Глава 11
Генри уехал в командировку на четыре дня, и, хотя мы поддерживали связь, я скучала по нему. Скучала так сильно, что была уверена, едва увидев, три слова, которые он так ждал, вырвутся из меня.
Он возвращался в воскресенье, в мой выходной, а значит у меня было достаточно времени, чтобы заездить его до чёртиков после нашего воссоединения. Предполагалось, что я приду к нему домой, но этим утром раздался стук в дверь. Я посмотрела в глазок, там стоял Генри.
Я распахнула дверь и запрыгнула на него.
К его чести, он меня поймал и даже не застонал от тяжести веса. Вместо этого обхватил одной рукой за талию, а другой под попу и вошел в квартиру, словно я ничего не весила.
Он смеялся, пока я осыпала его лицо и губы поцелуями.
— Если так... — поцелуй, — ты будешь... — поцелуй, — встречать меня... — поцелуй, — каждый раз, когда я возвращаюсь… — поцелуй, — из командировки... — поцелуй, — я мог бы уезжать чаще.
Я запрокинула голову назад.
— Не вздумай. Ах! — взвизгнула я, когда он повалил нас на край дивана и упал сверху, в последнюю минуту удержав свой вес.
— Черт, я скучал по тебе. — Генри целовал меня долго и крепко, пока я не начала задыхаться, и наконец отпустил меня.
Я крепко его обняла, чувствуя головокружение и радость от того, что он дома.
— Я так скучала. — Боже, как я любила его лицо. Мне нравился его нос. Глаза. Улыбка. Я любила, обожала его улыбку.
Мы обнимались, ласкали и целовали друг друга, тихонько разговаривая о его командировке и моей рабочей неделе, пока его речь не стала медленной и сонной.
Лежа рядом на диване, я обхватила его бедро ногой, чтобы он не свалился с узкого сиденья. Он погладил мою ключицу, и я заметила темные круги под его глазами.
— Красавчик, ты такой уставший, — прошептала я.
— Так и есть. — Он слабо улыбнулся.
— Ты должен был отправиться прямиком в кровать.
— Хотел сначала увидеть тебя.
Я нежно поцеловала его, признательная больше, чем могла выразить. Правда заключалась в том, что в эти последние недели с Генри я впервые за очень долгое время не чувствовала себя одинокой. Ни капельки.
— Позволь позаботиться о тебе, — сказала я, поглаживая его небритую щеку. — Если бы ты мог получить что угодно прямо сейчас, что бы это было? Не связанное с сексом, — поспешила добавить я.
Он ухмыльнулся, его глаза остекленели от усталости.
— Солнышко, я бы не смог, даже если бы захотел.
— Тогда чего бы тебе хотелось?
— Я бы помечтал о банановом хлебе из кафе «Мука», — пробормотал он, прижимаясь ко мне.
Я ухмыльнулась ему в ухо. Банановый хлеб оказался не тем, чего я ожидала, но пекарня находилась всего в двадцати минутах ходьбы от моей квартиры в Нижнем Роксбери.
— Я схожу и принесу его тебе.
— Ты не должна.
Я поцеловала его за ухом.
— Я хочу.
— Ладно. Было бы здорово.
Как этот мужчина может быть таким сексуальным и в то же время таким умилительным? Я быстро поцеловала его в губы и перелезла через него, чтобы встать с дивана. Он был настолько сонным, что перекатился на место, с которого я встала. Как всегда, меня переполняла искренняя привязанность к нему. Чтобы не разрыдаться, как эмоциональная нюня, в которую я превратилась в последнее время, я стащила покрывало со спинки дивана и накрыла его. Затем сняла с него ботинки и поставила их на пол возле дивана.
Не прошло и пяти минут, как я вышла из своей квартиры, чтобы купить Генри банановый хлеб.
Прохладный осенний ветер трепал волосы за спиной, и я подняла воротник пальто. В этом году октябрь выдался особенно холодным, и мои зрители были не в восторге от этого. Они писали мне в Твиттере во время телешоу, некоторые умоляли порадовать их хорошими новостями, другие проклинали, словно это была моя вина, что погода в начале осени выдалась паршивая.
Честно говоря, я не возражала против холода. Я ненавидела ветер и дождь, но мне нравилось, когда по утрам сухо, свежо, и прохладно. Особенно, если солнце светило как сегодня.
В «Муке» мне посчастливилось забрать последний банановый хлеб, и я прихватила несколько булочек с корицей для себя, хотя сегодня у меня не было времени сходить в спортзал и отработать их. Взяв кофе навынос, я могла описать свое настроение только как блаженно удовлетворенное. Сегодня был один из тех дней, когда каждая негативная мысль была погребена под наивной верой, что некоторые вещи действительно могут существовать в замершем режиме «чертовски охренительно».
Думаю, могла бы прожить весь день с этим чувством.
Но кое у кого были другие планы.
Грезя о будущих воскресеньях с Генри, я была потрясена встречей с реальностью, когда повернула за угол Вашингтон-стрит и столкнулась с крепко сложенным мужчиной.
Кофе, который я несла, вылетел у меня из рук, упал на землю и забрызгал нашу обувь и ноги.
— Черт, простите, — выдохнула я, когда мы оба инстинктивно отскочили.
Затем я посмотрела ему в лицо, чтобы еще раз извиниться. От страха слова застряли у меня в горле.
