ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Еще несколько часов сна, немного бальзама Игрейн, помощь магии Ольгуна, и эмоциональный вес из-за почти потери лучшей подруги пропал с ее плеч. Виддершинс ощущала себя новой.

Новой женщиной, у которой были изъяны, но она была новой.

Настроение поднимало и то, что она помылась, уже не была в засохшем поте и крови, и одежда на ней не была загрубевшей или похожей на конфетти. Робин принесла вещи, что Шинс оставила давным-давно. Это не был ее кожаный костюм, там были черные штаны, зеленый жилет и туника цвета бургунди, и они были достаточно темными, свободными и прочными.

Даже если от нее пахло затхлым сундуком для одежды.

Она лениво разглядывала портрет, что висел над пустым камином, пока остальные заходили в комнату за ней. Золотая рама окружала аристократку в темно одежде, изображенную темными красками. Она была достаточно похожей на Эврарда, чтобы быть крови Даррасов — или она была незнакомкой, ведь картина была из самой гостиницы. Кто знал, какие прихоти тут выполнялись? Хоть она провела мало времени с Александром Делакруа, когда была богатой, но она избегала этого места, хоть и не шарахалась от него.

Тихий разговор, люди тихо опускались на мягкие диваны и кресла, позвякивали хрусталем, в котором плескалась жидкость. Эврард появился рядом с ней с бокалами в руках.

— Дальняя тетя, — сказал он, указав бокалом на портрет и вручив напиток ей, — сестра моей пра-пра… — он замолчал и задумался. — Прапрабабушки, — закончил он.

— Я так и думала, — она благодарно кивнула, взяв бокал. — У нее твое чувство юмора.

Эврард улыбнулся, но вяло, доказывая ее слова.

— Зачем ты здесь, Виддершинс?

— Ох, ты не заметил кровь и отчаяние, когда мы…

— Я знаю, почему ты пришла сюда, — перебил он, его возмущение росло с каждой буквой. — И я не мог выбросить раненую женщину на улицу. Но тебе стало лучше. И я не приглашал всех твоих знакомых. И я уже проявил достаточно гостеприимства. Так что угощайся бренди. Собирай вещи. И уведи всех из моего дома.

— Почему?

Эврард сделал глоток из бокала и чуть не подавился.

— Почему?

— Мы будем долго искать укрытие, где можно сесть и поговорить. И тебе тут удобнее. Но если ты хочешь в другое место, веди нас.

Он моргнул так, что Шинс не знала, пытался ли он сдуть себя порывом ветра. Он замер на миг, чтобы понять, на что она намекала.

— Я не участвую в вашем заговоре! — рявкнул он.

Ее улыбка была искренней, ее тон — сочувствующим.

— Конечно, ты там, Эврард.

Шинс сражалась рядом с ним против врага. Она пришла один раз в его дом незаметно, когда он полагал, что она хотела убить его, как он хотел поступить с ней. И она как-то раз отправила его на пол в толпе ударом в чувствительное место.

Она никогда не видела его лишенным дара речи, как сейчас.

— Ты остался, — сказала она, осторожно опустив бокал на камин. — Мне сказали, что бардак в городе творился месяцами. У тебя тут нет вещей семьи, нет родных. Ничто тебя не держит. Но ты остался. Не знаю, переживаешь ты за город или завел друзей тут. Но что-то для тебя тут важно.

— Даже если так, — прорычал аристократ, — желание остаться с коллегами — не согласие воевать с проблемами и кошмарами Давиллона. Для этого есть стража!

— Стража занята, как и все. Ты покидал это место за последние недели? На улицах солдат домов больше, чем стражей.

— Это не…

— Ты бился с Ируоком, Эврард. Потому что ты понял, что зашел слишком далеко в своей вендетте мне, и потому что это было благородно. Для тебя и твоей семьи.

— Это не…

— Это отчасти наша вина.

В этот раз вопрос был не вызовом, а удивлением. И искренней тревогой.

— О чем ты?

— Жуткая ведьма, что в ответе за эти беды? Лизетта Суванье. У нее есть силы. Союзники. Не люди. Они сделали… — она указала за свое плечо большим пальцем, — это со мной. Они тут, потому что мы убили его. Их… брата или жуткого дядю, или кто он там…

— Сумеречный двор… — выдохнул Эврард.

Она не назвала бы это так, но название подходило. В сказках и легендах этот дом был для худших фейри. Только в нескольких сказках Ируока связывали с двором, но этого хватало.

Аристократ еще раз попытался спасти гордость:

— И с чего ты взяла, что так хорошо меня знаешь? — осведомился он. — Мы провели несколько часов в общем счете в обществе друг друга за всю жизнь. С чего ты взяла, что я обязан помочь покончить с этим?

— Ты проверял Робин, пока меня тут не было.

Эврард подавил слова, которые точно не учил у благородных наставников, разбил бокал о камин и рухнул в ближайшее кресло, дуясь.

Шинс отвернулась, взяла себя в руки, чтобы не рассмеяться, ощущая, как Ольгун высунул (образно) язык и издавал грубые звуки (образно) губами.

Все уже собрались, и Шинс поняла, что они могли слышать весь разговор с ним.

«Не моя проблема, — решила она. — Я ничего постыдного не сказала», — Ренард и Игрейн заняли схожие кресла по краям маленького круглого столика. Она не знала точно, но Шинс догадывалась, о чем они шептались, склоняясь друг к другу. Это было связано с гильдией. Она не знала, какие секреты они обсуждали, и зачем они их хранили теперь, но старые привычки у осторожных воров искоренялись с трудом.

