— Это довольно похоже на то, что делают ангелы... ох! — сказала я, накрыв рот руками. — Ты хочешь сказать, что ты ангел?

Вместо того чтобы ответить, он поднял чайник с плитки и струей испускавшей пар воды наполнил коричневый глазированный заварочный чайник. Он взболтал воду и затем вылил её в желобок изо мха. Он отмерил заварку, вложил её в чайник и вновь наполнил его кипящей водой, а потом поставил его на серебряный поднос рядом с двумя чайными чашками с сине-белым китайским орнаментом, сахарницей и сливочником.

"Сливочник? — поразилась я. — Где вообще он достаёт сливки?"

— Такое слово вы применяете к нам, — в итоге ответил он.

Я уже не знала, чему была больше поражена — тому, что я стояла там в нескольких футах от ангела или что у него были припасы свежих сливок (на этикетке бутылки было указано "Фермы Ханибрук, Райнбек, Нью-Йорк") и жестяная банка с шоколадным печеньем.

— Позже нас называли исполинами или падшими ангелами, поскольку наши крылья были чёрными вместо красивых белоснежно-золотистых, как нарисовано на картинах. Где бы мы ни являли себя человечеству, они считали, что мы были демонами. Затем появились вы и решили, что демонами были все создания из Волшебной страны.

— А разве нет? — спросила я. — Те ледяные великаны пытались убить нас!

— Да, Ётуны¹² довольно злобные, но, как минимум, они медленные и в течение нескольких месяцев в зимнее время они единственные, кто есть в лесу.

— Ну, те гоблины, что преследовали нас, определённо не были очень милыми.

Он пожал плечами, и его крылья натянули рубашку.

— Нет, гоблины не милые создания. Как ни печально, они пристрастились к человеческой плоти.

— Чёрт возьми! — выругалась я, встав. — Мои друзья! Мы должны вернуться и спасти их!

— Успокойся, — сказал он.

Одно крыло расправилось сквозь прорезь в его рубашке, заградив мне путь. Перья лишь слегка задели мою руку, но я остановилась. Было нечто умиротворяющее в их прикосновении, нечто, что напомнило мне о руках моей матери, когда она во время моих ночных кошмаров поглаживала мои волосы.

— Как только я разогнал гоблинов, они затаились в своих норах. Они не покажут свои мерзкие морды в течение следующего полумесяца. С твоими друзьями всё будет хорошо.

Пока он говорил, он продолжал гладить мою руку кончиками своих перьев, и затем нежно подвёл меня к скамье, рядом с местом, где он сервировал поднос с чаем. Он сел на скамью рядом со мной и заправил своё крыло. Его перья шелестели, пока он собирал их вместе, вплоть до момента, когда крыло не было убрано назад, между лопатками и стало едва заметным. Затем он налил чай, как будто это было самым обыкновенным делом в мире: сложить крыло, налить чай и добавить сахар.

Дружественные жесты, вместе с утешительным прикосновением его крыльев и горячий, сладкий чай успокоили меня, но затем я вспомнила, что Дейм Бекуит сказала о Дарклингах, практикующих контроль над разумом.

— Почему я должна доверять тебе? — спросила я. — Твой вид излавливает мой вид. Я видела это в канделбеллуме. Вы насильно увели Меропу и уничтожили принца. Вы превращаетесь в ворон и поедаете души своих жертв!

— Ах, канделбеллум, — сказал он, его губы изогнулись в презрительной ухмылке. — Да, он показывает красивые картинки, но откуда ты знаешь, что он говорит правду? Я точно также могу устроить тебе показ картинок. Допивай чай.

— Что?

— Твой чай, — степенно повторил он. — Допивай его... — Это...

— Шок. Да, так все продолжают твердить. Я не шокирована.

— Я собирался сказать, это для предания. Наша версия легенды.

Он длинными пальцами обхватил бело-синюю чайную чашку, которая неожиданно показалось такой миниатюрной в его руке. Он поднял чашку и покрутил её в воздухе, его заострённые кончики пальцев дотронулись до фигур на китайском узоре — мужчины и женщины в китайских нарядах, пагода, лодки, две птицы.

— Я знаю историю этого траура по возлюбленному, — сказала я немного самодовольно, взяв чашку в свою руку. — Девушка, которая была обещана другому, сбегает со своим возлюбленным, и брошенный ею жених выслеживает и убивает их, но они воскресают птицами.

Я прикоснулась подушечками пальцев к двум синим птицам, их клювы были сцеплены в всевечном поцелуе. Несмотря на то, что я начала излагать историю без энтузиазма, просто лишь для того, чтобы доказать, что я знала столько же, сколько и он, моя рука задрожала, когда я коснулась птиц. Я вспомнила, как мама рассказывала мне эту легенду, и как её голос наполнялся чувствами каждый раз, когда она доходила до момента, где возлюбленные превращались в птиц, как она вкладывала чашку в мои ладони и говорила: "Ничто не сможет удержать влюблённых порознь".

Я почувствовала, как Рэйвен скользнул рукой под мою руку, бережно обхватив мои руки, точно также как моя ладонь убаюкивающе держала чайную чашку. Внезапно моя рука стала ощущаться такой же хрупкой, как изящный фарфор, а моё тело обратилось в пустоту. Другую руку он протянул над чашкой, кончиками пальцев едва коснувшись её ободка.