Квентин Джеймс хмуро разглядывал свои ботинки и брюки.
Он поднял взгляд, раздражение в нём смешалось с чем-то похожим на самодовольство.
— Не совсем так я планировал нашу встречу.
— Что ты здесь делаешь?
Громкий шум уличного движения за моей спиной привлек его раздраженный взгляд.
— Давай пройдемся.
— Лучше не будем. — Я сделал шаг назад. — Уйди с дороги.
— Разве так приветствуют бывшего возлюбленного? — он ухмыльнулся.
Глядя в его темные глаза, я удивлялась, как могла когда-то думать, что у него глаза поэта. Боже милостивый, какой же я была идиоткой! Раньше я считала, что он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, с идеальными густыми волосами, зачесанными назад, и пухлым ртом, как у брутального парня с обложки. Однако, казалось, его беспорядочный образ жизни оставил свой след, потому что на лице появились глубокие морщины, которых раньше не было, а волосы почти полностью поседели.
Раньше у него круглый год был ровный загар, теперь он выглядел бледным, а его скулы казались впалыми, словно он сильно похудел.
— Я думала, когда ты перестал звонить и присылать цветы, до тебя наконец дошло, что нам не о чем разговаривать, не говоря уже о примирении.
— О, мы оставили это в прошлом, — он прищурился, глядя на меня, — с тех пор, как ты начала распаляться на кого-то выше в пищевой цепочке.
Меня пронзила ярость.
— Для меня это никогда не имело значения, сукин ты сын.
Он цыкнул.
— Я бы на твоем месте не злил меня, дорогая. Все твои мечты о браке с Лексингтоном в моих руках.
Так же быстро, как вспыхнула от гнева, я внезапно промерзла до костей.
— Чего ты хочешь?
Квентин нахмурился.
— У меня были небольшие финансовые проблемы. Кое-какие карточные долги.
Я ждала, чувствуя, как внутри все сжимается.
— Я наблюдал, как твои дела идут в гору и подумал, может у тебя найдутся деньги помочь мне, но ты уже не та девушка с глазами лани, которую я помню. Так что я нашел деньги в другом месте.
Отвращение к тому, что я спала с этим мужчиной, человеком, который преследовал меня много лет только для того, чтобы получить от меня деньги, скрутило желудок.
— Так какого черта ты здесь делаешь сейчас?
— У меня снова неприятности. А ты, судя по всему, практически помолвлена с одним из самых богатых людей на восточном побережье.
В ушах зазвенело. Удивление. Неверие. Какого хрена?
— Серьезно?
— Давай не будем устраивать сцен.
Боже, он был таким скользким, мерзким засранцем! Как такое могло случиться, что его грязные руки коснулись меня?
— Ненавижу тебя.
— Мне плевать. — Он нетерпеливо вздохнул. — Я просто сразу выложу тебе всё. Мне нужно пятьдесят тысяч долларов. Ты вернешься в свою убогую квартирку и скажешь человеку, который в данный момент там находится, что у тебя неприятности и тебе нужны деньги. Если не сделаешь этого, я расскажу, кто ты такая на самом деле и на что способна.
Он следил за мной. За нами. Нахлынула тошнота, и только злость сдерживала её.
— Я ничего не сделала.
В его глазах горела ненависть.
— Мы оба знаем, что это неправда. Ты разрушила жизни. Почему ты должна попасть в сказку, в то время как остальные уничтожены?
Слёзы ярости жгли глаза и нос.
— Ты отвратителен.
— Я смышлёный. Есть разница. — Он отступил в сторону, жестом приглашая меня пройти. — У тебя сорок восемь часов, прежде чем я постучусь в твою дверь.
Бросив на него последний убийственный взгляд, я поспешила мимо, желая увеличить расстояние между нами, насколько это возможно. Остаток пути до квартиры я провела, оглядываясь через плечо и крича про себя.
Я не знала, что делать.
Что, черт возьми, я наделала?
Оказавшись дома, я обнаружила, что Генри все еще спит. Оставив его, отнесла выпечку на кухню, а затем тихо закрыла дверь в спальню, чтобы переодеть заляпанные кофе джинсы. Руки все время дрожали.
Я снова прошла в гостиную и села в кресло напротив Генри, прижав колени к груди.
Сейчас, глядя на него, не было никаких сомнений в том, что я буду делать. На самом деле, в этом никогда и не было сомнений.
Я не собиралась позволять себя шантажировать, кроме того, не планировала вымогать деньги у любимого человека.
Вместо этого, я наконец, столкнусь лицом к лицу с тем, с чем, как я всё это время знала, мне придется столкнуться.
Правдой о том, кем я была когда-то.
Не той девушкой, которой можно было бы гордиться, но я больше не она. Мне оставалось только надеяться, что Генри поймет. Что простит за боль, причиненную невинному человеку.
Не знаю сколько времени я так просидела, наблюдая, как он спит, с узлом в животе ожидая, когда он проснется, чтобы столкнуть нас в суровую реальность.
Наконец я услышала, как его дыхание изменилось, он издал легкий стон и медленно повернулся на диване. Сонный взгляд остановился на мне, сидящей в углу, и он потер лоб.
— Который час?
Я взглянул на часы на радио.
— Час тридцать.
Он снова застонал и сел, запустив руки в волосы.
— Я не собирался засыпать, — сказал он, зевая.