Элементали насытились, разрослись и помчались дальше.

Оно знало.

Мегера раскусил хитрость Кэтти-бри. Она услышала это в мозгу предтечи, когда потянулась в его разум — и великое богоподобное создание молча потянулось к ней в ответ.

Теперь, пока другие заклинатели продолжали ритуал ветра, Кэтти-бри дрогнула, погрузившись в какофонию мыслей и протестов чудовища. Она осознала истинную силу Мегеры, величественную и пугающую. И гнев. Проведённое в пропасти время показало ей физическую силу предтечи, а это новое событие открыло женщине нечто ещё более ужасающее. Это был не какой-то цирковой медведь.

Нет, Кэтти-бри поняла, что по сравнению с такими, как Мегера — это она дрессированное животное.

Вокруг неё кружились приказы — полностью открыть горн, закрыть вентили в прилегающей комнате и убрать водяных элементалей, принять сторону Мегеры, одного лишь Мегеры, и разделить с Предтечей красоту огненного разрушения — а значит, и огненного созидания. В один миг Кэтти-бри увидела мультивселенную глазами Мегеры, через призму его желаний, и именно в это мгновение её колени подкосились, а заклинание рассыпалось.

В конце концов, она была всего лишь человеком, смертным существом, которое не могло постичь всю суть Мегеры до конца.

В своей неудаче она продемонстрировала собственные ограничения, и эти ограничения вызвали у Мегеры новые ощущения.

Предтеча разочаровался в ней.

Она была бесполезна для него.

Он был зол на то, что она выманивала его отростки для собственного использования.

Теперь Мегера пообещал отомстить.

Кэтти-бри забрала его часть, и поэтому он тоже заберёт часть от неё.

Кэтти-бри украла детей Мегеры, рождённых элементалей, и значит Мегера…

Женщине стало жарко, она задрожала. Она знала, что лицо краснеет… от внутреннего жара.

Кэтти-бри ощутила укол в мозгу, в сердце, в чреве. Она услышала под ногами всплеск, и посмотрев туда — голова кружилась — увидела кровь между ног.

Странно, но Кэтти-бри так и не оторвала взгляда от этой крови, ударившись о каменный пол, когда все силы — а вместе с ними и надежда — покинули её.

По коридорам промчался бушующий огонь, испепеляя младших извергов, обжигая старших демонов, а следом за вихрем пришёл второй — на этот раз из мифрила и мускул, из смертной плоти и поющих голосов.

Подгоняемые ветром позади и королём Бренором впереди, истекающие потом дварфы бросились в атаку по тоннелям, ещё светящимся от остаточного жара. На их тяжёлых сапогах плавились подошвы, но дварфы всё равно продолжали бег. Они сражались за свой дом, за свою родню, за своего короля.

Редкий изверг мог уцелеть после шторма, и дварфы втоптали в дым тех немногих, кто ещё цеплялся за своё пребывание на материальном плане.

Но по мере их продвижения коридоры становились всё прохладнее. Число сгоревших демонов уменьшилось, а живых и готовых сражаться — увеличилось.

Бренор, а точнее, видавший виды топор Бренора, с готовностью возглавлял путь, раскалывая череп глабрезу, разбивая клюв врока.

Оказываясь на развилках или перекрёстках, воинство дварфов разделялось, назначенные заранее ударные группы отправлялись по своим маршрутам в коридорах, служивших домом клану Боевого Молота.

Они сражались за каждый шаг, но поднимались всё выше, прорываясь через демонов, уже наполовину перебитых отрыжкой предтечи.

— Крючники! — крикнул Бренор, когда его главный отряд вышел на середину большого, высокого зала, лестницы которого были подняты или отсутствовали вовсе. Команды дварфов с крюками-кошками забросили их на круглую лестницу примерно в двадцати футах от пола.

Бренор первым полез на верёвку, мощными рывками поднимая себя вверх — одна рука за другой. Когда он добрался до лестницы и платформы вверху, он удивился — хотя каким-то образом ожидал этого — когда увидел, что Джарлакс и Закнафейн уже смотрят сверху, подгоняя его и товарищей.

Бренора встретили мёртвые демоны, в том числе несколько старших извергов, когда он прибыл в коридор на следующем уровне. Стены и пол здесь были холодными. Если огненные элементали и добрались досюда, у них уже не осталось сил — на трупах демонов не было ожогов.

Были колотые и резанные раны, но не ожоги.

— Давно ждёте? — спросил Джарлакса король дварфов.

— Отличный план, — отозвался дроу. — Живой огонь забрал пушечное мясо врага.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Недавно, — сказал Джарлакс.

— Этот сражается, как сын, — пояснил Атрогейт, выходя из комнаты. Позади него на полу лежал огромный искалеченный кусок испаряющегося демона.

Бренор оглядел просторное помещение и заглянул в коридор. Пол всюду был усеян тушам демонов, воздух заполнен дымом от их испаряющихся тел. Вокруг исчезающих трупов расхаживала здоровенная диатрима Джарлакса, поклёвывая их.

В дальнем конце он заметил чёрную фигуру Гвенвивар. Пантера потягивалась, выгнув спину.

Дварф покачал головой и хмыкнул.

— В тронный зал? — спросил Джарлакс.

