Раничев сконфуженно развел руками, догадываясь, что «Орджоникидзе» – название того большого недавно отошедшего теплохода.

– Мне бы с начальником переговорить или хотя бы с парторгом.

– А нет их обоих, – женщины переглянулись.

– Слушай, Рая, – сказала вдруг рыженькая. – Что у нас там вечером проходить будет? «Оляпка» кажется?

– Ну да, она самая, – Рая, секретарша, кивнула и, почему-то покраснев, посмотрела на гостя. – Ну, вот, товарищ артист! Повезло вам. Вечером будет судно – самоходная баржа на Рыбинск, туда вас и посадим – догоните свой теплоход, он в Горьком долго стоять будет.

– Так мне в Горький и надо! – весело соврал Иван. – гастроли у нас там.

– Ну, тогда тем более… А вы из какого театра?

– Я в последнее время больше в кинофильмах снимаюсь, «Иван Грозный», «Подвиг разведчика», – Раничев вальяжно усмехнулся: – Немецкого генерала играл.

– Ой! – всплеснула руками секретарша. – А я-то думаю, где я вас видела! Товарищ артист, хотите чаю с конфетами?

– Не откажусь.

– Да вы присаживайтесь вот, на диван, не стойте, – девушка – ну да, ей вряд ли было больше двадцати – потянулась к черному телефонному аппарату. – «Орджоникидзе» скоро должен к Нахаловке подойти, почту выгрузить, передам о вас тамошним…

– Извините, – поправив саблю, поднялся с дивана Иван. – Раечка, а можно я сам позвоню? Только вы номер наберите…

– Да пожалуйста, – покрутив диск, секретарша немного поговорила со связисткой и протянула трубку. – Говорите, товарищ артист. Сейчас вас соединят.

Раничев задумчиво посмотрел в окно:

– Места у вас красивые… А это что там, лес?

Женщины повернулись:

– Да нет, не лес – рощица.

Тем временем Иван незаметно нажал на телефонный рычаг, вырубив средство связи напрочь, а потом громко закричал в трубку:

– Это артист Иванов говорит. И-ва-нов. Иван Петрович. Я с кем разговариваю? С начальником… Отлично. Теплоход «Серго Орджоникидзе» у вас уже? Да, да, тот самый. Там наша труппа, а я вот немного отстал, тут девушки посоветовали плыть на какой-то самоходной барже… Да, да… Вы передайте, пожалуйста, на «Орджоникидзе», чтоб не беспокоились. Вот, спасибо, дорогой товарищ, выручили!

Положив трубку, Иван широко улыбнулся:

– Не знаю, как вас и благодарить!

Женщины засмущались:

– Ну, что вы… А вы Кадочникова знаете?

– А как же! Недавно в Ялте вместе отдыхали.

– Ой! А Любовь Орлову?

– Ну, конечно…

Так, за чаем, болтая о том о сем, и скоротали время до вечера. Раничев, опасаясь расспросов, говорил без умолку – травил анекдоты, шутил, пересказывал какие-то старые фильмы, даже в полголоса спел «Очи черные». В общем, к вечеру девушки были от него без ума, да так, что едва не просмотрели баржу. Впрочем, не просмотрели бы – прогрохотав ботинками, в приемную – как и Раничев, без стука – заглянул веселый молодой парень в кителе и тельняшке, кудрявый, с черными, лихо закрученными, усами.

– Привет, Раечка, здравствуй, Виктория Петровна! – с порога прокричал усатый и тут увидел Раничева: – Ой, да вы не одни?

– Знакомься, Коля – Иван Петрович, народный артист, – представила Рая. – Отстал вот от теплохода.

– А, – засмеялся Коля. – От «Орджоникидзе», значит.

– Вот мы и хотели попросить, чтобы…

– С нами! – Коля оказался догадлив. – Что ж, – усевшись на диван, он повертел в руках фуражку, – Думаю, Васильич против не будет. Не побрезгуете на барже-то, товарищ артист?

– Ну что вы, – замахал руками Иван. – В моем положении выбирать не приходится.

– Это уж точно.

– Николай Николаевич, моторист «Оляпки», – чуть запоздало представила его Рая и снова покраснела, понятно – воздыхатель.

– Раечка, а я же не просто так заскочил, – вдруг спохватился Коля. – Вот! Маленький подарочек, – он вытащил из-за пазухи небольшой пакет. – Зефир. В шоколаде!

Раечка совсем засмущалась:

– Растолстею я с тобой, Коля.

