Бригадмильцы весело переглянулись, и их веселый азарт неожиданно захватил и Раничева, весьма заинтересовавшегося стилягой – наверняка одним из немногих в городе, а может быть, и единственным. Стиляга… Наверное, сейчас, в сорок девятом, еще и слова-то такого нет, чуть позже появится.

Немного пофланировав у входа в кинотеатр, Вовик встал на углу и, небрежно сплюнув на тротуар, закурил, вытащив сигарету из яркой иностранной пачки. Бригадмильцы во главе с участковым Костиковым спрятались в темноте, за тополями, посаженными вдоль тротуара.

– Слышь, Андрей, – наклонился к участковому Коля. – А этот Гужбан – он не шпион часом?

– Пробовали и на это прокрутить, – лейтенант вздохнул. – Да сверху сразу дали по шапке, сказали, чтобы дурака не валяли. Ну какой он шпион? Смех один. За версту виден. Вот на спекуляции его бы еще разок взять, уже бы не отвертелся. О, смотрите, кажется, сеанс кончился.

Из распахнувшихся дверей кинотеатра – бывшей церкви Параскевы Пятницы – повалил народ, громко обсуждая только что просмотренную картину «Подвиг разведчика». Предупрежденные участковым бригадмильцы смотрели на стилягу во все глаза, но нахлынувшая толпа захлестнула его, на какой-то миг скрыв от зорких глаз комсомольцев. А когда люди разошлись, вместе с ними ушел и Боб – не торопясь, поймал такси – синюю «Победу», сел…

– Бежим, Андрей! Уйдет ведь!

– Не спеши, Николай, – начальственный басом отозвался участковый. – Он наверняка уже все скинул – зря только время потратим, отопрется, гад! А вот покупателя я, кажется, видел…

– И мы видели! – хором закричали девушки. – Во-он, тот паренек, в длинном пальто, без кепки. К остановке пошел.

– Что ж, – участковый ухмыльнулся. – Задержим, проведем, так сказать, профилактическую беседу с далеко идущими последствиями.

К остановке как раз подошел автобус, и, выйдя из-за деревьев, бригадмильцы прибавили шаг.

– Участковый уполномоченный лейтенант милиции Костиков! – подойдя к пареньку, лихо козырнул Андрей. – Молодой человек, прошу пройти с нами.

– К-куда? – парень растерянно хлопнул глазами.

– В опорный пункт. Здесь не так далеко.

– Но… но я ничего такого не сделал!

– Пройдемте! Ребята, подмогните ему, смотрите только, чтобы не сбежал.

– Да не надо меня хватать, – севшим голосом пробормотал задержанный. – Сам пойду.

– Подожди немного, – участковый подошел к опоздавшей на автобус паре – высокому усатому парню и рыжеволосой девушке. Козырнул, представился:

– Товарищи, будете понятыми.

Задержанного тут же и обыскали, да, собственно, и не нужно было долго искать – за пазухой у парня тут же обнаружился пакет из вощеной бумаги, а в пакете – Иван глазам своим не поверил, хотя подсознательно чего-то такого и ожидал – старые рентгеновские снимки с нарезанными звуковыми дорожками – легенда советской действительности, музыкальные записи «на костях»! Интересно, что там?

– Во, тут наверняка всякая антисоветчина! – азартно потер руки Коля.

– Сегодня слушает он джаз, а завтра Родину продаст, – уничижительно добавила Лера. – И как только не стыдно?!

– Давайте это ко мне в портфель, – Раничев кивнул на пакет с дисками. – Чего в руках-то таскать?

– Держите, Иван Петрович, – Костиков протянул пакет Ивану и обернулся к ребятам: – Ну, хлопцы и девушки, пошли.

Впереди, по обе стороны от задержанного парня, важно шагали Паша с Сергеем, невообразимо гордые оказанным доверием. За ними, бурно обсуждая случившееся, шли девушки, а позади – Раничев, участковый и Николай.

– Здорово мы сегодня поработали, правда, Андрей? – захлебываясь, говорил Коля. – Наверняка заведут дело, и уж не закроют – доказательства есть…

Костиков усмехнулся:

– Ну сколько раз говорить – дела не заводят, их возбуждают, по веским обстоятельствам. И не закрывают – что, уголовное дело дверь, что ли, чтобы его закрывать? Прекращают – вот как правильно. Завести, закрыть – так, Николай, только в дальних деревнях неграмотные колхозницы говорят, еще при царском режиме родившиеся. Нам так не к лицу!

– Да понял, понял, – сконфузился Николай. – Так будет дело-то?

