Его усмешка заставила ее нахмуриться.

— Я боюсь, что это действительно сродни преступлению. Что ж, давайте все обсудим, но только не через комнату. Прошу вас, подойдите и присядьте рядом. Мое слово остается в силе.

Элинор послушалась и села лицом к нему, оставаясь тем не менее вне его досягаемости.

— Итак, — начал он, — я верю, что вы умная женщина. Я имел удовольствие наблюдать за вами сегодня и восхищался вашей смелостью, вашей смекалкой. Я хотел бы также, чтобы наш брак не был фикцией, а совершился на самом деле. Вот мои основания. Во-первых, ваше нежелание рождено естественным страхом, поэтому лучшим излечением было бы для вас влюбиться в меня, но это мне представляется маловероятным.

Она заметила, как его глаза прищурились.

— Возможно, мне удалось бы завоевать ваше доверие, если бы я постоянно ухаживал за вами, но у меня много других дел, которые необходимо решить во время пребывания в Англии. Ввиду этого, думаю, будет лучше для нас обоих попытаться вместе справиться с вашими страхами.

Николас выжидающе посмотрел на нее, но Элинор молчала.

— Во-вторых, — продолжал он, — возможно, вы уже носите дитя. Я должен принять это и постараться быть хорошим отцом, насколько позволяют обстоятельства. Но мне было бы намного легче, если бы я мог поверить, что это действительно мой ребенок.

Элинор на какой-то момент перестала дышать.

— Что? Что вы сказали?

Он очень внимательно посмотрел на нее.

— Если мы постараемся стыдливо обойти вопрос, касающийся отцовства, — Николас понизил голос, — тогда я буду волен обманывать себя… или не делать этого. У вас есть основания верить, что этот ребенок…

— Разумеется, это ваш ребенок, гадкий вы человек! К какому сорту женщин, по вашему мнению, я принадлежу?

— Так это мой ребенок?

Пока она собиралась ответить, Николас вскинул голову и глубоко вздохнул. Даже сквозь загар было заметно, что он побледнел. В его позе было столько отчаяния, что Элинор захотелось подойти к нему, поддержать, успокоить.

Неожиданно выражение его лица изменилось.

— Послушайте, — с трудом проговорил он, — я отсутствовал в Англии в течение полугода. Три недели назад я был в Париже.

Она в замешательстве смотрела на него. Невозможно было усомниться в словах, сказанных с такой искренностью.

— Тогда кто же?

— Вас изнасиловал мой брат.

До Элинор не сразу дошел смысл сказанного. Ее насильник выглядел точно как он… или как лорд Стейнбридж. Она с усилием проглотила комок, застрявший в горле.

— Ваш брат? Вы хотите сказать, что у вас… есть еще какой-то таинственный брат, кроме лорда Стейнбриджа? — спросила она тихо.

Николас покачал головой.

Пока Элинор медленно осознавала горькую реальность, Николас молча стоял, погруженный в свои мысли. Время от времени он озабоченно поглядывал на нее. В конце концов до Элинор дошла суть сказанного ее мужем. Именно графа Лайонел втянул в такое мерзкое дело.

— Но тогда почему не он, а вы женились на мне? — недоумевала она.

Николас улыбнулся и, отвернувшись, устремил взгляд на пляшущие языки пламени. Его лицо вновь обрело обычное выражение.

— Потому что он попросил меня.

Элинор чувствовала тяжесть в груди, как будто на нее навалилась ноша, которую хотелось поскорее сбросить.

— Я понимаю, — сказала она, в отчаянии глотая слезы, — конечно, он не мог бы иметь…

Николас быстро подошел к ней и взял ее за руку.

— Позвольте, он относится к вам очень нежно, Элинор, но Кристофер так и не оправился после потери жены. Ему следовало жениться на молодой здоровой девушке с обычным взглядом на жизнь, а вместо этого он выбрал неземную красавицу, слишком хрупкую, чтобы иметь детей. — Николас поднес ее руку к своим губам, затем снова заговорил:

— Сегодня, по всей видимости, ночь предназначена для сна, моя дорогая. Мы сможем продолжить нашу беседу как-нибудь в другой раз.

Он хотел уже уйти, но Элинор удержала его:

— Да, вы правы, мы должны… — Она не могла больше выдержать его взгляд и отвернулась. — Но я боюсь.

