плечи тяжело впечатались в ее поверхность, раздался хруст, в плече сверкнула вспышка жара, и я обнаружил, что снова могу свободно двигать правой рукой.

Саня дважды заехал мне в живот кулаком, что по ощущениям было больше похоже на удары кувалдой. До того, как он смог ударить меня в третий раз, я поймал его удар своим правым предплечьем, после чего изо всех сил наступил ему на ногу со смешанным результатом — русский носил рабочие ботинки со стальными носками. Он чуть пошатнулся, после чего нацелился ударом колена мне в пах. Я заблокировал удар раненным бедром, и мир в моих глазах сузился до туннеля на мгновение, после чего я склонил голову набок, нашел его ухо и вцепился в него зубами, потянув вниз, сжимая челюсти настолько сильно, насколько мог.

Саня вскрикнул и сместил вес своего тела назад.

Я воспользовался этим, создал себе ногами точку опоры и впечатал его в стену, вложив в это всю силу своего тела и силу Зимнего Рыцаря. Удар получился жестоким, я почувствовал, как он выбил весь воздух из легких русского, и я испустил крик триумфа, пока он потерял равновесие, ошеломленный на добрую секунду.

Мне хватило этой секунды, чтобы отвесить ему три сильных удара, нацелив кулак сначала в боковую сторону его шеи, затем в основание челюсти прямо под ухом, и наконец в висок. Бум, бум, бум.

Саня выронил Меч из руки.

Затем русский рухнул на землю, оглушенный и издавая хрипящие звуки.

— Самодовольный болтун, — прорычал я на него сверху. — Это не твое дело.

Ненависть взывала ко мне. У меня не было времени отвлекаться и дальше, какой бы привлекательной ни казалась альтернатива.

Я сплюнул, чтобы отделаться от привкуса крови во рту и повернулся обратно к Рудофольу.

Он лежал на земле, свернувшись в клубок и издавая задыхающиеся звуки боли. Вслед за мочевым пузырем он потерял контроль над кишечником, и сопутствующая этому вонь вызвала у меня желание оторвать ему руки и ноги, по одной за раз.

Но он был не один.

Рядом с ним преклонил колено Уолдо Баттерс.

Маленький Рыцарь бросил мне вызов. Он медленно поднялся, я мог видеть, как он дрожит каждой конечностью. Его лицо было бледным как мел. Белый плащ Баттерса с красным крестом на нем был покрыт пятнами крови и чего похуже, демонстрируя хаос, через который его владелец успел пройти.

Но он ему подходил.

— Гарри, — сказал он. — Я не могу тебе этого позволить.

— Ты видел, что он сделал, — ответил я. Мой голос звучал так, будто вся глотка была забита щебенкой и осколками стекла. — Что он сделал с ней.

— Ты потерял над собой контроль, мужик, — продолжил Баттерс жалобным голосом. — Гарри, я не могу тебе этого позволить.

— Ты собираешься защищать это существо? — прорычал я.

— Он не тот, кого я пытаюсь защитить, — огрызнулся он в ответ. В его взгляде появилась твердость, а затем унялась и дрожь. Он поднялся, держа в руках сломанную рукоять Фиделаккиуса, Меча Веры. — Я пытаюсь защитить моего друга.