-Продолжайте работать,-сказал Соллис Фел-ахкиму, прежде чем собрать оружие и быстро взобраться по ступенькам на парапет западной стены. Оськин уже был там, с Красноухим с боку. Гончая издала низкое, ровное рычание, глядя на отряд, выстроившийся из лука на дальнем берегу реки. При первом же взгляде Соллис принял бы воинство за трехполковый контингент Королевской гвардии, чьи ряды были так аккуратно выстроены, а дисциплина столь абсолютна в отсутствии звуков и движений. Но тут же стало ясно, что это не люди.
“Не только обезьяны, - пробормотал Соллис, вторя Веркеле, когда его взгляд скользнул по неподвижному воинству. Длинный ряд снежных кинжалов стоял неподвижно, как статуи, рядом с таким же неподвижным сборищем волков в белых шкурах. Небольшие отряды черных медведей были окружены горными львами и рысями.
- Как... - выдохнул Оськин, и глаза его заблестели от удивления и ужаса. “Это невозможно.”
Соллис уловил подобную нотку страха и недоумения в нарастающем беспокойном шепоте окружающих Лонака. Он поймал жесткий взгляд Оськина, и брат резко выпрямился, вымученно улыбаясь в знак извинения.
- Прости меня, брат, - сказал он. - Я всю жизнь слышал шепот Тьмы. Это странное чувство, когда шепот превращается в крик.”
- Тише, вы, никчемные козлоноги!- Рявкнула Веркела, проталкиваясь сквозь толпу изгнанных клинков. - Малесса никогда не обещала легкого пути к прощению. Так что наденьте намордник на это ворчание.”
Она подошла к Соллису, прищурив глаза, глядя на зверей, и проворчала: “впечатляет”, на мягком языке Королевства. “Должно быть, у него настоящий дар.”
- Кто это?- Спросил Соллис.
Она поджала губы и указала на одинокую двуногую фигуру, появившуюся из рядов собравшихся животных. - Я думаю, мы скоро это выясним.”
Фигура была одета почти так же, как и убитый Куритай, которого они нашли в поселении, ее плащ был разорван и изорван, а волосы-неопрятное темное месиво, развевающееся на ветру. Фигура приблизилась к западному берегу реки без особой спешки, остановившись, чтобы рассмотреть простор, склонив голову набок, что свидетельствовало одновременно о любопытстве и веселье. После короткой паузы фигура поклонилась и развела руки в явном приглашающем жесте.
- Переговоры?- Поинтересовался Оськин.
“Скорее, возможность позлорадствовать” - сказала Веркела, отвернувшись и пренебрежительно пожав плечами. “Игнорируй его. Он не нападет до наступления темноты, и любой, кто пойдет туда, скорее всего, станет пищей для его армии.”
“Тебе не любопытно?- Спросил Соллис. “Нужно использовать любую возможность, чтобы узнать больше о враге.”
Шаманка замолчала, закатив глаза. “Еще один урок из твоих многолетних пыток в орденском доме, брат? Она усмехнулась в ответ на его раздраженный взгляд и снова отвернулась, равнодушно махнув рукой. - Иди и поговори с этим существом, если хочешь. Держу пари на бурдюк вина, что ты ничему не научишься.”
Он был вынужден перелезть через недостроенный барьер Фель-ахкима, прежде чем обогнуть северный фланг пролива и выйти к реке. Когда он подошел ближе, то смог разглядеть еще больше деталей фигуры в рваном плаще, и самым заметным было то, что это была женщина. Она смотрела, как он приближается, все еще склонив голову под тем же любопытным углом. Соллис заметил слабую улыбку на ее бледных, впалых чертах, когда подошел ближе. По цвету кожи он определил, что женщина была либо Воларианского, либо королевского происхождения, хотя по ее голодному виду трудно было сказать наверняка. Однако, когда она заговорила, ее акцент был чисто Азраэльским, интонация обладала резкой точностью аристократа.
“Думаю, этого достаточно, - крикнула ему женщина, как только Соллис достиг восточного берега реки. Стремительный поток, разделявший их, был громким, но не настолько, чтобы заглушить ее голос, и Соллис уловил в нем странную детскую нотку восторга. “Не хотелось бы, чтобы твой запах пробудил низменные инстинкты моих друзей, - добавила женщина, указывая на животных за ее спиной, все еще сидящих в своих разнообразных позах статной неподвижности.
“Чего ты хочешь?- Спросил ее Соллис. Он держал руки по швам, пустые, но достаточно близко к метательным ножам, чтобы быстро выхватить их, если понадобится. Он также носил свой меч, но предпочел оставить свой лук позади. Если эта беседа обернется плохо, он сделает все возможное, чтобы убить эту женщину, а затем повернется и побежит под прикрытием луков своих братьев и лучников-Лонаков на стене.
“Я думаю, эта сучка Лонак уже сказала Тебе, чего я хочу, - сказала женщина, мышцы ее истощенного лица напряглись с явным облегчением, а улыбка стала шире. - Дети у вас там, - продолжала она, указывая на простор. - Отдай их мне.”
“Нет, - сказал Соллис твердым и ровным голосом. Он увидел, как улыбка женщины превратилась в приглушенный смех, а в глазах блеснуло то, что Соллис принял за радостное предвкушение.
