Глава 13
Мужество и смелость
Кэди
Наши дни…
— ЛАДНО, ОБЫЧНО СО ВСЕМ ЭТИМ Я ОБРАЩАЮСЬ К КЭТ, но я не могу позвонить Кэт и сказать, что наркодилер, которого мой бывший парень-полицейский-под-прикрытием засадил в тюрьму, сейчас, словно всадник возмездия, во весь опор направляется ко мне, буквально, через все Штаты. Она сойдет с ума. Пэт сойдет с ума. Это запустит эффект домино в семействе Морлендов, и меня заберут обратно в Колорадо, и я, вероятно, больше никогда не увижу свой маяк. Так что, я должна сказать это тебе.
Полночь лежала на диване, навострив уши, настороженно глядя на меня, пока я расхаживала перед камином.
— Так вот, девочка, поделюсь с тобой тем, что, возможно, я немного тронулась, если полагаю, что меня гораздо меньше волнует тот факт, что Ларс буквально обрушит гнев мщения на нас с Куртом, как на последние цели своей вендетты, чем то, что через несколько минут здесь появится Курт, чтобы вставить глазок в дверь.
Когда я замолчала, Полночь завиляла хвостом.
— Нет, нет. — Я покачала головой, подошла к ней, присела у дивана на корточки, и стала гладить ее по голове.
Она лизнула меня в запястье.
— Это совсем не потрясающе, — возразила я. — Это казалось потрясающим, потому что мы провели вместе целых два часа без каких-либо криков или попеременных словесных ударов. — Но мы должны помнить, — я обхватила ее морду обеими руками и заглянула в карие глаза, — что Курт нас не любит.
Полночь заскулила и слегка подползла ко мне на животе.
— Ладно, ты права. Ему ты нравишься. Очень. Ты была очень хорошей девочкой, когда в зоомагазине он надевал на тебя ошейник и поводок, а ты просто сидела у его ног. С твоей стороны было очень умно показать, какой хорошей девочкой ты можешь быть. Вот почему шериф украл собачье лакомство из банки и дал его тебе. Но на самом деле это не было воровством, так как он рассказал об этом на кассе и заплатил.
Полночь тяжело задышала.
Она вспомнила собачье угощение.
Или, может, вспомнила, как Курт давал ей его перед тем, как склониться и погладить, бормоча низким голосом:
— Хорошая девочка.
Это было очень давно, но я помню, как он делал мне массаж, и пусть он и не говорил, что я хорошая девочка, но действиями показал, что думает так, и мне это очень понравилось.
— Нехорошо, что я думаю об этом через пять минут после того, как он написал, что едет установить глазок, — пробормотала я.
Полночь продолжала тяжело дышать.
Я посмотрела в ее умные глаза и решила сменить тему.
— Завтра мы прогуляемся вдоль забора, и ты познакомишься со своим новым домом. И после того, как Курт посадит плохого парня... снова... мы прогуляемся по прибрежной тропинке. Хорошо звучит?
Полночь продолжала тяжело дышать.
Поэтому я повысила голос на октаву и переспросила:
— Звучит хорошо, девочка?
Она мягко ответила: «Уафф».
— Да, — сказала я. — Звучит неплохо.
Я выпрямилась, приблизилась к огню и тут же забеспокоилась.
В доме Патрика в Денвере было несколько каминов, а также несколько в коттедже вблизи Вейла. Ему нравилось разводить огонь, и он научил этому меня.
Поэтому с тех пор, как я поселилась на маяке, я каждую ночь разводила огонь. От него в помещении становилось еще более уютно и радостно, не говоря уже о тепле, так необходимом в штате Мэн.
Но оглядев комнату, с большим диваном, обитым плюшем шоколадного цвета, доминирующим в пространстве, широким креслом и пуфиком, отодвинутым в сторону, толстыми коврами на деревянных полах, тяжелой железной люстрой, висевшей в середине, эффектно изогнутыми железными подсвечниками, интерьером в теплых землистых тонах вперемешку с глубокими синими, этот пылающий огонь делал ее похожей на сцену соблазнения.
Все, что мне нужно было сделать, это зажечь несколько свечей и поставить Барри Уайта, и, войдя в дверь, Курт мог бы сразу убежать без оглядки.
Я посмотрела на Полночь.
— Не следовало разводить огонь.
Она склонила голову набок.
— Хочу сказать, мы провели вместе целых два часа, а может, и больше, но только потому, что нам обоим угрожает опасность.
Полночь молча смотрела на меня.
— Он снова меня возненавидит, как только поймает Ларса.
Полночь встала, спрыгнула с дивана и, отчасти неуклюже, но в основном грациозно, направилась ко мне.
Глядя на нее, я отказывалась думать о ее задней ноге. Потому что я была богата. И могла бы нанять частного детектива. Могла бы разыскать хозяев, причинивших ей боль. И я могла бы застрелить их из пистолета, который мне собирался дать Курт.
Но если я это сделаю, Курт, будучи хорошим полицейским, поймает меня, и я отправлюсь в тюрьму, и тогда кто позаботится о Полночи?
Она ткнулась носом мне в бедро, и я склонилась над ней, чтобы еще раз погладить по голове.
— Ладно, я не буду стрелять в твоих бывших хозяев. Но я не говорю, что не буду баловаться заклинаниями вуду.
Она снова лизнула мое запястье.
Одобрение.
Значит, заклинания вуду.
