– Да, и как можно быстрее.

– Хорошо, я возьму тебя со своим караваном, – мориск кивнул. – Меня зовут Али ибн Хосрой, а это мой друг и компаньон, Шлемза бен Хасид…

– Хуан, Хуан, уважаемый Али, – делано возмутился марран. – Именно так меня назвали в крещении.

– Ну, тогда и я не Али, а Энрике, как и наш благочестивый король. – Али перевел взгляд на Раничева. – Мы отправляемся завтра с утра, почтеннейший… э-э…

– Иван.

– Ибан… Вернее, Хуан. Смотри-ка, бен Хасид, он твой тезка! У тебя найдется, чем заплатить, Хуан?

– Обижаете. Сколько?

– Это смотря чем ты будешь расплачиваться.

– Вот! – Иван бросил на стол дирхем.

– Ого! – компаньоны переглянулись. – Никак это дирхем Тохтамыша?!

– Вы и его знаете?! – в свою очередь удивился Раничев.

– Мы, молодой человек, знаем почти все монеты мира, – наставительно заметил бен Хасид. – Ведь это наша профессия!

– В общем, завтра, – подвел итог Али… вернее, Энрике. – Выйдем рано, поэтому советую выспаться. У тебя и твоих слуг найдутся мулы, или наймете у Шле… у Хуана?

– Наймем, – Иван вздохнул. – Куда нам деваться?

Ему все не давал покоя тот самый неопрятный лохматый парень, слишком уж тихо сидел этот полунищий идальго за своим столиком и явно прислушивался. Вполне вероятно, он знал арабский, для испанца – не такая уж редкость. Наверное, планировал нападение на караван с такими же, как и сам, подонками-кабальерос?! Иначе зачем подслушивал, сидел в одиночестве, шел бы вон к тем набравшимся до свинского состояния идальго, что орали сейчас во всю глотку какие-то разухабистые песни, мало похожие на церковные гимны.

Поднявшись в покои, узенькие и тесные – экономил, – Иван осторожно переступил через спящих на полу Аникея с Захарием и, не раздеваясь, улегся на жесткую деревянную кровать. Кто-то сильно кусил его в шею. Раничев брезгливо поднялся. Клопы! Ну вот только их и не хватало для полного счастья! Мерзость какая. Сон пропал напрочь. Иван чувствовал, что просто не может заснуть, а проклятые мелкие твари уже атаковали его со всех сторон.

– Ах, вы ж… – грязно выругавшись, Раничев, стараясь не разбудить спящих слуг, спустился во двор… Какая-то тень метнулась от лестницы прочь. Тот самый, лохматый! Недаром он подслушивал разговор, видно, решил поживиться сразу. Ведь эта лестница вела именно в каморку Ивана, больше некуда. Значит, можно было по ней неслышно подняться да прихватить все, что попадется под руку… а то и убить постояльцев.

Раничев быстро поднялся обратно и, прихватив с собой все серебро, снова направился к лестнице. На пороге оглянулся – не разбудил ли кого? Нет, и Аникей, и Захарий спали. Аникей смешно прижимал к щеке котомку, с которой почему-то старался никогда не расставаться. Может быть, потому, что она напоминал отроку о далеком доме?

Спустившись во двор, Иван уселся на нижнюю ступеньку лестницы… эх, закурить бы! Так бы сейчас с удовольствием посмолил сигаретку. Годами уже не курил, и не хотелось, а вот сейчас поди ж ты…

Раничев потряс головой. Вот черт – так курить хочется, что прямо бы и выпил! А что? Неплохая идея! Хозяин, поди, не спит еще, а и спит, так разбудить можно, чай он, Иван Раничев, не какой-нибудь там купец, а боярин, гранд – по-здешнему, не зря ведь на поясе сабля!

Хозяин не спал – сидел за столом и деловито подсчитывал выручку. Вокруг, вдоль стен, почтительно стояли слуги. Увидев вошедшего Ивана, кабатчик недовольно поднял глаза и тут же натянул на грубое лицо улыбку.

– Вино, вино, – улыбнулся Иван. – Уно литро. И можно дринкнуть прямо из батла.

Неизвестно, понял ли владелец постоялого двора, что такое «уно литро» и «батл», однако слово «вино» оказалось вполне интернациональным и тут же возымело свое волшебное действие. Кабатчик кивнул слуге, и тот, на секунду исчезнув за очагом, вынырнул с плетеной корзинкой и приличных размеров кувшином, с поклоном протянув все принесенное Раничеву.