Оставшаяся пара выбрала небольшой диван, они сели, прижавшись друг к другу. Рука Фостин обвила плечи Робин, защищая, словно бросая вызов остальным. Робин ерзала, но Шинс поняла, что ее беспокоила нога. Юная воровка ощутила укол вины за рану подруги, не зная, сколько еще будет испытывать это.

Заслужила ли она, чтобы вина перестала колоть ее за это?

«Может, я могу кое-что сделать…», — Шинс смотрела, ждала, пока Фостин встретится с ней взглядом, а потом кивнула на графин бренди. Курьер нахмурилась в смятении, но шепнула Робин на ухо слова и встала. Шинс встретила ее, пополнила бокал, пока стояла у столика.

— Робин мне все более-менее описала, — начала она.

Фостин скрывала эмоции.

— Знаю.

— И насчет своих чувств ко мне.

В этот раз она дрогнула.

— Знаю.

— …и о чувствах к тебе. Она — моя лучшая подруга, Фостин. Моя сестра. Я хочу вам счастья. Я не буду вам мешать. Я не соревнуюсь с тобой.

На ее лице появилась лавина эмоций, огонь и лед сменялись на лице женщины быстрее, чем Шинс могла определить их. Фостин взяла себя в руки с трудом и печально улыбнулась.

— Конечно, — тихо сказала она. — Ты всегда будешь на пути. Поразительно, что ты думаешь, что можешь это изменить. Тут ты не решаешь, Виддершинс. Как и я.

— О, я… ох.

Фостин улыбнулась естественнее, хоть всего на миг.

— Но я ценю твои попытки. Спасибо.

Шинс не смогла придумать, что сказать. Она смотрела, как Фостин вернулась на диван, обвила плечи Робин рукой. Она ощущала странное смущение, словно влезла не в свое дело.

— Я хотела помочь, — вздохнула она Ольгуну. Понимание и сочувствие в ответ немного помогли ей. Даже капли этого хватало. — Хорошо, — она резко повернулась ко всей комнате. — Мы знаем, что ужасные странности в этом городе уже происходили.

— Странности? — спросили Фостин и Эврард. Шинс не слушала их.

— Мы знаем, что такое происходит и сейчас. Но хоть кто-нибудь знает, что именно происходит?

Все переглядывались, ерзали на местах и молчали.

— Да. Как и я думала. Пора сравнить наши мнения и объединить их.

И снова оглушительная тишина. Они соглашались в теории, это она видела по их лицам, но никто не знал, с чего начать.

Эврард кашлянул, и Шинс притворилась, что не вздрогнула.

— Что? Это да?

— Я не хочу открывать старые раны, — сказал аристократ, звуча неохотно, даже с сочувствием. — Или новые. Но… Виддершинс, ты почти в центре этого, а то и в центре…

— Как всегда, — буркнула Игрейн.

— …а я все еще не понимаю, что произошло с тобой.

— Ты не видел те раны! — закричала Робин, встав, хоть ей и было неудобно. — Не вблизи! Нельзя просить ее…

— Все хорошо, Робин, — Шинс обняла бы ее, но… — Всем нужно все узнать, если мы хотим разобраться. Все хорошо. Я…

Но это не было хорошо. Горло воровки сдавило тисками страха и плоти. Она пыталась вспомнить ту комнату, ту боль, то существо, что причинило ей столько боли. Попыталась и не смогла. Ее разум убежал с криками от картинок, и она дышала быстро и слабо, сердце колотилось, как тысяча копыт.

А потом… Ольгун. Конечно. Всегда Ольгун. Никаких сомнений.

Из ее сердца, а не головы, расплылось облако спокойствия, как чернила в чистой воде. Он держал ее за руку, она повернулась к тем воспоминаниям. Он опустил вуаль на картинки, сделав детали мутными. Шептал ей слова поддержки.

Напоминал и обещал ей, что она была в безопасности.

Ее дыхание замедлилось, и она смогла прошептать:

— Не знаю, что бы я без тебя делала.

Глубокий вдох, чтобы успокоиться, глоток бренди на всякий случай. Пора.

— Дело в том, — сказала она небольшой компании, — что я стала самоуверенной.

Она замолчала на миг, ожидая комментарии с сарказмом, но их не было.

— Давно люди не были мне угрозой в бою один на один. Не с… моей помощью. И я уже одолевала Лизетту один раз. Она знала, как меня задеть, чтобы я не думала. Я… То, что она сделала до того, как я вернулась…

Она должна была произнести имя Александра, хоть и казалось, что она ведет себя неуважительно. Многие из собравшихся не знали историю Шинс. Но они узнали, что фейри были вовлечены в это, оправились от ран от этого открытия, и Ольгун смог объяснить ей, как Лизетта узнала. Существа страсти, эти духи могли пронюхать, какие места и люди были важны для нее. Лизетта могла не знать, почему Делакруа был важен для нее, но она знала, что он был таким.

Виддершинс впилась ногтями в ладони до кости, как ей казалось, и рассказала, что увидела в убежище, и что потом обнаружила на других могилах.

Робин открыто плакала, когда она закончила, из-за произошедшего с Женевьевой, которую она любила, ее так же любила и Шинс. Фостин обнимала ее, шептала и нежно укачивала. Ренард и Игрейн побледнели, а потом он посерел, словно боролся с тошнотой, а жрица покраснела от возмущения. А Эврард….