— Смотри в чашку, — сказал он, его голос был хриплым урчанием у моего уха. — Это наша легенда.

Резким взмахом запястья, он закружил чашкой. Она начала вращаться в моей руке как волчок, только вот когда она должна была остановиться, она начала вращаться ещё быстрее, сине-белые картинки расплылись как притушенные образы, двигавшиеся сквозь снежную бурю, хлопья снега порывами мчали мимо них, настолько обильно и быстро, что я ощутила их жалящие укусы на своих щеках и увидела окруживший меня вихрь снега, такой невообразимый, что я не смогла сказать, наблюдала ли я, как снег вздымался из крутящейся чашки, или находился внутри чашки, созерцая падение снега... или же падала я сама.

Я упала в заснеженный лес. Только рука Рэйвена, всё ещё крепко сжимавшая мою руку, удержала меня от падения на колени в сугроб по пояс высотой. Мы стояли в наполненном снегом лесу. Звонил колокол — не низким, предвещающим опасность, звоном, а сладостным трезвоном, благовещавший отчаявшимся аккордом. "Помните меня, помните меня". Я прищурилась, вглядываясь сквозь метель, и заметила фигуру девушки, ссутулившуюся над большим бронзовым колоколом — девушка была не старше меня, более худая и более хрупкая, и всё же она неотрывно звонила в колокол своими руками, которые были белыми от обморожения и сырыми от крови. Вокруг неё лежали её сестры, каждая близ колокола, и все они были слишком истощённы, чтобы продолжать звонить, а вокруг них...

Я вздрогнула, когда у меня за спиной крадучись прошла тень. Рэйвен сильнее стиснул мою руку, я оглянулась и посмотрела что окружило рощу. Сумрачные воро́ны наводнили деревья, словно второй снегопад был сотворён из пепла. Длинные следы из копоти подсекали стволы деревьев — сумрачные волки бороздили по окраине рощи, стягивая круг по мере того, как колокол Меропы звонил всё слабее и слабее. Был лишь вопрос времени, прежде чем они настигнут её. Даже сейчас тени ползли в её направлении, медленно подбираясь к её плоти. Воро́на спорхнула с ветви и приземлилась рядом с ней, затем и ещё одна, и ещё одна, каждая воро́на подбиралась всё ближе, их когти скребли по снегу, клювы тянулись к нежной плоти... Я подалась к ней, чтобы остановить их, мои ноги ощущались ватными в глубоком снегу, но Рэйвен притянул меня назад.

— Подожди, — прошептал он мне на ухо, его дыхание было единственным теплом в этом замёрзшем мире. Он обхватил рукой мои плечи и указал на небо: — Смотри.

Огромные чёрные крылья раскинулись над рощей, рассеивая воро́н. Они взбили снег в пену, белоснежную пену, испещрив её драными перьями отвратительных воро́н и каплями крови.

"Тени... кровоточат?" Эта мысль была настолько ужасна, что я не смогла даже её озвучить, но в снежном мире чайной чашки Рэйвен услышал меня и прошептал в ответ, его голос был также наполнен ужасом, как и моя мысль.

"Да, внутри каждого сумрачного создания остаётся частичка животного — или личности — каким оно однажды было".

Огромное крылатое создание пробило свой путь сквозь окровавленную и истлевающую воронью тушу, желая добраться до Меропы. Когда оно достигло девушки, она уже была оклевана и изорвана воро́нами, но всё ещё была жива. Дарклинг поднял её, кровь капала из её рваной плоти и наполняла углубление, которое отпечаталось на месте, где она пролежала всю ночь. Но я увидела, как она обняла руками своего крылатого спасителя, и как её взгляд зацепился за него. Я услышала, как известил троекратный звон, не на земле и не внутри моей головы. Я услышала его, зазвонившим в её голове.

— Она знала его! — воскликнула я. — И любила его.

Рэйвен ладонью закрыл мне рот, чтобы заставить замолчать. "Почему? Разве мы не были просто зрителями здесь?"

Я услышала ответ Рэйвена в своей голове, но не в словах, а в образах. Меропа и Адерин — я расслышала его имя в голосе Рэйвена — любили друг друга, но это было запрещено. Дарклинг не мог любить смертного. Но он не мог позволить ей умереть. Когда он спас её и забрал с собой в качестве невесты, Дарклинги были прокляты. Они могли переносить души в загробный мир смертных и Волшебную страну, но сами по себе они никогда больше не смели пересекать границу Волшебной страны. Когда эта часть истории встала на своё место, я почувствовала скорбь и тоску Рэйвена — но была ли эта тоска по миру, который утратил его вид, или из-за любви, которую разделили Меропа и Адерин, я не смогла сказать. А времени уточнять это не было.

Адерин поднялся с Меропой в своих руках, в тот самый миг, когда нестройный звон колоколов наполнил поляну и прибыли рыцари, дыхание их лошадей наполнило воздух паром, их выкрики разогнали сумрачных созданий. Они подняли сестёр Меропы, которые заплакали и стали кричать, увидев окровавленные очертания на снегу. Но они были слишком слабы, чтобы сделать хоть что-то, кроме как уцепиться за спины своих спасителей, покидая рощу, преследуемые тенями.