Затем она насторожилась, ее голова дернулась, она посмотрела на стену, и я подпрыгнула, когда она издала мощный звук, свирепо залаяв на стену.
Там был Курт.
Или кто-то другой.
Действительно, лучшее своевременное предупреждение.
Полночь направилась к двери, продолжая лаять, но уже громче, чаще и зловеще.
Раздался стук в дверь, она перестала лаять и, оскалив зубы, зарычала, а я осторожно последовала за ней, воркуя и говоря, что все в порядке.
Она попыталась оттеснить меня от двери, но я схватила ее за ошейник и прошептала:
— Хорошая собака. Молодец, Полночь. Ты очень хорошая девочка. Но все в порядке. Мы в порядке. — А затем крикнула: — Кто там?
— Курт! — крикнул Курт.
Полночь снова начала лаять, но я крепко держала ее за ошейник, мягко отталкивая назад, пока тянулась к засову и продолжала ее успокаивать:
— Это всего лишь Курт. Ты же его знаешь. Он хороший.
Я повернула ручку и, все еще удерживая Полночь за ошейник, крепко прижав ее к себе, открыла дверь. Курт посмотрел на меня, на лающую и рычащую собаку и тут же присел на корточки.
— Видишь. Это Курт. Он друг. Ты его знаешь. Он очень милый. Он нам нравится, — сказал я Полночи.
— Хорошая девочка, — пробормотал Курт, медленно протягивая руку к собаке. — Охраняй Кэди. Хорошая девочка.
— Он хороший, — сказала я. — Видишь? — Я придвинулась к нему, но держала ее за ошейник. — Он друг. Он здесь, чтобы приглядывать за нами.
С рычанием Полночь осторожно приблизилась вместе со мной к Курту. Рычание начало смешиваться со скулежом, а затем она несколько раз понюхала его пальцы, подошла ближе и ткнулась носом ему в руку.
Он почесал ее за ушами, все еще бормоча:
— Вот так, Полночь. Убедись, что с Кэди все хорошо.
Я отпустила ошейник, Курт протянул другую руку, они снова поздоровались, и, в конце концов, Курт сказал собаке:
— Надо взять инструменты и закрыть дверь, чтобы не впускать холод.
Он медленно выпрямился и немного оттеснил ее назад, потом повернуться к двери, схватил большой ящик с инструментами и пластиковый пакет, лежавший на передней ступеньке, занес их и закрыл дверь.
Затем его глаза обратились ко мне.
— Привет, — поздоровался он.
— Привет, — ответила я.
Боже.
Слово прозвучало с придыханием.
Я попыталась замаскировать это, заявив, указывая рукой на Полночь:
— Очевидно, у нее хорошо получается.
Он взглянул на собаку, потом снова на меня и произнес:
— Да.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
Итак, что же мы будем делать?
Курт знал ответ на этот вопрос, потому что поднял пакет и ящик с инструментами и сказал:
— Лучше займусь этим.
— Верно, — пробормотала я.
— Кэди, я принес глазок, но еще я принес окошко.
— Что, прости?
— Окошко, — повторил он. — Вставлю его в дверь, утеплю по краям, посажу на петли, установлю внутренний засов, чтобы ты могла его открыть и выглянуть наружу. Лучший диапазон обзора, чем у глазка, а заставишь своего парня украсить его снаружи, будет выглядеть красиво и подойдет этому месту лучше, чем глазок.
Я знала, о чем он говорит, и он был прав. Глазки подошли бы для гостиниц. Эти маленькие окошечки намного лучше, и вы ожидаете увидеть их на маяке.
Но я думала об этом также с некоторым удивлением.
В свое время Курт ничем не показал, что он из тех мужчин, у кого есть ящик с инструментами такого размера, какой был при нем сейчас. Он не походил на тех парней, кто занимался ремонтом и устранением неполадок. Правда заключалась в том, что мы пробыли вместе не достаточно долго, чтобы заняться ремонтом или что-то чинить, и все время мы прожили в доме его друга, так что он был не нашим, чтобы в нем что-то менять. Но все же он не походил на такого парня.
Я понимала, годы идут. Ты живешь и учишься справляться с тем, что тебе подбрасывает жизнь, это я тоже уяснила.
Но меня все же удивляло, что он мог врезать в дверь окошко.
И это знание давило на меня тяжким грузом. Грузом, что вытеснял легкость, которую я ощущала ранее, когда мы разговаривали (на этот раз по-хорошему) о том, что нам пришлось пережить давным-давно.
Естественно, Патрику я рассказала обо всем. Я также рассказала Кэт и девочкам. Я понимала, Пэт, Майк и Дейли тоже знают.
Но говорить с ними об этом было совсем не то же самое, что говорить об этом с Куртом.
Он был там. Он знал Марию, Лонни и Ларса. Он знал, насколько напряженной и безобразной была эта ситуация, словно только тот, кто являлся участником всего случившегося, мог знать, какого это.
Он не просто сочувствовал, что меня втянули во что-то настолько ужасное.
Он понимал.
С другими я этого не ощущала.
И было нечто приятное в том, чтобы поговорить с ним об этом. Будто мы группа поддержки из двух человек, единственные люди, которые могут принадлежать друг другу.
Но теперь я столкнулась лицом к лицу с тем временем, что нас переменило. Столкнулась с фактом, что Курт прожил жизнь, где обзавелся ящиком с инструментами и навыками их использовать, потому что опыт и годы научили его этому.
Опыт и годы, частью которых я не была.