Глава тридцать шестая
— Я вижу, почему эта деревня популярна, — сказал едко Скуврель, когда я села на край колодца в центре деревни. — Люди тут очаровательны, как лорд Кубков.
— Надеюсь, я его не встречу, — прорычала я.
Я сняла повязку и посмотрела на него впервые с нашей сделки. Он стал еще милее? Темные волосы идеально обрамляли лицо, а крылья будто из дыма сильнее оттеняли голую грудь и спину, татуировки из перьев тянулись по рукам, и его ладони будто пропадали в ночи, но в одной он сжимал иглу, как меч. Его камзол был чистым и свисал на нити с одного из прутьев — наверное, сушился.
— Тебе не холодно? — спросила я, чтобы убрать молчание, а не из переживаний. Он развернул под собой ткань, края поднимались у прутьев, чтобы, если я буду двигаться, он съехал по полу клетки и ударился об ткань, а не железо.
— Нет, — он сверкнул улыбкой. — Но некоторые говорят, что мое сердце изо льда.
— Я запомню это, — сказала я, но думала о другом. Мне нужно было принять решение. Отдавать деревне луки, стрелы и силки отца ради свободы матери или попытаться пройти в круг Звездных камней и вернуть его?
Я могла представить жизнь без него или Хуланны — мы с мамой в домике и козы. Мы могли так жить. Но это разобьет ее. И ненависть, уже проросшая в моем сердце, поглотит меня, и одной черной ночью…
— Ты знаешь, что мы порой слышим злые мысли? Твои — черные, — сказал Скуврель.
— Тебе какое дело?
Он пожал плечами.
— Пока я у тебя в плену, я не хотел бы, чтобы ты погибла. Кто знает, что тогда будет со мной?
Я хмыкнула.
Я решила, что меня устраивал только поход в круг. Мама поймет. И она найдет способ освободиться. Она лучше договаривалась с людьми, чем я.
— Но мне понадобится ключ. Мог ли тот стишок из книги помочь его найти? Я произнесла его вслух, вспоминая каждое слово.
— Глубоко иди в кольцо, — пробормотала я.
Скуврель рассмеялся.
— Там, где ветер не дует в лицо.
Его улыбка стала хитрой, и он смотрел на меня так, словно хотел и меня сделать такой.
— Глубоко, но не в земле.
Он облизнул губы.
— Не дыши, там смерть везде.
— Очаровательно, — он растянул слово, словно пробовал его на вкус впервые. — Ты — поэтесса. Ты всегда сочиняешь стихи о том, на чем сидишь? Можешь сесть на меня. Я был бы рад еще одной поэме о своей доблести.
— Еще одной? — сухо спросила я. — Ага, обойдешься.
Но я думала о его словах и блеске его глаз.
Стихи о том, на чем я сидела.
Колодец.
Он был старее деревни, первым был построен тут.
Я обдумала строчки стишка. Он был прав. Это мог быть колодец. И ключ мог быть спрятан под водой. Придется задержать дыхание, чтобы достать его. И спускаться придется долго, так что пытаться достать его было опасно.
— Там будет темно, — пробормотала я.
— Как насчет игры? — сказал Скуврель.
— А похоже, что я в настроении для игр? — прошипела я, глядя на площадь. Огни в домах угасали, пока не остались только в постоялом дворе. Лучи оранжевого света падали на площадь, но не внутрь колодца. Я поежилась от мысли, что окажусь под водой, куда еще и сыплется снег.
— Я всегда готов к хорошей игре, — сказал Скуврель. — А эта тебе поможет.
— Как? — я постаралась вложить весь яд в одно слово.
— Под водой не будет приятно. Игра может тебя отвлечь. И, если ты найдешь, что ищешь. Тебе понадоблюсь я, чтобы это использовать. Почему не сыграть? Если ты победишь, я научу тебя использовать ключ.
— А если ты победишь?
— Возьму еще поцелуй.
— Кто бы думал, что ты так желаешь капли симпатии, — пробормотала я, но меня обеспокоило то, как загорелись его глаза, словно я попала по больному. — Что за игра? — я отвязала клетку от пояса. Он следил за мной, а я опустила клетку на сверкающий снег.
— Правда или ложь, — сказал он с улыбкой.
— Я думала, ты мог говорить только правду.
Я не могла лезть в колодец в одежде. Она будет тянуть на дно, и если я всплыву в мокрой одежде, могу замерзнуть и умереть. Я с неохотой стала раздеваться, сложила сначала шерстяной плащ так, чтобы внутренняя сторона осталась без снега, а потом сняла сапоги и пояс.
— Или мы можем поиграть в Соблазнение, — сказал Скуврель, пока я раздевалась. — Я люблю эту игру.
Я огляделась, надеясь, что никто не смотрел в окно.
— Заткнись.
— Тогда правда или ложь, — широко улыбнулся он.
Я старалась не смотреть на него, снимая остальное, но надела повязку для последнего шага. Я неловко опустила ведро в колодец, чтобы вся веревка размоталась. А потом дважды проверила узел на конце. Он выдержит мой вес? Должен.
— Правда или ложь — ты мило смотришься обнаженной в снегу, — сказал он.
— Я не голая, я в нижнем белье.
Он рассмеялся.
Я сняла повязку и оставила ее на груде вещей, убийственно посмотрела на Скувреля. — Почему тебе не придерживаться менее личных тем?
В этот раз он хохотал задорно. Ему это нравилось.
— Тогда ты заплатишь?
— Почему нет? — сказала я. — Но награда будет уточнена в конце.
— Обещаю, — он поднял руку, — что ты можешь добавить все условия, чтобы вернуть меня в клетку, если дашь мне поцелуй.
Я закатила глаза и сунула петлю клетки в рот. Я не осмелилась оставить ее тут, пока буду в колодце. А если ее украдут? А если откроют дверцу?
Я нашла вслепую пояс, продела его в петлю и закрепила. Я смогу привязать его к веревке по пути вниз.
Было сложно отыскать веревку. Я боялась потерять равновесие, потянувшись слишком далеко, но не видела веревку.
— Чуть правее, — подсказал Скуврель.
Я ничего не сказала. Рот был занят.
Я поймала веревку, сжала ее обеими руками, не дала себе испугаться и бросила на нее вес, замерла во тьме над пропастью.
Вперед.
Лучше бы это сработало.