Екатерина Дашкова

 

   

Осень, середина октября 1783 года.

   В небе блистало холодное солнце, северный ветер трепал золотые листья деревьев в Царскосельском саду.

   По дорожкам сада, неспешно гуляли две женщины, две заклятые подруги, две Екатерины. Одна из них российская императрица Екатерина Алексеевна, вторая – княгиня Екатерина Романовна Да́шкова, урождённая Воронцова. Екатерина «великая» и Екатерина «малая», как их тогда называли.

   Их характеры и судьбы, больше противоположенные друг другу, чем схожи. Екатерину Алексеевну выдали замуж по необходимости: российскому престолу нужен был наследник. Ни она не любила своего мужа, ни он её.

   Екатерина Романовна полюбила своего мужа с первого взгляда. И сама на себе его женила. На балу двадцатидвухлетний князь Дашков сказал пятнадцатилетней графине Воронцовой что-то пошловатое. Она не обиделась, а взяла его за руку, подвела к отцу и сказала: «Батюшка, князь Михаил только что предложил мне руку и сердце, я согласилась, благословите».  Князь Михаил, человек мягкий, не решился возразить, что он не совсем это имел в виду. В результате он получил жену, которую искренне и горячо полюбил.

   Екатерина Романовна участвовала в возведении своей подруги Екатерины Алексеевны на престол, рассчитывая занять место рядом, но российская императрица рассчиталась с ней деньгами. Дашкова обиделась.

   Князь Михаил Дашков умер в 28 лет от ангины, княгиня больше не вышла замуж и не имела любовников. Екатерина Алексеевна напротив после смерти мужа меняла любовников довольно-таки часто.

   Екатерина Алексеевна – спокойная и рассудительная, Екатерина Романовна – резкая и порывистая. Лёд и пламень.

   Но было и что-то общее.   

   Как-то в детстве, заболев корью, Катя Воронцова была увезена в деревню, где от скуки пристрастилась к чтению книг и страсть эту пронесла через всю свою жизнь. К пятнадцати годам она овладела навыками верховой езды, фехтования и четырьмя европейскими языками.

   Императрица к своим шестнадцати годам, кроме родного немецкого знала ещё три языка: французский, итальянский и английский. Русский язык она выучила, приехав в Россию. А к чтению пристрастилась по той же причине, что и Екатерина «малая» - от скуки. Мужа, будущая императрица, как женщина совершенно не волновала: надо же было ей чем-то занять свободное время.

   Наверное, поэтому из-за схожести и различий в судьбе, им было интересно друг с другом, невзирая на разницу в возрасте: императрица на четырнадцать лет старше княгини.

   В прошлом 1782 году Екатерина Дашкова вернулась из двухгодичного путешествия по Европе. Это было её второе путешествие. Умная и начитанная княгиня стала заграницей знаменитостью, и назначение в январе 1783 года директором Петербургской Академии наук было признанием её заслуг и очередным примирением двух подруг. Это назначение льстило самолюбию княгини, она полагала, что её заслуги перед Отечеством весьма недооценённы императрицей.

   - Расскажите, княгиня, как вы справляетесь с управлением Академии наук? – спросила императрица.

   - Справляюсь, государыня и, надеюсь, что хорошо.

   - Впрочем, зачем я спрашиваю? – улыбнулась императрица. - Перед вами, княгиня, и Великий Фриц сделал исключения из своих правил и разговаривал с вами, обнажив голову.

   - Да, король Пруссии Фридрих оказал мне необычайные для него знаки внимания. Женщин, особенно властительниц государств, он искренне презирает, считая, что женщина не способна управлять чем-нибудь либо.

   - И, воевавшую против него коалицию он насмешливо называл «союзом трёх баб», - улыбнулась императрица.

   - Дошутился. Они его и побили. И если бы не смерть Елизаветы Петровны, плохо бы ему пришлось. А я вам рассказывала, государыня, как на следующий день, после парада, где король стоял, снявши шляпу передо мной, меня пригласили на ужин?

   - Нет, не рассказывали. И что там случилось?

   - Мне заметили, что я войду в историю, как женщина, перед которой Великий Фридрих преклонил голову.

   Екатерина Алексеевна засмеялась:

   - Думаю, что не только этим, ты войдёшь в историю, Катюша.

   На какое-то время императрица стала той прежней юной Великой княгиней, как двадцать лет назад, когда они подружились.

   - Это, конечно, самоуверенная наглость.

   - Многие европейцы наглы и самоуверенны, - холодно сказала Дашкова, - и считают, что мы им обязаны всем. Они считают: всё, что сделал царь Пётр, он сделан только благодаря им.

   - Это ты князя Кауница имеешь в виду?

   - И его тоже.

   - А как бы ты поступила, если бы тогда он не встретил бы тебя?

   Дашкова улыбнулась:

   - Но я же не папа Римский. Развернулась и уехала бы.

   Екатерина Алексеевна весело сверкала глазами:

   - Русская княгиня, это не какой-то там папа Пий VI, перед которым можно не переменив платья после конной прогулки, хвастаться и указывать хлыстом на наиболее замечательные картины в своём доме.