“Конечно же, нет, - сказала она. “Даже если это не принесет тебе ничего, кроме ужасной смерти.- Она разразилась хриплым, скрипучим смехом. “Я действительно наслаждаюсь теми редкими случаями, когда нахожу кого-то из ваших людей. Так отчаянно жаждет славы самопожертвования. Так влюблены в миф о собственном героизме. Это всегда такой блаженный момент, когда я смотрю в их глаза в конце, наблюдая, как их иллюзии исчезают, наблюдая, как они плачут и умоляют, как любой другой умирающий и мучимый несчастный. Разве ты не хочешь избежать этого, брат? Отдайте мне детей, и вы сможете вернуться к своей жизни, полной притворного мужества и пустых призывов к духам умерших, которые, уверяю вас, совершенно глухи к вашим мольбам.”
Соллис встретил пристальный взгляд женщины, наблюдая, как ее веселье перешло в непоколебимый взгляд глубокого презрения. Соллис увидел, как покраснели ее глаза, а из носа потекла тонкая струйка крови, напомнившая ему лицо Веркелы прошлой ночью. Искушение схватиться за ножи было очень велико. Расстояние делало бросок трудным, но он был уверен, что сумеет всадить в нее хотя бы один клинок, прежде чем ему придется бежать. Нужно использовать любую возможность, чтобы узнать больше о враге, напомнил он себе, подавляя порыв.
“У тебя есть имя?- вместо этого спросил он.
“Я привыкла, - ответила женщина, пожимая плечами. “Я давным-давно перестал вспоминать об этом. Вместо имени у меня есть цель.”
“И что же это такое?”
- Он меняется в зависимости от места и времени. Однажды я предупредила богатого купца о необходимости отравить его брата. Однажды я шепнула одной королеве о предательстве, которое окружало ее, чтобы ее двор покраснел от крови ее знати. Я убедила генералов обречь свои армии на гибель, а священников-на проклятие своих просителей. И сегодня, брат, я говорю тебе, ясно и честно, чтобы ты отдал детей, или ты и все остальные, съежившиеся в этой куче камней, умрут такой медленной и мучительной смертью, какую я только смогу организовать. И... - она замолчала, облизывая языком губы, прежде чем приоткрыть их, обнажив зубы, окрашенные в красный и желтый цвета. - Я приберегу худшие мучения для сестры с льняными волосами. Ты когда-нибудь мучил красивую женщину, брат? Должен сказать, что это действительно захватывающий опыт.”
- Не надо! - Приказал себе Соллис, от ярости Его руки судорожно сжались. Каждое ее слово ценно. - Но почему?- спросил он, позволив своему гневу окрасить его тон. “Что вы хотите от этих детей?”
“О, разве это не очевидно? Женщина подняла брови в притворном удивлении. “Я хочу увезти их подальше от этих варварских горных дикарей, чтобы они могли расти в прекрасном дворце и наслаждаться жизнью в мире и комфорте в течение всех своих дней.”
Внезапность, с которой все остатки юмора исчезли с ее лица и осанки, была шокирующей, как будто вуаль была сорвана, чтобы показать пустое, невыразительное здание, почти такое же неподвижное, как животные, которыми она командовала. - Хватит болтать, - сказала она уже другим голосом, более глубоким и властным. К тому же изменился и ее акцент: благородная интонация сменилась чем-то, что говорило о далекой стране. Соллис принял бы это за Воларийский акцент, если бы не диссонирующие нотки, которые окрашивали каждое слово, словно два языка говорили одновременно. - Дайте мне то, что я хочу, - сказала она, - или я обещаю вам, что выполню все ваши угрозы.”
- Сомневаюсь, - ответил Соллис. - Элст, зачем тебе понадобилось вести переговоры? Если твои силы так велики, почему бы просто не прийти и не забрать их? Или там есть что-то, чего ты боишься?”
Женщина на мгновение перевела взгляд на протянутую руку, а затем снова посмотрела на Соллиса. Мертвенно-бледное лицо решительно дернулось, оскал то появлялся, то исчезал с побелевших и потрескавшихся губ. Соллис гадал, не сошла ли она с ума и не находит ли слов, но знал, что то, что мучило эту женщину, выходило далеко за рамки простого безумия.
Решив, что он узнал все, что собирался, Соллис повернулся и пошел обратно к выходу. - Кроме того, - сказал он. “Мне достоверно сообщили, что я не должен здесь умирать.”
- Пророчество?!- Это слово было произнесено пронзительным, почти визгливым тоном. Соллис продолжал идти, поддерживая устойчивые ворота, отказываясь поворачиваться. “Это ложь, жалкий тупица! женщина закричала ему вслед, и голос ее был почти детским от ярости и отчаяния. - Знай же, что бы ни сказала тебе эта сука, это ложь! Ты умрешь здесь, Брат!”
Соллис устремил взгляд на простор, испытывая некоторое облегчение от вида своих братьев на стене, по обе стороны от которых стояли изгнанные клинки, каждый лук был готов к бою. Женщина продолжала разглагольствовать, пока он шел, ее разнообразные угрозы переходили в едва понятный лепет.