— Лучше, чтобы тебя боялись, чем любили, — процитировала она слова Макиавелли. Маркус в двух словах.

— А ты, Кора? Ты боишься меня?

— Да. — Ее ответ был едва слышен.

Он с довольным видом склонил голову набок. — А что насчет любви?

— А что по поводу этого?

— Ты говорила, что любишь меня.

— Это было раньше. Теперь я знаю, какой ты на самом деле.

Он встал и поднял ее на ноги. — Я был слишком добр к тебе. Я отпустил тебя с поводка, а ты предала мое доверие.

Неужели он действительно думал, что она не убежит, если ей представится хоть малейший шанс?

— Ты никогда не будешь свободна. Но теперь ты знаешь границы своей клетки. — Он наклонился ближе, его запах окутал ее, смесь тонкого одеколона и виски. — Тебе некуда бежать, Кора. Я выслежу тебя. Твое место здесь, рядом со мной. Навсегда.

У нее перехватило дыхание, но он еще не закончил. — Так почему бы не прекратить борьбу? Отпустить себя. Позволить себе быть моей. — Он отступил, и она пошатнулась. Его присутствие сильно на нее давило, и когда он отошел, она ощутила потерю.

— А теперь раздевайся, — с этим приказом он ее оставил.

Покориться. Подчиняться. Сбежать. Таков был ее главный план.

Но для этого требовалось подчинение, не так ли? И Маркус не будет удовлетворен ничем, кроме полного контроля над ее телом и контроля над ее разумом. Она теряла себя, и самое страшное было то, что ей это нравилось.

«Все в порядке, — сказал ей тихий голос. — Он больше, быстрее, сильнее тебя. Ты можешь просто получить удовольствие».

А если она не послушается, он, без сомнения, сам ее разденет. Поэтому она стянула джинсы и рубашку вместе с чувством нормальной жизни. В прохладной комнате ее кожа покрылась мурашками.

Маркус вернулся с коробкой в руке, когда она осталась в лифчике и трусиках. Он поставил ее на стол и засунул руки в карманы, кивнув ей, чтобы она продолжала представление. С напряженным лицом она сняла все остальное. Вряд ли ей было что скрывать. Сегодня она впервые после свадьбы надела одежду.

Тем не менее, она ждала, тяжело дыша, пока он изучал ее. В конце концов он подошел к ней и провел рукой по ее спине и бедрам, как будто осматривал лошадь, которую хотел купить. Она не смогла сдержать дрожь желания, когда он обхватил ее попку. Она слишком хорошо помнила свое последнее наказание.

— Ты хочешь наказать меня?

Склонившись к ее подрагивающим бедрам, он поднял голову. — Ты хочешь, чтобы я наказал тебя?

Ответ замер у нее в горле. Что бы она сделала, чтобы облегчить муки ожидания?

Его слова звенели у нее в ушах. «Отпустить себя. Позволить себе быть моей».

Она не доверяла ему. Не могла довериться ему. По крайней мере, не сердцем.

Но ее тело? Думая о том, что было бы, если бы он увел ее обратно в то совершенное, экстатическое место, где она могла бы, наконец, избавиться от всей этой неразберихи и суматохи. Где она могла просто... быть.

— Да, — заявила она, внезапно решившись. — Я хочу, чтобы ты наказал меня.

Что-то мелькнуло в его глазах и тут же исчезло. Он вздернул подбородок. — Кажется, я недооценил тебя жена.

Стук сердца отдавался в ушах. Можно ли его удивить? Бросить ему вызов и заставить относиться к ней как к равной?

Маркус открыл коробку, которую принес с собой, и вытащил оттуда тяжелый ошейник из сплава металла, серебра, нержавеющей стали с поводком. Вот тебе и быть наравне.

Ухмыляясь, он подвел ее к огромному зеркалу в тяжелой позолоченной раме. Поставил ее перед ним и держал неподвижно, положив руки ей на бедра.

Он нашел губами ее ухо. — Что ты видишь?

— Тебя, меня. Нас.

— Я вижу покорную.

По ее телу пробежала дрожь. Он удерживал ее железной рукой за талию, когда у нее подкосились ноги.

— Очень жаль, что мы должны были стать врагами. Кружиться вокруг друг друга, круг за кругом, бой за боем. Ведь мы созданы друг для друга.

— Не надо, — прошептала она, чувствуя, что вот-вот расплачется. Она была морально измучена, выжата досуха. Его нежные слова казались стрелами. Она могла противостоять его жестокости, но не его мягкому, успокаивающему голосу, который рассказывал о судьбе. В конце концов, кто может бороться с Судьбой? Зачем вообще пытаться?

«Это всего лишь твое тело. Ты же не отдаешь ему свой разум. Или свое сердце. Он может творить такие прекрасные вещи с твоим телом».

— Отдайся мне, Кора. — Он поднял ошейник из нержавеющей стали. Кора закрыла глаза как раз перед щелчком.

— Моя, — прошептал он и потянул за поводок, заставляя ее запрокинуть голову и посмотреть ему в глаза.

Одновременно он вошел в нее пальцем. Она ахнула, ее влагалище сжалось от удовольствия из-за вторжения. Она уже была мокрой. С того самого момента, как вернулась в пентхаус.

Он двигал сильными пальцами, ощупывая и проверяя ее сокровенные стеночки, и постоянно водил большим пальцем по клитору, дразня его. Ее тело, как всегда, ожило для него.

— Ты прекрасна.