   - Князь Каувиц, первый министр, привилегированное лицо Австрийской империи покорно ждал меня в своём доме в назначенное мной время. Хочу заметить, что он любит поступать наперекор тому лицу, которое желало начать с ним знакомство, всегда ставил свои условия. Я не люблю, когда мне ставят условия, условия я люблю ставить сама.

   Дамы разразились звонким смехом.

   - И наткнулся на русскую княгиню. Первый министр Австрийской империи не знает, что такое русская бой-баба.  Она сама поставит кого хочешь на место.

   - Можете даже не сомневаться, ваше величество.

   - А я и не сомневаюсь, Катюша.

   Дамы опять засмеялись.

   - Кауниц был любезен со мной за обедом, - продолжала Дашкова, - и, что бы сделать мне приятное, заговорил о вещах близких мне, а получилось наоборот. Он заговорил о Петре I.

   На лице княгини появилась гримаса отвращения:

   - Фи, Пётр I – tyran brutal - грубый тиран, - перевела она с латыни, - невежда. Да, он гений, он необыкновенный человек, деятельный и неутомимый на поприще улучшение своей страны. Но, испуганный в детстве восставшими стрельцами, он люто ненавидел всё русское, именно он заставил Россию незаслуженно поклоняться всему европейскому, видя в этом совершенство. Грубый и жестокий, Пётр растаптывал всё, что было подчинено его власти. Возможно, что всё это от недостатка воспитания и буйство его самовольных страстей. Да, Россия шагнула далеко вперёд. Но ценой чего? К сожалению, Пётр не обладал умом великого законодателя и всё, что сделано, сделано насилием. Он бы мог по примеру своего старшего брата Фёдора и сестры Софьи, путём правильных реформ, дать промышленным силам постепенно привести страну к тем улучшениям, к которым он привёл путём своей необузданной тирании. Если бы он умел оценить добрые качества наших предков, он не стал бы уничтожать оригинальность их характера иностранными обычаями, показавшимися ему несравненно выше наших. Слава Богу, сейчас Россия в других руках и её ждёт просвещённое преобразование.

   Екатерина улыбнулась утончённой лести подруги.

   - Что же ещё говорил Кауниц о Петре?

   - Он заметил, что Россия обязана Петру, как своему политическому творцу, который ввёл Россию в политический союз с другими европейскими государствами, и только благодаря ему Европа признала сосуществование России. Я мило улыбнулась первому министру и ответила, что если европейские народы глупы и невежественны, то чем можно помочь бедной Европе? Упустить из виду такую страшную силу! Россия страна обширная, наделённая всеми источниками силы и богатства не нуждается, и никогда не нуждалась в иностранной помощи. Ещё задолго до Петра богатая и воинственная Золотая Орда покорилась силе русского оружия. Россия славиться великими завоеваниями: Казань, Астрахань, Сибирь. И в искусстве мы во многом превосходили Европу. Мы можем похвастаться такими историками, которые оставили после себя больше манускриптов, чем вся Европа вместе взятая. Если Россией мудро управлять, то она станет не только неприступной в своей собственной мощи, но сможет ещё и располагать судьбой других народов, как ей угодно. Судя по всему, на князя Кауница мои слова произвели некоторое впечатления и он, видимо, желая заставить меня говорить дальше, произнёс: «Вместе с тем отрадно видеть великого монарха, работающего с топором в руке на верфи». Я улыбнулась ему и сказала: «Вы, конечно же, шутите, ваше превосходительство. Уж кому как не вам знать, что монарху нет времени заниматься делом простого ремесленника. Наш царь располагал средствами нанять не только плотников-корабельщиков, но и адмиралов, откуда угодно. По моему личному мнению, царь Пётр забыл свои обязанности, когда губил своё время в Голландии и Англии на верфях, работая сам и изучая английские и голландские морские термины, которыми он, как видно из его указов, засорил русский язык. Так ли уж было необходимо посылать наших дворян за границу изучать какое-нибудь садоводство или рудокопное дело? Не разумней ли было выписать знатоков ремёсел и наук в России и учиться у них у себя в стране?» Кауниц долго молчал, и я перешла к другому предмету разговора. А на следующий день мне сообщили, что князь Кауниц в нескольких словах передал наш разговор императору о Петре I.

   Императрица шла какое-то время молча, что-то обдумывая, а потом сказала:

   - Русский язык действительно засорён иностранными словами. И я не пойму, почему русские считают, что французский язык красивее русского? Мне, как немке, представляется наоборот: русский язык звучит гораздо красивей французского с его этим непонятным прононсом.

   - Ой, Катенька, - вскрикнула Дашкова, - я и забыла, что ты немка.

   - Я так долго живу в России, что и сама забыла это, - улыбнулась императрица, - и мне приятно, Катюша, что ты это тоже забыла.  

   - А я люблю французский. Я помню, как тогда ты сердилась, когда я с офицерами гвардии заговорила по-французски.