— Не могу представить более подходящего для меня места, — ответил Бренор. Он двинулись дальше во главе с Гвен, искореняя группы демонов. Вскоре им стали встречаться всё новые и новые ударные группы дварфов, возникающие из боковых коридоров. Почти у всех были признаки недавних сражений.

Однако успех дался им непросто. В этот день многие герои клана Боевого Молота нашли свою гибель, и ещё больше было раненных, но цель была уже близка, и воинство дварфов неслось вперёд как каток, принимая потери и зная, что всё это — ради высшего блага.

Здесь наверху было меньше боковых помещений, меньше альтернативных маршрутов, и продвижение превратилось в сосредоточенный, ревущий натиск под стук по щитам.

Дварфы колотили мечами, топорами, булавами, молотами, топали сапогами — у многих отваливались подошвы после жара нижних коридоров.

Они пели, они стучали, они кричали, они сражались, они погибали.

Но продолжали мчаться вперёд.

Они ворвались в тронный зал, прямо в объятия демонической орды.

Но не поколебались и не дрогнули.

Когда на поверхности, не так уж и высоко над ними, настал рассвет, король Бренор Боевой Молот снова сидел на троне Дварфийских Богов.

— Дай мне свою силу, Клангеддин Сребробородый, — обратился он к богу войны.

— Дай мне шёпот скрытой правды, — попросил он Думатойна, Хранителя Тайн Под Горой.

— Дай мне свою стойкость, и пускай парни знают, что ты со мной, — молился он Всеотцу Морадину.

Большой входной зал зиял снаружи.

Его удерживали дроу, демоны и чудовищные драуки.

Бренор хотел получить его обратно.

Он почувствовал ответ своих богов, всех троих, в виде устремившейся в его конечности силы. Дварфийский король, который соскочил с трона Дварфийских Богов, был намного крупнее, чем тот, что на него сел.

— Вперёд! — проревел Бренор голосом, который благословили его боги.

Другие знали об этом и испустили боевой клич, и бросились в атаку, заполонив каждую пещеру Гонтлгрима, отвоевав пляж на ближней стороне пруда, а вскоре — отбив и мост, и продолжали гнать демонов назад и назад.

Назад.

Он должен был рассказать Бренору о событиях снаружи. Тибблдорф Пвент сосредоточился на этой мысли, на этом долге. Он возвращался по тем коридорам, что удерживали дварфы, в виде облака прятался в трещинах и струился по потолку, притворяясь дымом из кузниц или паром из разлома с предтечей.

Множество раз вампиру приходилось останавливаться, отступать или просачиваться в другое помещение через трещину, поскольку почти каждый встреченный дварф, в особенности те, кого Пвент узнавал, взывали к нему, к его одиночеству, к его голоду. Создать себе товарищей было так просто.

Он должен был рассказать Бренору о событиях снаружи, о собирающихся дроу!

Наконец оказавшись в кузне, Пвент обрадовался, когда увидел Кэтти-бри — решил, что и Бренор где-то неподалёку. Он огляделся, заметил дварфийских жрецов и жриц, заметил женщину-дроу, Ивоннель.

Его внимание привлекла одна из жриц, привлекательная женщина по имени Копетта.

Медноголовая, подумал вампир — это была кличка, которую он дал ей несколько лет назад из-за её длинных, золотисто-рыжих волос, а ещё потому, что она могла ударить быстро, как змея, всякий раз когда берсерк переступал черту. Другие дварфы звали её Пенни, обычным делзунским названием мелких медных монет. Но для Пвента она всегда была Медноголовой. Эта девушка давно нравилась Пвенту. Он почти не выдержал, увидев её сейчас… нет, не выдержал и начал строить замыслы. Выйди она из комнаты, даже из поля зрения основной группы, он мог бы превратиться и вонзить клыки в её шею.

Он взял бы её за руку и улетел прочь.

Ей бы понравилось быть такой же, как он.

Они будут вместе навечно.

Медноголовая.

Пвент чувствовал её мягкое касание, снова слышал её острый язычок, чуял кровь — в основном он ощущал запах крови. Её крови, думал вампир, ожидая поцелуя.

Он понял, что спускается с потолка, отделяясь от дыма кузниц. Запах крови стал гуще, взывал к нему, говорил ему, что пора наконец сдаться, принять свою судьбу, взять себе спутницу.

Или множество спутников.

Кровь… такая сладкая…

Потом он увидел. Это была вовсе не кровь Медноголовой. Это была кровь под ногами Кэтти-бри, стекавшая по её бёдрам!

Кэтти-бри рухнула на пол. Кровь пропитала её платье в промежности.

Дроу бросилась к ней. Дварфы бросились к ней.

Ивоннель начала выкрикивать приказы, но Пвент не слышал. Сейчас — нет. Глядя на то, как упала его дорогая принцесса Мифрил-Халла — нет.

Он не чувствовал запах крови.

Кровь.

Они унесли Кэтти-бри.

Пвент парил над красной лужей, не зная, что делать, не в силах отличить добро от зла. Может быть, ему нужно было догнать Кэтти-бри и сделать её вампиром, чтобы спасти. Да, чтобы спасти!

Но это же будет неправильно, настаивал растерянный дварф. Неужели он больше не мог отличить плохое от хорошего? Где заканчивался Пвент и начинался вампир? Где заканчивались долг и честь, и начиналось желание?