Изменить стиль страницы

Глава сорок третья

Я ожидала, то пройду в лес, как тот, откуда вышла, но в Фейвальде. Я должна была знать, что визит туда будет удивительным.

Я стояла в центре круга камней, но, в отличие от камней дома, тут едва хватило бы место для костра, и камни выглядели как кристаллы размером с череп, отполированные, чтобы не порезаться, и сияющие теплом насыщенного вина.

Вокруг камней были огромные деревья — старый лес. Они стояли широко, каждое было достаточно большим, чтобы внутрь ствола поместилось четыре меня, их ветки были так высоко, что вся деревня могла бы скрыться под ними от бури и солнца. Некоторые деревья — с большими красными листьями и кривым стволом — были достаточно большими, чтобы уместить наш дом внутри ствола. Они сияли лилово-красным светом. В тумане сумерек с сотен деревьев свисали огоньки — или легко плясали, словно были живыми. Может, и были.

Между деревьев мелькали существа — сотни существ с разными обликами — появлялись и пропадали для моего духовного зрения. Совогрифины летали в воздухе с ястребами, воронами, скворцы и сойки. Они не переживали, что были сумерки, и что им стоило искать место для ночлега или начинать охоту. Лисы бегали в чернильных тенях, зайцы бегали среди травы цвета вина.

Среди всего этого кружился снег, сверкая красками, белый среди угольно-лавандовых сумерек, но его было мало, так что он был скорее украшением, чем началом зимы.

Куда я ни смотрела, всюду были фейри. Красивые, чудовищные и невозможные фейри. Одни были с крыльями, другие — с рогами, а то и копытами. Я даже заметила хвост под плащом, обвивающий посох его хозяина. Одежда фейри была такой, какую я еще не видела — даже на Скувреле или фейри, которые приходили за Хуланной.

Женщина ближе всего ко мне охнула, когда я вышла из кольца камней, но я была потрясена не меньше нее. Ее желтое платье было с панелями в юбке, где были птицы в клетках разных цветов от пылающего красного до синего. Женщина рядом с ней была темной красотой с сияющими бараньими рогами, на ней было узкое платье из живых черных лоз. Они двигались, пока я смотрела, меняли силуэт, и по очереди покрывали и открывали ее кожу.

Мужчина-фейри рассмеялся, поднялся бокал с серебряной субстанцией, похожей на расплавленный металл. Он поднял бокал ладонями в темно-коричневыми шипами и выпил, оставляя серебряный след на губах, но не сводил меня взгляда глаз как у ящерицы.

Все смотрели на меня жадно, как старые божества леса, пришедшие на пир. Это было празднование, хотя они застыли от моего появления, смех прервался. Танцы застыли на половине шага, а бокалы — у ртов.

Они застыли, словно я привела с собой зиму и очаровала их.

Только тогда я поняла, что была без повязки.

Я стала поднимать ее, но Скуврель остановил меня словом:

— Не надо.

— Чт…

— Сделка, охотница, — сказал сдавленным голосом Скуврель. — Выпусти единорога.

Я сглотнула, нервничая от всех взглядов, словно то, что они вдруг замерли, остановило и меня. Я не могла отвести от них взгляда.

Я потянулась к дверце, фейри вокруг меня расступились.

За ними поднималась скала с водопадом из дыма, ниспадающим по ее склону. Дым переливался белизной, стекал как прозрачное молоко с выступов соблазнительно плавно. Он очаровал меня, такого я еще не ощущала. Хотелось сесть и смотреть, как дым стекает от одного пруда к другому.

На дне дымопада дым мерцал и принимал облики гарцующих лошадей и больших кораблей на волнах, драконов и замков в огне, чудесных героев и ужасных злодеев, бьющихся на мечах и с помощью шаров огня. Одна легендарная сцена сменялась другой, дым двигался среди празднующих, прижимаясь к земле, направлялся к нам, мерцал между ног и юбок собравшихся фейри.

И на вершине того холма перед дымопадом, который стало видно, когда толпа расступилась, красивее, чем я помнила — красивее, чем я считала возможным — была моя сестра-двойняшка.

С одной стороне от нее у кривого дерева, окутанного дымом, висел отец Олэна, прибитый к стволу бронзовыми шипами сквозь плечи. Его мандолина лежала, разбитая, у его ног, глаза остекленели, голова была склонена от жуткой боли.

Я охнула, посмотрела на сестру и ангельскую улыбку на ее лице, а потом в сторону, где другое кривое дерево сияло в дыму. К тому дереву так же, как певчий, был прибит мой отец. Его глаза упрямо пылали, но голова была опущена, словно он не мог ее поднять, и он не говорил, хотя должен был увидеть меня.

Ужас наполнил меня, оставляя кислый вкус во рту, мои конечности дрожали как шуршащие листья.

— Эластра, — сказала мама, ее улыбка была невинной, как у ребенка. — Один пришел через портал, один может уйти. Но кто? Хм? Этот в моей руке?

Она вытянула руки, и ладони легли на головы отца Олэна и моего отца, и вокруг меня фейри засмеялись как от шутки, жестоко дразнящей их свободой.

Но это не могла быть Хуланна. Это была не моя сестра-двойняшка с мечтательным взглядом и милыми улыбками. Не моя подруга. Она могла быть эгоистичной и мелочной, да, но она могла быть и верной и храброй. Это была не она. Она была не такой.