Дальше пили чай уже вчетвером, с тем самым зефиром. Снова болтали, на этот раз словоохотливый моторист рассказывал всякие смешные речные байки, да так увлекся, что замолк лишь когда от пристани послышался длинный басовитый гудок.

– О! – встрепенувшись, Николай поднял вверх палец. – Васильич отмашку дает – пора. Ну, – он посмотрел на Ивана. – Пойдемте, товарищ артист.

Встав, Раничев горячо попрощался, чуть поклонился даже.

– Постойте-ка, Иван Петрович! – Виктория – делопроизводитель – вдруг задумчиво взглянула на гостя. – Что же вы, так вот и поплывете?

– Да, – звякнув колонтарем, покачал головой Раничев. – Придется казенный инвентарь снашивать. А что делать?

– Погодите-ка, – Виктория встала. – Есть у меня кое-что… Я сейчас, быстро.

Она и в самом деле вернулась довольно быстро, протянув Ивану серый, заштопанный на локтях, плащ:

– Вот, возьмите, мужнин.

– Что вы, что вы…

– Берите. – Виктория сердито сжала губы. – Иначе как же вы так?

Раничев махнул рукой – делать нечего, взял.

Самоходная баржа «Оляпка» оказалась длинным и довольно чумазым судном, под завязку нагруженным автомобильными шинами, какими-то ящиками с запасными частями и прочим индустриальным хламом. Экипаж состоял из десятка матросов, по внешнему виду больше походивших на бомжей, моториста Коли, временно исполнявшего обязанности старпома и боцмана, ну и самого капитана – Ивана Васильевича, седого морщинистого старичка, правда, вполне еще крепкого и деловитого. Пассажиру капитан обрадовался – все не так скучно плыть, предоставил место в пустующем закутке старпома, а ближе к ночи самолично зашел в гости, якобы проведать. Как выяснилось, зашел не один – с поллитрой. Посидел немного, поболтал, поохал, а затем, вытащив из кармана кителя принесенную бутыль, тут же и предложил выпить. Раничев, конечно, не отказался – а как еще поближе сойтись с кэпом? Выпили, конечно, закусив холодной перловой кашей с тушенкой.

– Эх, жизнь, – потянулся Раничев. – Приятно с хорошим человеком выпить.

– Так и мне, – капитан улыбнулся. – Веришь ли, Иван Петрович, цельную навигацию не с кем поговорить интеллигентно. Колька малопьющий, да и все, почитай, на нем, с матросами пить – себя только позорить, ладно бы, постоянный состав был, а то почти каждый сезон новые. Ладно еще летом – у борта постоишь, по берегам на девок посмотришь, а уж сейчас-то, по осени… – капитан махнул рукой.

Он зашел и на следующий день, и еще… вообще, каждый вечер захаживал, только в последнее время – пустой, видно, водка закончилась.

– Приятный ты человек, Васильич, – Иван улыбнулся. – И выпить с тобой приятно.

Васильич сконфузился, махнул рукою:

– Да я уж, что уж… Вот, в ранешние времена были люди, взять хоть Кондрата Никифорыча, мы с ним на «Севрюге» ходили, а это знаешь какой пароход был?! Не чета нынешним. Купчихе Хвостовой принадлежал, Аграфене Павловне, царствие ей небесное, в осьмнадцатом году померла, как большевики пароходство отняли – удар случился. А пароходы были у-у-у… Перила начищены, блестят – глазам больно – в каютах ковры персидские, рояли, в буфете пиво, водочка, да коньячок шустовский не переводился… Не как сейчас… Увы.

– Совестно мне, Васильич, – вдруг признался Иван. – Хотелось бы тебя угостить, да денег нет… Хотя, – он бросил многозначительный взгляд на колонтарь и саблю и, понизив голос, спросил: – Не знаешь, где по пути можно инвентарь сбагрить?

Капитан вздрогнул:

– Да найдем… Вон, через плес обычно в это время табор стоит, там и сбагрим. А не попадет тебе от начальства? Чай, казенное имущество.

– А, не попадет, – отмахнулся Раничев. – Вот они где у меня все! – он сжал руку в кулак. – Худрук по струнке ходит! Ежели что, брошу я их к чертовой бабушке, да в Большой перейду, давно уж меня туда зазывают на главные роли. Давай, Васильич, сведи меня с твоими цыганами, толкнем инвентарь, коньячку купим, да прибарахлиться мне б не мешало.

– Цыган-то мы найдем, – сдвинув на затылок фуражку, задумчиво протянул кэп. – Да вот времени потеряем изрядно, боюсь не догоним «Орджоникидзе».