Глава шестнадцатая

Я кралась по лесу, пытаясь быть быстрой и осторожной одновременно. Каждый раз, когда я сдвигала повязку, я видела их след, темный, похожий на дым с заманчивыми завитками среди деревьев. По пути второй черный след присоединился к ним. Он не был таким черным, он был противоположностью света — живая тьма.

Мне приходилось возвращать повязку, чтобы не спотыкаться, пока я шла по следам. От этих перепадов голова болела, и в лесу был почти закат. Фейри не пошли сразу к Звездным камням, как я ожидала. Они шли к горам, где я была на рассвете.

Ноги болели от ходьбы, горло пылало. Мне нужно было попить и поесть. Но охотники не скулили из-за пропущенного обеда или жажды. Они были едины с землей. Они были ладонями земли, направляли скот и отгоняли хищников. И это я делала этой ночью — разбирались с хищником.

Что они делали на этой горе? О чем они думали? Мне нужно было попасть в их мысли. Если бы мне было так просто попасть в их разумы, как им — в мой!

Если они не вели девочек к Звездным камням, чтобы обменять их на свободу еще нескольких Сияющих, зачем они забрали их?

Это «зачем» неприятно звенело в моей голове снова и снова.

Что в сказках хотели Сияющие?

Была сказка о Норис с девятью пальцами, которого фейри очаровали танцевать, пока все пальцы ног не отвалятся, но, потеряв один, он упал в колодец и умер, танцуя на дне. Была сказка о Зачарованной Элле, которую фейри заставили думать, что камни — это пирожные с глазурью, и она съела много и умерла. Была сказка о Пустых домах, куда приходили фейри, навещая деревню, и воровали детей из их кроватей из каждого дома, где для них не оставляли блюдце с молоком.

Но вело ли это меня ближе к правде?

Они говорили мне одно ясно. У Сияющих было отличное чувство юмора, если убийство людей жестоким образом казалось смешным. И они любили сладости, танцы и веселье, если не замечать то, что они любили убивать людей при этом. И они любили вызывать у людей ужас. Они питались им. Это вызывало их смех.

Я поежилась.

Какие ужасы ждали девочек Тэтчер? Какие ужасы фейри причиняли моему отцу? Сестре?

Я кусала губу, пока шла вверх по горе.

Костер сиял высоко надо мной на узком выступе на склоне горы. Было видно силуэт кого-то танцующего, темные тени плясали на камнях вокруг. Я медленно шла вперед, вытащила стрелу из колчана и вложила ее в лук. Я еще не тянула тетиву. Не было смысла ослаблять ее или напрягать руки, пока я не была готова.

Я повесила Клетку душ на пояс и затянула его, а потом осторожно опустила повязку на шею.

Ладно. Я была готова.

Вовремя.

Когда начались крики, я поднималась, ощущая ладонями камни и корни. Я не посмела надеть повязку на глаза. Я не хотела пропустить шанс на выстрел. Мне нужно было добраться до них, пока они не улетели со склона в танце, пока не наелись камней, или что еще ужасное приберегли Сияющие. Я скрипнула зубами и полезла быстрее по сланцу, крики стали выше и отчаяннее.

Денельда была малышкой! Им лучше бы не вредить ей, иначе они будут в стрелах так, что их прозовут Дикобразами до конца их жизней — а конец будет скоро.

Я увидела сначала девочку, ее ладони были связаны над головой, она висела над костром. Ее сестра — Хельдра — дико плясала у огня, ее ступни уже устали, но когда она замедлялась, веревка опускалась, а если ускорялась, девочку поднимали. Сколько Хельдра протянет? Ее ноги уже спотыкались в танце. Дыхание сбивалось, и глаза остекленели от сосредоточенности. Она не выдержит долго. Она скоро сломается.

Ладно, хищники были заняты кричащим зайцем. Я насчитала трех. Двое с крыльями соколов, которых я уже видела, и другой с черными крыльями с дымом. Это был мой шанс.

Я осторожно подняла лук, но не видела его без повязки. Я недовольно надела повязку. С ней пропали фейри. Они, наверное, колдовали, чтобы их видели только люди, с которыми они общались, но не те, кому они не хотели показываться. И сейчас они хотели, чтобы только Хельдра и Денельда смотрели на них.

Но если я выстрелю, не видя их, я точно промажу. А если я не буду видеть лук и стрелу, я могу попасть по Хельдре или Денельде. Я цокнула под нос, убрала повязку только с одного глаза.

Ладно. Я выглядела глупо, и повязка могла вот-вот съехать, и от этого голова ужасно болела. Но у меня был только один выстрел. Я вложила стрелу, подняла лук, готовая натянуть тетиву.

Один фейри пропал. Двое остались там, где было трое миг назад. Мое сердце колотилось. Один держал веревку Денельды. Один дразнил Хельдру. Тот, у которого были черные крылья, который пытался соблазнить меня в лесу. Его не хватало.

Я озиралась вокруг них среди камней, посмотрела на тропу, но ничего там не было.

Тихо ругаясь, я натянула тетиву. Нужно было разобраться с двумя. Это был мой шанс разобраться с ними. Я сосредоточилась на том, кто дразнил Хельдру, пыталась видеть правду глазами, но не соглашаясь с тем, что они видели. Я дышала ровно, была уверена в цели и в том, как выполню выстрел.