– Вот спасибо, любезный! – заплатив, Иван сунул кувшин под мышку и, прихватив корзинку, вышел… едва не столкнувшись с лохматым! Тот, как видно, не ожидал встречи, вздрогнул, но, быстро совладав с собой, вежливо посторонился, пропуская Раничева. А когда Иван оглянулся, лохматого уже простыл и след. Странно… Ну да черт с ним, мало ли у кого какие дела ночью бывают? Даже если и вор – так у них в каморке все равно воровать нечего, денежки-то – вот они! Иван, усмехаясь, погладил спрятанный за пазухой мешок.

Уселся на ступеньку, довольный – в черном небе ласково мигали звезды, и молодой, едва народившийся, серп месяца отразился в наполненном до краев бокале.

– Эх, хорошо в стране кастильской жить! – опростав кружку, Раничев довольно ухмыльнулся.

В корзинке оказались сыр и оливки. Здорово!

Иван просидел так до утра, а когда забрезжило и проснувшиеся погонщики принялись запрягать в возы мулов, поднялся к себе – будить Аникея с Захарием. Оба проснулись быстро – с распухшими от укусов клопов лицами. Захарий весело потянулся, а Аникей вдруг издал жуткий отчаянный крик, такой, что Иван аж вздрогнул и хотел было отвесить парню хорошую затрещину, чтобы не орал, как потерпевший:

– Ты чего, скаженный?

– Котомка, – треснутым голосом прошептал Аникей. Блестящие карие глаза его быстро наполнились слезами.

– Э! – Раничев все же треснул отрока по шее. – А ну хватит реветь, чудо! Подумаешь, котомку украли, что там такого было-то? Дырка в кармане да вошь на аркане?

– Котомка? – переспросил вошедший Захарий. – А это не твоя ль под лестницей валяется?

Аникей стрелой вылетел прочь.

Пожав плечами, Иван с Захарием прихватили пожитки и вышли следом. Аникей сидел на нижней ступеньке лестницы и, не стесняясь, плакал. Возле ног его валялась развязанная котомка.

Иван едва сдержался, чтобы не пнуть парня ногой. Просто нагнулся, ухватил за шиворот:

– Хватит реветь! Едем.

Узкая дорога тянулась меж отрогами гор Сьерра-Морена. Казалось, вокруг были одни скалы – фиолетовые, красные, черные, даже какие-то ржавые, они скребли низкое небо своими острыми когтями. Кое-где, в расщелинах, росли бледно-зеленые кусты и кривые сосны. Там, у пересохшего русла ручья, и сделали первый привал. Караван кордовского торговца Энрике (Али) ибн Хосроя далеко не впервые проделывал этот нелегкий путь из Андалузии в Ла-Манчу. Знали, где остановиться, где придержать не в меру горячих коней, а где и, наоборот, побыстрей миновать опасные места, как, к примеру, узкий скальный коридор между высоченными скалами, к которому подошли почти сразу же после привала.

– Ущелье Деспеньяперрос, – оглянувшись, тихо пояснил купец.

Иван запрокинул голову – на вершинах гор лежали хмурые облака. Скалы сжимали дорогу, как рыцарь сжимает рукоять меча, как лодочник держит весло, как хватающийся за слегу утопающий в предательской болотной жиже. Страшное было место, нехорошее, глухое. На вершинах скал глухо клекотали орлы.

Раничев оглянулся на караван – два десятка повозок, вооруженные возчики – молодые сильные парни, кроме них еще и охрана – дюжие молодцы в кирасах с кольчугами, в шлемах, с мечами и короткими пиками – нет, не совладать с этакой силой какой-нибудь мелкой банде, а крупная тут просто-напросто не уместится. Хотя… Интересно, а где литовские люди? И есть ли они вообще? Да, вполне могли идти по пятам, или, добравшись чуть раньше, встретить в Кадисе… Или в Кордове. А тот, лохматый, не литовец ли? Очень может быть – иначе с чего бы ему рыться в вещах скромных путников? Что он там искал? Верительные грамоты или подарки королю Энрике? Эх, захватить бы этого лохматого да потолковать как следует!

Впереди, над дальним отрогом, кружили птицы. С чего бы это они так разорались? Ибн Хосроя, похоже, это тоже заинтересовало. Остановив караван, он пошептался с начальником охраны и обернулся к подъехавшему Ивану.

– Может быть, впереди нас ждет засада, – тихо сказал купец. – Скажи своим людям – пусть будут готовы к бою.