Ее рука дрожала в его уверенной теплой ладони. С чего она решила, что у него есть желание уйти?

Она смотрела на него, надеясь, что он найдет выход.

— Вы можете довериться мне, Элинор?

Она молча кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Николас снова поднес ее руку к губам и поцеловал кончики пальцев.

— Тогда ступайте в постель. Я скоро присоединюсь к вам.

Глава 4

Неподвижно лежа в кровати, Элинор сгорала от смущения и одновременно страшилась всего того, что ей предстоит совершить с ним. Она уже начала испытывать уважение к Николасу Дилэни и молила Бога, чтобы ей не пришлось наблюдать его превращение в монстра с безумным взглядом и тяжелым дыханием, преследовавшего ее в ночных кошмарах, которым, как оказалось, на самом деле был не кто иной, как вежливый и предупредительный лорд Стейнбридж.

Элинор не жалела, что приняла окончательное решение. Но, спрашивала она себя, не станет ли он издеваться над ней? Прекрасные слова при свете камина, все это хорошо, и все же…

Когда Николас вернулся в спальню, на нем было надето нечто напоминающее монашескую сутану или кимоно. Широко открыв глаза, Элинор следила, как ее муж, двигаясь по комнате, гасил свечи и, склонившись к камину, помешивал угли. Скоро только их неяркое мерцание освещало бархатный балдахин над кроватью. Когда он подошел к ее ложу, она лежала, уставившись в потолок, рассматривая причудливую игру теней, и при этом чувствовала каждое его движение. Вот он, скользнув в постель, лег рядом с ней, и она ощутила тепло его тела.

Она могла сосчитать удары своего сердца и отчего-то подумала про себя: интересно, он тоже слышит их?

Николас повернулся на бок, и Элинор почувствовала это. Теперь он лежал лицом к ней, но она не шевельнулась, не могла… лишь повернула голову, чтобы удостовериться. Молча она умоляла его, раз этого не избежать, сделать все поскорее… Его рука мягко легла на ее грудь — Элинор затаила дыхание и вытянулась как струна. Вот рука скользнула вниз по ее руке, неся покой и уверенность.

— Не волнуйся, моя дорогая. — Голос Николаса был нежен, как мягкий бархат балдахина над их ложем. — Помни, я обещал не заставлять тебя. В таком деле ничего не может быть хуже, чем страхи.

Он поднес ее руку к своим теплым губам и поцеловал. И тут произошло нечто неожиданное: Николас захватил своими влажными губами ее указательный палец и медленными движениями языка начал ласкать его. Это уже было ни на что не похоже…

Элинор задрожала и попыталась высвободить руку, но безуспешно.

— Скажи мне, когда в последний раз кто-то обнимал тебя? Или когда ты обнимала кого-то, не важно, от радости или от горя?

Она нахмурилась, отчаянно желая, чтобы он прекратил все это и просто сделал то, чего не миновать. Молчание между тем требовало ответа.

— Очень давно, — сказала Элинор, напрягая память. — Моя няня… И потом однажды у меня был щенок. Но разве это имеет значение?

— Очень даже имеет. Это одна из самых больших радостей. Не веришь? Тогда иди ко мне и прижмись покрепче.

Это напугало ее даже больше, чем прямая атака.

— Не могу, — прошептала она, в то же время удивляясь, что принимает его ласки и что от этого все ее существо наполняется теплотой.

Робко протянув руку, она коснулась его кожи.

О Боже! Он был совершенно голый!

Она отпрянула назад.

— Ужасная непредусмотрительность, — усмехнулся Николас и еще крепче сжал ее своими сильными руками. — Уже много лет я сплю без ночной рубашки и, знаешь ли, привык. Кстати, — прибавил он, смеясь, — твоей рубашки хватило бы на нас обоих.

Он был прав. Судорожно сжав руку, Элинор прижала рубашку к груди. И все же она по-прежнему ощущала нежную силу его тела, а его завораживающий голос ласкал ее слух.

Постепенно она успокоилась, ее ладонь легла ему на грудь, а голова нашла естественное положение на изгибе его плеча. Она слышала удары его сердца, четкие и сильные, совсем близко от своего уха.