Ядрена вошь.

Ноги задвигались, медленно и неуклюже поворачивая дом в десяти футах над землей: угол, стена, другой угол, Евдокия в кресле-качалке, сидящая на крыльце.

— Довольно, — Сказала ведьма.

Избушка резко остановилась и присела, устроившись на месте. Евдокия сладко мне улыбнулась. Среднего возраста она была пухленькой и выглядела довольной своей жизнью. У нее круглое лицо, небольшой животик и густая коса каштановых волос, спускавшаяся через плечо до колен. Она вязала что-то вроде трубочки из пряжи клубничного цвета.

Во всей славянской мифологии известен лишь один персонаж, в наличии которого значился дом на куриных ножках: Баба Яга, бабушка-ведьма, с костяной ногой и железными зубами. Она прославилась тем, что летала в ступе и занималась случайным каннибализмом странствующих героев. А я сама к ней пришла. Как вам наш сервис по доставке еды.

Евдокия кивнула на кресло рядом с ней.

— Ну же, проходи. V nogah pravdi nyet.

В ногах правды нет. Все верно. «Добро пожаловать ко мне домой», сказал паук мухе…

Ее улыбка стала шире.

— Боишься?

— Нисколько. — Я поднялась по ступенькам и села в кресло. Дом дернулся, мои внутренности подпрыгнули, и сад перед глазами опустился ниже. Избушка поправила свои куриные ножки. Я в ловушке. Неважно. — К тому же, с меня одни хрящи, да жесткое мясо.

Она усмехнулась.

— Ой, ну, не знаю, может, ты как раз подойдёшь для наваристой добротной кастрюли борща. Бросить туда немного грибов и ммм…

Борщ, фу.

— Не любитель? — Евдокия подошла к маленькому столику, между нами, налила две чашки чая и протянула мне одну.

— Нет. — Я отхлебнула глоток. Отличный чай. Я выждала момент, чтобы увидеть, превращусь ли я в козленка. Неа, никаких рогов, и одежда все еще на мне. Я приподняла чашку. — Спасибо за чай.

— Пожалуйста. Тебе не нравится борщ, потому что Ворон никогда не готовил его должным образом. Клянусь, все, что ни дай этому человеку, превратилось бы в месиво. Мне потребовалось столько времени, чтобы заставить его есть нормальную пищу. Какое-то время он питался одним борщом да картошкой.

Кролик запрыгнул к ней на колени. Ее руки коснулись темного меха. Плоть и мех закипели, извиваясь в новую форму, и вот уже маленький черный котенок лежит на коленях ведьмы. Он, перекатываясь на спине, играючи барабанил мягкими лапками по пальцам Евдокии.

На мгновение магия ведьмы выскользнула из-под контроля, и я успела заметить ее. Окутывающие, словно плотная шаль, мощные чары, прежде чем она снова спрятала их. Если бы все пошло не по плану, слезть живой с этого крыльца стало бы непросто.

— А теперь прочь, — сказала Евдокия. — Ты путаешь мне пряжу.

Котенок скатился, прыгнул на перила крыльца, лизнул лапку и стал умываться. Универсальный питомец. Как превратить утку в кролика? Я даже не знаю с чего начать.

В руках пожилой женщины защелкали спицы.

— Возникли ли проблемы с поиском дороги?

— Ничего серьезного. Нарвалась на Соловья-разбойника, но не более того.

— Вячеслав. Слава, если коротко. Он зол, потому что я не позволяю ему грабить людей на моей земле. Слава грезит о большой игре, но в целом он безобидный.

Он раскалывал дубы на щепки и заставлял ушные перепонки людей кровоточить из-за сверхзвукового свиста, но, конечно, он был совершенно безвреден. Глупая я, там не о чем беспокоиться.

Евдокия кивнула на тарелку с печеньем.

— Попробуй.

Назвался груздем — полезай в кузов. Я схватила печенье и откусила кусочек. У меня во рту оно превратилось в легкий порошок из сладких ванильных крошек, тающих на языке. Внезапно мне снова исполнилось пять лет. Я уже ела это раньше, когда была совсем маленькой, этот вкус вернул меня в прошлое. Высокая женщина стояла где-то в стороне, смеялась и звала меня. «Katenka!»

Я выбросила ее из головы. Нет времени путешествовать по переулкам памяти.

Пару минут мы сидели молча. В воздухе пахло цветами и немного фруктами. Чай был горячим и имел привкус лимона. Все казалось таким. . уютным. Я украдкой взглянула на ведьму. Казалось, она полностью поглощена вязанием. Мне нужно, чтобы она ответила на вопросы о волхвах.

Евдокия взглянула на меня.

— Слышно ли что-нибудь о твоем отце? Он так просто не оставит смерть сестры.

Я уронила чашку, успев поймать ее в дюйме от половиц крыльца.

— Ловко. — Евдокия потянула за пряжу, чтобы ослабить ее.

Во рту пересохло. Я очень осторожно поставила чашку на стол.

— Как вы узнали? Как много вы знаете? Кто еще знает? Сколько людей мне нужно убить?

— О твоем отце? Ты сама рассказала мне.

Я очень тщательно старалась подбирать слова.

— Я такого не помню.

— Мы сидели прямо здесь. У тебя было сахарное печенье и чай, и ты рассказала мне все о том, как твой отец убил твою мать, и как тебе нужно стать сильной и однажды убить его. Тебе было всего то лет шесть. А потом пришел Ворон и заставил тебя бегать по саду. Ты вообще меня помнишь?

