— Ты не вытаскивал меня на крыльцо, я последовала за тобой.

— Наверное, чтобы ты могла проверить мою задницу.

Скарлетт протягивает руки, скользя по чувствительной коже моей грудной клетки. Скользит ими вниз к моим ягодицам, сжимая.

— И какая это прелестная попка.

Крепкая? Да.

Прелестная? Нет.

Постанывая, когда мой болезненно твердый член скользит взад и вперед по ее киске, она сосет мой язык. Вдыхает воздух, когда я толкаю кончик между складками.

— Не слишком увлекайся этим. Это опасно.

Но, черт возьми, это так приятно.

— Тогда придержи эту мысль.

Я слезаю со Скарлетт на несколько секунд, чтобы взять презерватив с прикроватного столика; я спрятал их там в первую же ночь, когда мы приехали, оптимистично настроенный и желающий быть готовым, просто на всякий случай.

Она смотрит мне в глаза, когда я бросаю голубую металлическую обертку на кровать. И И быстро краснеет.

Скарлетт

Это тело — храм. Мы не изнашиваем его, мы строим его. Не стесняйтесь поклоняться святилищу…

Я помню, как он сказал мне это однажды, и это возвращается сейчас, когда он хватает презерватив с прикроватного столика, небрежно бросая его на подушку. Этикетка приземляется рядом с моей головой, обертка синяя и блестящая. Я никогда раньше не надевала его на мужчину, не говоря уже о том, чтобы он был внутри меня.

Ну, теперь я, конечно, поклоняюсь его телу.

Стерлинг Уэйд изящен и впечатляюще сложен, и я восхищаюсь его бесконечными спортивными тренировками. Восхищаюсь поцелуями Венеры над его фантастическим задом — он бледен, вплоть до плотных подколенных сухожилий, в отличие от остального его невероятного тела, которое, кажется, было погружено в жидкое солнце.

Каждый мускул напрягается, когда Роуди тянется к прикроватному столику, каждое сухожилие напрягается.

Он бросает презерватив и маленькую бутылочку смазки на кровать, как будто это не имеет большого значения.

Я отчаянно краснею, потому что для меня это так.

Я никогда ни с кем не была так обнажена, и я не знаю, что делать с собой, пока лежу здесь, на виду у всех. Потому что я собираюсь заняться сексом.

Собираюсь заняться сексом!

Наконец-то.

Сопротивляюсь желанию прикрыть свои груди ладонями; он уже видел их, сосал и лизал. Его рот был на моей…

Стерлинг скользит обратно на матрас, медленно приближаясь ко мне, длинная рука тянется к изножью кровати, подтягивая простыни, чтобы накрыть нас обоих.

Целует меня.

Целует, целует и целует меня, эрекция впивается в мое бедро.

Это отвлекает, мой мозг сосредоточен на трех вещах: надвигающейся боли, попытке расслабиться, чтобы не напрягаться (слишком поздно), и молитве, чтобы это не было полной катастрофой.

Боже, я надеюсь, что это не будет катастрофой.

Господи, надеюсь, я его не разочарую.

Боже, я надеюсь, что вначале будет не слишком больно.

— Детка, ты в порядке? Ты выглядишь немного бледной. Нам не обязательно этого делать. — Голос Стерлинга — желанная помеха для воображения, идущего по нисходящей спирали.

— Я слишком много об этом думаю.

— Мы можем остановиться. Просто скажи мне, когда, и я остановлюсь.

— Не смей, — требую я более властно и менее напряженно, чем чувствую.

— Я бы с удовольствием просто сосал твои прелестные сиськи всю ночь. — Он покусывает одну из них, втягивая сосок в рот и щелкая кончиком языка. — Если я умру, делая это, я умру счастливым.

— Нет. Это то, что я хочу.

Роуди

Я смотрю на нее сверху вниз дольше, чем следовало бы, обхватив руками ее голову и целуя в уголок рта.

Она обхватывает мои бицепсы ладонями, сжимая их.

— Это то, чего я хочу. Не смей останавливаться.

— Я не буду.

Даже если это убьет меня, чтобы причинить ей боль.

— Я думаю, тебе следует продолжать в том же духе. Я слишком напряжена, чтобы тянуть время. Просто сорви повязку.

— Ты уверена?

Я не так стремлюсь надеть презерватив, как думал, нервная энергия вытесняет предвкушение секса со Скарлетт, стремясь сделать все правильно в первый раз.

Я встаю на колени и разворачиваю презерватив вниз по члену, щелкаю тюбик смазки, выжимая небольшое количество на большой и указательный пальцы, потирая их вместе. Наклоняюсь и втираю их в ее клитор маленькими кругами, наблюдая, как ее губы раздвигаются, а веки опускаются.

Прекрасная.

Пробегаю рукой по члену, смазка делает его скользким.

Я опускаюсь ниже, лицо в нескольких дюймах от ее лица.

Протягиваю руку между нами и направляю себя внутрь. Надавливаю, пока весь наконечник не оказывается внутри, и ублюдок не попадает в рай. Я легко проскальзываю внутрь, член смазан и тверд, как никогда.

Господи, я вспотел, капли пота выступили у меня на лбу, пока я иду вперед, сантиметр за сантиметром, и будь я проклят, если мои руки не дрожат.…

Я опускаю голову.

Скарлетт целует меня в макушку, в волосы. Пальцы блуждают по моей спине, нежно скользят по моей заднице.

Еще глубже…

Ее ноздри раздуваются, а глаза расширяются от шока, когда я проталкиваюсь сквозь ее девственную плеву, ее бедра подпрыгивают — дерись или беги. Я прикрываю ее рот своим ртом, заглушая писк протеста, рвущийся из ее горла. Поцелуем прогоняя боль, неподвижно слушая ее дыхание.