Взгляд его поглощал ее целиком. Все было для Маркуса. Большими пальцами он слегка потер ее соски. Она опустила голову в знак капитуляции, когда он довел ее тело до пика.

— Да, вот так. Моя хорошая девочка. Отдайся мне, и я отдам тебе все.

Кора начала покачивать бедрами, и наслаждение расцвело, и она снова стояла на краю пропасти — дьявол нашептывал ей на ухо, и весь мир раскинулся у ее ног.

Он прижал ладонь к ее лону, и ее оргазм поднялся до ослепительной и опустошающей красоты, словно яркий закат, раскинувшийся над ее телом, розовым с золотистым оттенком.

Но в последний момент Маркус убрал руку. Она вскрикнула, но не двинулась с места. Еще чуть-чуть. Так близко.

— Хочешь кончить?

— Да. — Даже больше, она нуждалась в этом.

— Тогда ползи, Кора. Ползи за мной.

Он отошел на несколько шагов назад, придерживая поводок. Ее тело подрагивало от желания.

— Ну же, Кора, — он подозвал ее к себе. — Ползи ко мне.

На мгновение она застыла. Вот оно. Ползти. Но, наблюдая за ним, она поняла, что он предоставляет ей выбор.

Поступить так — значит, полностью ему подчиниться. Добровольно. Ползти не потому, что он с силой толкнул ее на колени, а потому что она хотела получить все, что он мог ей дать.

И в итоге выбор оказался таким простым.

Она опустилась на колени. Потому что это окончательное решение означало, что ей больше не нужно ничего решать, беспокоиться или оправдываться. На душе стало так легко и просто.

— Да, красавица. Никогда еще ты не была так прекрасна. А теперь ползи ко мне.

Все волнение, которое испытывала, покинуло ее тело и разум, когда она полностью отдалась ему. Буря в ее голове наконец утихла.

Она хотела этого, и ей больше не нужно стыдиться. Она хотела, чтобы он смотрел на ее ползущую фигуру, на ее покачивающиеся бедра. Она хотела соблазнить и доставить ему удовольствие. И то, как он смотрел на нее... как будто она самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Да, да. Ничто и никогда не было более правильным.

Она медленно поползла.

— Вот так, — пробормотал он, когда она добралась до него, поставив ее так, чтобы ее подбородок был высоко поднят, а спина выгнута, поднимая ее попку вверх. Она вздрогнула от прикосновения его руки, скользнувшей по ее спине. — До самой спальни, богиня.

Так она и поползла, покачивая задницей, время от времени смотря вверх, чтобы увидеть пылающий взгляд Маркуса, который следил за ее достижениями, вплоть до кровати.

Кора едва успела до неё добраться, когда он поднял ее на ноги.

— Пришло время для твоего вознаграждения. — Голос его звучал напряженно, как будто он едва мог произнести эти слова.

Но уже через секунду он снова взял себя в руки, как всегда. Он ослабил галстук, раздеваясь плавными движениями. Сбросил ботинки, рубашку, брюки и боксеры и остановился, невольно позируя в полутьме. Он стоял голый, а она пропала, потому что перед ней был бог в человеческом обличье.

Широкие плечи, мощная грудь, сужающаяся к крепким бедрам. Либо он тренировался каждое утро, либо использовал магию, чтобы сделать мышцы сильными и гладкими, ровными и хорошо сформированными. Он мог бы стать статуей, высеченной мастером, хотя при взгляде на него скульптор отложил бы свои инструменты и заплакал бы от совершенства, которое бросало вызов реальности.

Тем не менее, несмотря на всю свою сверхъестественную красоту, он выглядел как мужчина, жесткие волосы покрывали его твердые бедра и грудь. Он выглядел как древний правитель. Не хватало только короны. Если люди не дадут ему ее, он возьмет.

И он принадлежал ей. Он сказал, что она принадлежит ему, но это шло в обоих направлениях, верно? Он мог бы оставить ее кому-нибудь из подчиненных или заставить Шаро ее наказать. Однако он никогда не позволит другому мужчине до нее дотронуться. Он хотел ее для себя. Она желала знать, значит ли она что-то для него или все дело в его собственническом характере?

Коре оставалось только надеяться. Потому что она терялась с ним.

— Ложись на спину и раздвинь ноги.

Сейчас она хотела, чтобы он вошел в нее. Ей хотелось обхватить его руками и ногами и прижаться к нему всем телом. Желала, чтобы он обезумел от желания, чтобы знать наверняка, что он также потерян, как и она.

Но вместо этого она сделала, как он сказал, откинулась на кровать и с готовностью ему открылась.

Он не торопился, устраивал ее, подтягивая к краю кровати, поворачивая ее ноги под нужным углом. Черт бы побрал его самообладание. Но все это стоило того, когда он наконец забрался на нее.

— Руки за голову.

Она подняла руки. Что угодно, лишь бы сдвинуть его с места. Но ей следовало бы знать, что нельзя торопить Маркуса. В этом и был смысл, не так ли? Чтобы она полностью ему уступила. Его способом. В его время.

И как только он, наконец, вошел в нее, она снова оказалась на самом краю, ее ранее так и не испытанный оргазм вернулся.

Маркус толкнулся в нее, и она затаила дыхание, напряглась всем телом. Все в ней сосредоточилось на медленном, плавном скольжении члена, входящего в нее, облегчая боль и одновременно ее распаляя. Она лежала, опустошенная и дрожащая, как сосуд, который только и ждет, чтобы его наполнили.