Но со вкусом яблока во рту я четко сказала:

— Я хочу, чтобы ты освободила отца.

Я все еще сжимала ключ в руке. Я сунула его в карман, и, словно это могло что-то изменить, ее глаза стали хищными, она засмеялась со своими друзьями-фейри.

— Готово.

Отец Олэна исчез, и я охнула, предательство пронзило меня.

— Что ж, — она криво изогнула губы. — Чей-то отец.

— Прошу, — прошептал Скуврель. — Сделка.

Мне нужно было сосредоточиться на Хуланне. Найти способ освободить отца. Мне не нужно было, чтобы Скуврель меня отвлекал.

Я открыла клетку.

Единорог выскочил, принял полный размер, рыл копытами землю, топтал алые листья и фыркал в воздухе со снежинками, его дыхание лилось, будто дым на скале. Красная кровь была на его боках там, где Скуврель тыкал его снова и снова, борясь за власть. Скуврель сверлил взглядом, сидя на спине единорога с иглой в руке, ставшей размером с рапиру. Он стал красивее обычного — манящая тьма наполнила его глаза, а крылья из дыма окружили его, будто столпы ада.

Но я смотрела не на него в его потусторонней роскоши. Я смотрела на отца, на плохо сдерживаемую ярость в его глазах, пока он смотрел на нас. Я хотела освободить его. Я хотела, чтобы эта жертва была не напрасной.

Я осторожно опустила клетку и вытащила лук из колчана, плавно подняла его.

— Валет Дворов, — прошептала сестра, глядя на Скувреля, ее тон был убийственным. К ней сзади подошел ее зеленоглазый фейри.

Он широко улыбнулся.

— Тебе всегда рады при дворе Кубков, Валет, но что за игру ты затеял?

Единорог замер и фыркнул, словно потерял злобу и стал просто конем Скувреля.

— Игра — все для меня, лорд и леди Кубков, — сказал он, смеясь, и его игла — теперь размером с меч — молниеносно подцепила клетку с земли передо мной. Я охнула, когда он поймал ее, развернул, сорвал волосок с головы единорога, обвил им петлю и посмотрел на меня с мрачной жалостью.

Он удивил меня хитрым подмигиванием, словно жалость мне показалась, а потом все мгновенно изменилось. Мир будто сдвинулся, а потом я оказалась на большом комке ткани, растоптанном грязными копытами и в крови, ткань уже не была белой.

И я смотрела мимо железных прутьев толщиной с мое предплечье на мир за ними, который вдруг стал намного больше.

Я снова охнула, как рыба, пытающаяся дышать воздухом, глаза стали такими же большими, сердце колотилось от отчаяния, наполнившего меня как дым из леса.

Ярко-зеленый глаз, большой, как дверь сарая, смотрел на меня сквозь прутья. Голос Скувреля сказал:

— Я бы убрал лук. Та стрела теперь не поможет. Она размером с зубочистку.

— Что это за игра? — спросила я, повторяя слова принца моей сестры, и Скуврель рассмеялся.

— Я играю на кости и кровь, сердца и души… и порой поцелуи, — он подмигнул еще раз, встревожив меня больше всего.

Я была в его власти.

И я не была с ним добра, когда он был в моей власти.

Страх, какого я еще не ощущала, вызвал во мне слабость, и я прислонилась к краю клетки. Меня стошнило.

Скуврель выругался, и я поняла, что моя рвота попала на белую гриву единорога. Но Двор Кубков только рассмеялся, а единорог встал на дыбы. Скуврель крикнул моей сестре:

— Найди меня, если сможешь, леди Кубков, а потом мы поиграем по-настоящему!

Единорог прыгнул вперед раньше, чем его передние ноги ударили по земле.

Я отчаянно отыскала глаза отца, мы смотрели друг на друга с болью и отчаянием, пока единорог мчался прочь, пока он не стал маленьким, а потом пропал из виду.

Мое сердце было как птица в силке. Мое дыхание трепетало. Я едва дышала. Я потеряю сознание, если не возьму себя в руки.

— Как мне повезло, что ты хотела прибыть в Фейвальд, маленькая охотница, — сказал Скуврель. Я сжимала прутья, смотрела, как мои старания таяли, как сыр, с которым Скуврель сравнил мир. — Если у тебя есть еще гениальные идеи, делись ими. Я всегда рад игре.

— Правда или ложь? — выдавила я. — Я не уйду отсюда живой.

— Правда, — сказал он, и голос почти звучал виновато, пока Скуврель ехал в бархатной тьме на спине истекающего кровью единорога.

— Правда или ложь, — спросил он с болью в голосе. — Ты убьешь меня, если сможешь.

— Правда, — согласилась я. Страх уступал ярости, придающей мне сил оставаться сосредоточиться.

Я заставлю Скувреля заплатить за это.

А потом я отыщу Хуланну и освобожу отца.

Этого я хотела, попав сюда, но этого вдруг оказалось недостаточно. Даже близко. Потому что, когда я закончу с ними, я покончу со всеми фейри и всеми их сказками. Я не покину это место, пока люди не перестанут помнить, что такое фейри. Пока весь этот вид не станет глупой историей бабушек, которой пугают избалованных детей.

— Осторожнее, маленькая охотница, — прошептал Скуврель. — Ты начинаешь напоминать фейри с таким выражением лица.

Продолжение следует…