Я люблю тебя, Скарлетт.

Извини, если тебе больно.

Выхожу.

Скольжу внутрь.

Выхожу. Скольжу внутрь.

Медленнее, чем когда-либо в своей гребаной жизни.

Закрываю глаза и тяжело дышу. Прижимаю большой палец к ее клитору и начинаю медленно описывать круги.

Мои губы тоже раздвигаются.

Я люблю тебя.

Выхожу.

Скольжу внутрь.

— Все хорошо?

— Да. — Она задыхается, наблюдая, как мои бедра двигаются вперед. Назад. Вперед.

Я заглядываю между нашими телами, моя рука на ее тазу крепко прижимает нас друг к другу, круг за кругом мой мозолистый большой палец скользит по ее киске.

— Ты так хорошо чувствуешься, детка. — У меня почти не осталось воздуха в легких.

Я чувствую, как мое лицо искажается, и мне кажется, что я в ужасе — она такая чертовски тугая. Так крепко сжимает меня.

Мечта.

Круг за кругом.

— Тебе это нравится?

Она кивает, закусив губу.

— Тебе это нравится?

Еще один кивок, и ее голова бьется о подушку — фантастический знак. Она кончит, даже если это убьет нас обоих.

Я хочу врезаться в нее так сильно, что мои ягодицы напрягаются, самоконтроль — единственное, что удерживает меня.

Тихий секс никогда не был моим стилем — я люблю громкий, грязный и жесткий, — но есть что-то, что стоит упомянуть — это у нас с ней есть сейчас, здесь, в этот момент.

Это больше, чем физическая связь, потому что я люблю ее.

Затем происходит нечто невероятное.

Глаза Скарлетт расширяются, на этот раз не от боли, а от удовольствия. Щеки пылают, сиськи подпрыгивают, когда я толкаюсь чуть сильнее, большой палец все еще работает на горячей кнопке между ее ног.

— Ох... — стонет она.

Снова стоны, голова откинута назад, руки вцепились в подушку.

Да... да.

Блядь. Да.

Мои бедра поворачиваются. Таз врезается.

— Стерлинг…

Выражение ее лица совпадает с моим. Замешательство.

Безумие.

И это волшебно, когда она кончает. Я никогда не забуду выражение ее лица, или звуки, которые она издает, задыхающиеся шумы и стоны, близкие к агонии.

Восхитительно.

Я люблю тебя, Скарлетт.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Скарлетт

В нашей каюте слишком темно, шторы задернуты, и я едва различаю фигуру Роуди, который натягивает спортивные шорты в углу комнаты, пытаясь не разбудить меня, но терпит неудачу, когда натыкается на небольшой кофейный столик.

Черные сетчатые шорты с красными полосками по бокам. Облегающая майка. Белые носки. Черные кроссовки.

Он собирается свести с ума всех женщин в тренажерном зале.

Даже в темноте он выглядит горячим.

Я перекатываюсь к нему, упираясь подбородком в сгиб руки.

— Сколько сейчас времени?

Он садится на край матраса и гладит меня по спине. Наклоняется, чтобы поцеловать мое голое плечо.

— Шшш, детка, спи. Я не хотел тебя будить.

Затем его губы целуют мой висок, рука скользит под простыню и скользит по моей талии. Он такой большой и теплый, и я хочу прижаться к нему, уже скучая по нему.

— Не уходи. — Я потягиваюсь и тянусь к нему.

— Возвращайся спать. — Еще один поцелуй в мою обнаженную кожу. — Я уйду ненадолго, может быть, на пару часов.

Два часа!

— Я приму душ в спортзале, а потом разбужу тебя утренним сексом после тренировки.

— Но я уже проснулась. — Я зеваю, перекатываясь на спину.

— Подумай вот о чем, — напевает он в темноте. — Я получу лучшую тренировку, зная, что моя награда — оргазм. Сделай мне одолжение и будь голой, когда я вернусь.

Я уже голая под этими одеялами, ни один из нас не потрудился одеться после секса прошлой ночью; наши пижамы даже не добрались до вечеринки.

— Если только, — он проводит пальцем по моему животу, обводя пупок, — Ты не хочешь, чтобы я трахнул тебя, прежде чем уйду?

Я стону от боли, но ненасытная.

Его рука снова поднимается вверх, нежно поглаживая грудь.

— Черт, мне не следовало прикасаться к тебе. — Роуди наклоняется ко мне и целует в щеку, где у меня ямочка. — Может, мне лучше раздеться и остаться?

— Нет, тебе лучше идти. Ты будешь жалеть об этом весь день, если не сделаешь этого.

Мы смотрим друг на друга в почти полной темноте, только тонкая полоска света пробивается сквозь шторы. Он знает, что я права, и пожалеет, если не пойдет.

— Обещай, что будешь здесь через два часа, когда я вернусь.

— Только пять часов. — Я потягиваюсь, как кошка. — Я не собираюсь выпрыгивать из постели.

— Ладно, я потороплюсь. — Он встает, нависая надо мной. — Никуда не уходи.

Я зеваю.

— Даже не мечтаю об этом.

Вместо этого я вижу его во сне.

Сон о той ночи, когда мы встретились; только на этот раз, когда он выводит меня с вечеринки, он держал меня за руку. На этот раз, когда я следую за ним на крыльцо, на качелях стоят лавандовые розы, их аромат доносится до моего носа. Они раскачивается взад и вперед на ветру, цветы падают на пол, один за другим, лепестки разлетаются на ветру.