Этого она не могла. Несмотря на все заверения Закнафейна, она не могла испачкать бойней это мгновение любви и красоты.
Вместо этого она установила свой флаг, свой маяк в северных землях, подбадривая союзников, взывая ко всем, направляя свои мысли и волшебную силу, чтобы поднять их боевой дух.
На западе она услышала ответный зов — от Афафренфера, и потянулась к потерянному монаху, и посадила в там, где он погиб, этот образ, мгновение красоты, воткнув его туда, как флаг триумфа, чтобы Дзирт мог знать.
Она покинула своё тело. В это мгновение она ушла туда же, куда ушли Дзирт и Афафренфер, потерялась в бурном ручье связи и осознания. Единства, на самом деле, поскольку всё перед ней разбилось на мельчайшие элементы, и все они были одинаковы. Материя звёзд.
Здесь была гармония, вечная и универсальная красота и спокойствие, которые насмехались над заботами смертных, которые заставляли войны и борьбу смертных выглядеть такими… глупыми.
Плач ребёнка заставил её устремиться обратно в комнату, к ожидающему телу, и она открыла глаза, чтобы увидеть Копетту, держащую дитя.
Ребёнок был уже запелёнут — она видела только головку и белые волосы, и пуповину, ещё не отрезанную, торчащую из-под полотенца.
— Да, госпожа, у вас тут красавица, — услышала она Копетту. — Похожа на вас, только глаза у неё отца.
Кэтти-бри едва сумела осознать последнюю фразу.
Её отца.
Её отца!
У неё была дочь.
Её отца!
Дзирта, который так и не узнает своего ребёнка.
Но теперь Кэтти-бри была в порядке, ведь в момент создания, с помощью силы магии она тоже шагнула в место между жизнью и вечностью — она уже никогда не сможет думать об этом, как о жизни и смерти.
Дзирт был там, и её сердце заныло от утраты, особенно в этот миг.
Но с Дзиртом всё было хорошо.
Всё было хорошо.