Я выстрелила.

Сияющий упал на землю.

И все произошло сразу.

Хельдра завизжала, Денельда стала падать, визжа. Фейри, сжимающий ее веревку прыгнул вперед.

Я вытащила еще стрелу из колчана, вложила ее, быстро натянула тетиву, умоляя ладони не дрожать, и глубоко вдохнула.

Я выпустила стрелу.

Что-то сжало мое плечо ледяной ладонью, когда я выстрелила. Стрела улетела мимо, и кровь замерзла в моих венах.

Я повернулась, и он был там с хитрой улыбкой на лице. Он прикусил губу, соблазняя, словно были только он и я в лесу, и он хотел быть другим видом хищника. Сердце колотилось быстрее, чем крылья куропатки. Вне контроля. Не только от страха, но и от предвкушения и волнения. Повязка сползла с лица, и его стало видно лучше.

— Маленькая смертная, — проворковал он. — Я помню тебя. Леди хочет тебя, маленькая охотница. Она… ясно дала понять.

Последние слова вызвали холодок на моей спине.

— Не оставайся с этими слепыми людьми, маленькая охотница. Иди ко мне.

Он поманил длинным пальцем, облизывая свою верхнюю губу, глядя на меня. Он думал, что я была съедобной? Или это соблазняло других людей?

Это должно было искусить меня. Он, казалось, использовал на мне весь свой морок.

Он чуть подвинулся, блестящие мышцы проступили под кожей, на животе, который было видно из-за открытого тесного камзола. Он не стал его застегивать, чтобы подчеркнуть подтянутую фигуру. Я ощутила трепет в животе.

Он был красивым. Из-за него я выглядела как старая потрепанная кукла. Что-то брошенное глупыми детьми. Он делал меня тупой и неуклюжей рядом с его красотой. Печальной и жалкой рядом с его наслаждением. Он не промазал бы. Ему не нужна была трость, чтобы ходить по лесу. Он был идеальным.

Но что-то не давало мне покоя.

Он отвлекал меня. Он пытался отвлечь мой взгляд от чего-то. Прикусил губу, облизнул ее, теперь показывал мышцы. Что он скрывал?

Я прищурилась.

«Музыка связывает, Огонь слепит, Смотри им в глаза, убьет их железо».

Я подняла взгляд, застав его врасплох. Он вздрогнул, глаза расширились.

Я выдерживала его взгляд.

Мгновения пролетали, как листья, срывающиеся с дерева от сильного ветра, и они проходили, наш взгляд стал оголять его перед моим новым зрением. Сначала пропал морок. Нарядные штаны, кожаные сапоги, серебряная пряжка пояса стали лохмотьями и костями. Он был тощим существом с головой как у лиса, спутанными волосами и голодным взглядом, который будто поедал его изнутри. И что-то еще, что-то темнее мерцало под поверхностью, словно даже сейчас он скрывал природу хуже и темнее.

Я смотрела в его глаза, и его глаза стали блестеть красным. Этот взгляд казался грешно соблазнительным до этого, а теперь был просто голодным и отчаянным. Я потянулась к клетке, сняла ее с пояса и подняла как лампу.

Он отпрянул от клетки, но наши взгляды оставались скованными. Он словно не мог отвести взгляда, словно я лишала его силы, видя его.

Так и было, да? Потому что они оправдывали свою славу. Они источали очарование, чтобы мы думали, что они были выше нас.

Они жили желанием. Они заставляли нас верить, что могли исполнить все наши желания и заманить нас мечтами.

Они жили страхом. Они пили его как вино.

Чем сильнее была эмоция, тем сильнее они оживали.

Но, пока я смотрела на него так, он мерцал, рвался, как его крылья из черного дыма, стало видно ядро его души — черное, чернильное — сквозь просвечивающую кожу. Я не боялась. И я не хотела его или то, что он обещал. И я не верила слухам, что он был лучше меня, красивее и достойнее.

Морок пропал.

Крылья скукожились, плоть выцвела, и я видела его маленькую почерневшую душу.

— Ты — просто дым, — выдохнула я. — Просто пепел того, что когда-то жило.

И эти слова сработали, потому что больше ничего не изменилось. Я произнесла слова, и он угас, будто закончился сон.

— Что ж, — сказала я, — это было разочаровывающе.

— Думаешь? — спросил бархатный голос, и я с трудом сдержала вопль.

Откуда исходил голос?

— Это довольно волшебно. Хитро. Я могу соблазнить тебя выпустить меня? Я могу кое-что сделать для тебя… то, что сделает каждый миг моей свободы достойным.

Голос звучал из клетки, я опустила ее и увидела, что дверца закрылась, а внутри стоял фейри, стараясь не касаться прутьев. Он был маленькой версией себя, уместился в клетке, но оставался красивым, как с мороком, когда пытался очаровать меня.

Я поймала его!

Мои глаза расширились от вида.

Я поймала его в Клетку душ!

Что теперь?

Детский крик пронзил воздух, и я как можно быстрее вернула повязку и схватила лук, сунула его в колчан. Это не закончилось. Их было еще много.