Я напряглась, пытаясь глубоко погрузиться в свои воспоминания. На меня смотрела женщина, очень высокая, с ярко-рыжими волосами, заплетенными в длинную косу через плечо, и маленькая черная кошка терлась возле ее ног. Ее глаза были голубыми, они словно смеялись надо мной. Припоминаю голос, добрый и веселый, предлагающий мне печенье на русском.

— Я помню женщину. . рыжие волосы. . и печенье.

— Это была я. — Евдокия кивнула.

— Еще там была кошка. — Мне хорошо запомнился кожаный ошейник, на котором черным маркером было написано по-русски слово «кошка». Я написала это.

— Киса. Она умерла семь лет назад. Она была очень старой кошкой.

— Вы были выше.

— Нет, это ты была совсем крохой. Я была того же роста, что и сейчас, только худее. Тогда я перекрасила волосы в огненно-рыжий цвет, чтобы понравится твоему отчиму. В молодости я была намного глупее. Ворон, …он казался мне подходящим мужчиной. — Евдокия вздохнула. — Такой сильный, красивый. Надежный. Мне он очень нравился, и я старалась. Ох, как я старалась. Но этому не суждено было случиться.

— Почему нет?

— Во-первых, все дело в твоей матери. С живой женщиной я еще могла бы соперничать, но сражаться за его сердце с мертвой… в общем, это был неравный бой. Во-вторых, твой отчим был не тем человеком, каким я его считала.

— Что вы имеете в виду?

Евдокия подняла чайник и наполнила мою чашку.

— Сахар?

— Нет, спасибо.

— Возьми немного. Я собираюсь говорить плохо о мертвых. Сахар помогает избавиться от горечи.

Видимо, они с Дулиттлом были разлучены при рождении. Каждый раз, когда я была на грани смерти, он приносил мне сахарный сироп, утверждая, что это чай со льдом.

Пожилая женщина откинулась назад, глядя на сад.

— Когда я впервые увидела тебя, тебе было два года. Такой симпатичный пухлощекий ребеночек. С большими глазами. Затем Ворон ушел, забрав тебя с собой. И мы встретились снова, когда тебе было четыре года, потом через несколько месяцев, а затем снова. Каждый раз, когда я видела тебя, ты становилась все жестче и жестче. Я заплела тебе косу и нарядила в красивое маленькое платьице, мы собирались отправиться на День Солнцестояния с нашим ковеном, ты, казалось, была так счастлива. Потом возвратился он, заставил все это снять и отправил тебя охотиться с кинжалом на диких собак. Ты вернулась вся в крови и села у его ног, как какой-то щенок, ожидая, пока он скажет тебе, что ты хорошо потрудилась.

Я помню об этом, помню, как сидела у ног Ворона. Он не часто меня хвалил, но, когда хвалил, у меня будто вырастали крылья. Я была готова на все ради этой похвалы.

— Наконец, Анна Ивановна позвала меня приехать навестить ее. Тебе тогда было семь лет. В то время она являлась нашей ведьмой-оракулом. Очень много лет, чахлая старушка с устрашающими глазами. Я взяла тебя с собой. Мы посетили ее дом, и она, только взглянув на тебя, сказала что то, как поступает с тобой Ворон неправильно. Мне никогда это не нравилось, и я не из тех, кто держит язык за зубами, поэтому этим же вечером за ужином я загнала его в угол и высказала все, что думаю. Я говорила ему, что ты маленькая девочка. Невинная. Что, если бы ты была его собственной кровиночкой, он бы не относился к тебе так.

Если это правда, то она противостояла Ворону ради меня. Мало кто осмелился бы.

— Он делал меня такой, чтобы я могла выжить. Это была необходимость.

Евдокия надолго поджала губы. Тень нависла над ее глазами. Что-то внутри меня сжалось, словно ожидая удара.

— Что ответил Ворон?

Евдокия смотрела перед собой, на свое вязание.

— Что он ответил?

— Он сказал, что ты не его плоть и кровь, и в этом весь смысл.

Больно. Это была правда, я знала это всю свою жизнь, но все равно от этого больно. Он был моим отцом во всем, кроме крови. Он заботился обо мне по-своему, он. .

— Я сказала ему, что ковен примет тебя, — продолжила Евдокия. — Он ответил отказом. Тогда я спросила его, что, по его мнению, произойдет, когда вы с Роландом, наконец, встретитесь. Он сказал, что, если ему повезет, то ты убьешь своего отца. А если нет, то Роланду придется убить свою собственную дочь, и этого ему будет достаточно.

Резкая боль пронзила меня где-то прямо под сердцем. У меня перехватило дыхание.

Неправда. Этого разговора не могло быть. Ворон любил мою мать. Она умерла за меня. Он научил меня всему, сделал сильнее, чтобы, когда наступила последняя битва, я выступила против своего настоящего отца.

В голосе Евдокии звучал гнев.

— Я велела ему убираться. Думала, что он остынет, и я уговорю его отдать тебя мне. Но он исчез и забрал тебя с собой. В следующий раз, когда мы увиделись, ты пришла просить об одолжении в Черепашьем Чреве. Я едва узнала тебя. Это не та жизнь, что мы все хотели для тебя. Я знаю, что он не всегда был таким. Калина его погубила, но я все равно виню Ворона. Это его вина.

Я изо всех сил пыталась заговорить, но слова не выходили. Я чувствовала себя такой беспомощной, как будто застряла в кромешной пустоте и не могла из нее выбраться.