Участковый усмехнулся:

– Честно говоря, вряд ли. Ну что мы ему предъявим? Записи? Так он скажет – нашел или купил у неизвестного лица. Ведь сам момент передачи мы проморгали. Ну возбудим сейчас дело? И что, потом прекращать его за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого? После такого все по шапке получим, от того же горкома, верно, Иван Петрович?

– Да, – веско отозвался Раничев. – Не стоит показатели портить. Тем более – в конце года. Но с парнем этим профилактическую беседу провести надо! И сообщить по месту учебы.

– Сделаем, Иван Петрович, не в первый раз, – с улыбкой заверил Костиков. – Сейчас на опорнике ребята его опросят, потренируются объяснение брать, пропесочим, уж будьте-нате! Мало не покажется.

Иван еще раз улыбнулся, добавив что-то о нужности, важности и полезности профилактической работы милиции.

Придя на опорный пункт, совсем по-домашнему заварили чаек. Пока бригадмильцы опрашивали задержанного в зале, в соседней комнате участковый нарезал хлеб с ливерной колбасой, достал с полки пачку рафинада…

– Пойду посмотрю, как там у них? – негромко сказал Раничев. – Заодно позову чай пить.

– Ну это минут через пять, – хохотнул участковый. – Пока настоится.

Войдя в зал, Иван уселся чуть в стороне и с любопытством стал наблюдать за разворачивающимся действом. Задержанный, оказавшийся совсем еще юным пареньком лет четырнадцати, понурив голову, сидел на колченогом стуле, односложно отвечая на вопросы. Густые русые волосы его были аккуратно подстрижены, лишь на глаза нависала челка. Из-под расстегнутого пальто виднелась шикарная – с застежкой-молнией – куртка, наверняка – предмет лютой зависти одноклассников.

– Итак, – сидевший за конторским столом Николай посмотрел на бедного парня с таким видом, словно допрашивал опаснейшего шпиона. – Вольский Юрий Леонидович, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, русский… Комсомолец?

Парнишка кивнул.

– Громче! Не слышу!

– Да… Недавно приняли.

– Поторопились, – Николай ухмыльнулся. – Учишься где?

– Четвертая мужская школа, восьмой «А».

– Кто родители?

Парень сглотнул слюну:

– Умерли. Отец – от ран, мать – от рака. Я с бабушкой живу.

– С бабушкой? – Коля кивнул на куртку с молнией. – На бабушкину пенсию такой жакетик не купишь!

– Она переводчица и хорошо зарабатывает. Правда, и работает много… – Юрий вздохнул.

– Ну вот, – встряла в разговор Галя. – А теперь подумай, приятно ли будет бабушке – старому заслуженному человеку – узнать такое про своего внука?!

– А что? Что я сделал-то? – с вызовом бросил мальчишка. В серых глазах его появились слезы.

– Спекулянту помогаешь, вот что!

– Да никому я не…

– А эти твои пластинки? Там же наверняка что-нибудь запрещенное!

– Глен Миллер там! И еще кое-что, – яростно откликнулся Юра. – «Серенаду солнечной долины» смотрели?

– А ну-ка, не ори здесь! – Николай яростно хватил по столу кулаком.

Задержанный вздрогнул и закусил губы. Видно, сдерживался из последних сил, чтобы не разреветься.

Заглянувший в зал участковый жестом подозвал Сергея:

– Давайте, заканчивайте с ним.

Кивнув, Сергей – смешной, растрепанный, в кургузом пиджачке – с явным облегчением что-то прошептал на ухо Николаю. Как видно, Сережа, будучи поклонником классической музыки, все же в чем-то понимал задержанного меломана. А уж как понимал его услыхавший про Глена Миллера Раничев! Жалко было парня, очень даже жалко. В конце концов, Иван и сам когда-то, будучи подростком, всегда ходил к спекулянтам у музыкального магазина, дабы хоть одним глазком взглянуть на фирменные пласты «Led Zeppelin», «Deep Purple», «Slade»… Купить было не судьба – самый дешевый диск стоил сорок рублей, огромные для Ивана и его дружков-приятелей деньги. Хорошо хоть в те времена появились какие-то частные полуподпольные студии звукозаписи, у которых практически было все, включая такие экзотические отечественные редкости, как «Черный сентябрь» или «Трубный зов». «Писалы» – так назывались эти студии – их было несколько, адресами и прайсами обменивались и не всегда безвозмездно. Кстати, гибкие пластинки – не на костях, а с какими-нибудь поздравительными открытками – «писалы» тоже записывали – по рублю за штучку.