ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
У входа в Долину
Москва, больница скорой медицинской помощи, палата реанимации, 16 июня 2013г., 14.30
Слабый свет едва пробивался сквозь сомкнутые веки. Густой молочный туман, без знаков, без символов, без солнца, висел плотной пеленой перед ним. Вязкое, зыбкое марево. Он повел глазами по сторонам, словно надеялся обнаружить людей, человеческие контуры, размытые тусклым светом, но ничего и никого не обнаружил, даже тени.
«Где я? — мелькнуло в мозгу. — Где, в каком месте?»
Молочный туман вдруг потемнел по краям, постепенно сужая белесое пространство, набух чернильным сумраком, как промокашка, упавшая на кляксу и острое чувство тревоги, захлестнуло сознание, заставило сжаться сердце от нехорошего предчувствия.
Он пристально всматривался в наступившую кромешную тьму, надеясь найти в этой непроницаемой мгле, хотя бы крохотное пятно огонька, едва видимую светлую точку. Но тщетно. Вдруг чернильное облако начало медленно расползаться по сторонам, разлезаться клочками, открывая перед ним темную безлюдную долину, пустое голое пространство…
И вот он стоит на небольшой возвышенности, смотрит сверху вниз. Поднявшийся ветер треплет волосы, рвет одежду, но ему не холодно, а зябко, будто сырая ночная мгла пробирает насквозь до костей. Здесь нет сырости, нет тепла, нет холода. С удивлением он отмечает про себя, что здесь ничего нет, только сумрак и неизвестность.
Впереди лежит черная, отсвечивающая антрацитным блеском дорога, она упирается в серое небо. Вокруг темная сухая земля: ни травы, ни деревца, ни воды. До слуха долетает завывание ветра. Или это не ветер, а плач заброшенных душ, летающих под небесами?
«Неужели это? Это…» Он хочет мысленно назвать место, облечь в слова свою догадку, но боится произнесенного слова, боится даже образа, приходящего на ум. И все же слова находятся: «Это ведь библейская Долина смертной тени!»
Он стоит, не зная, что делать, куда идти. И стоит ли вообще идти? Но затем, из ниоткуда, возникает мысль, которая распарывает острым жалом его трепещущую от страха плоть: «Мне надо пройти по ней. Мне надо пройти по долине!»
Сознание его меркнет, он отключается, снова приходит в себя и вновь проваливается в беспамятство.
— Давно он в отключке?
Этот вопрос озвучил мужчина лет пятидесяти, подтянутый, спортивного вида, навестивший беспамятного больного в палате.
— Почти неделю, — ответил врач, вялый и апатичный молодой парень. Насмотревшись на циничного и бесцеремонного героя сериала «Доктор Хаус», местный эскулап ходил по палате в мятой рубашке серого грязного цвета, джинсах и кроссовках, правда, всё-таки в больничном халате. Халат болтался у него на плечах внакидку, норовя то и дело, соскользнуть вниз на потертый линолеумный пол.
— Никто им не интересовался?
— Вроде нет! — пожал плечами врач. — А что, кто-то должен? У него есть родственники?
Мужчина невольно скользнул взглядом по лицу, лежавшего без сознания пациента.
— Родственники есть! Я родственник! — он усмехнулся. — Скажите, когда он все-таки очнется, когда придет в себя?
— Тут прогнозы давать сложно — пациент нестабилен, давление скачет. Держим его пока на лекарствах.
Молодой доктор, посчитав, что разговор окончен и пора вернутся к другим делам, хотел уже выйти из палаты, но мужчина вдруг твердой рукой схватил его за халат и тот, заскользив по худым плечам медика, свалился на пол.
— Этот парень, родственник, нам очень нужен, — вежливо, но в то же время веско произнес мужчина. Он аккуратно поднял халат, накинул его на плечи парня. — Я прошу вас, сделайте все возможное! Вы меня поняли?
— Понял, как не понять! — ответил врач и зябко повел плечами.
Едва человек, навещавший больного, вышел, в то же мгновение в палате оказалась пожилая медсестра, словно ждала за дверью своей очереди.
— Вадим Андреевич, а это кто? Родственник что ли?
— Дядя его! — саркастично заметил доктор. — Парень-то не простой лежит у нас, в ФСБ служит. А этот, что приходил, его начальник.
— А-а! — понимающе протянула медсестра и подошла к больному поправить подушку. У кровати она обернулась. — А что с ним такое? Ну, что случилось-то?
— Говорят теракт. Впрочем, не знаю, врать не буду!
— Странно! И почему его к нам положили? Я слышала, у них свой госпиталь есть.
Молодой медик пожал плечами.
— Наверное, здесь ближе. Вы посидите с ним?
— Да, — медсестра озабоченно кивнула головой, — присмотрю!
Вадим Андреевич, наконец, пошел из палаты, невольно чувствуя в душе облегчение, точно до этого был заложником, а теперь внезапно получил свободу. Уже в больничном коридоре он столкнулся с двумя мужчинами, крепкими и молчаливыми, стоявшими у входа с настороженными лицами. Доктор всё не мог привыкнуть, что нового пациента охраняют.
Сознание вновь возвращается. Он видит себя, он на улице. Теплый солнечный день, праздная толпа течет вместе с ним по тротуарам. Люди улыбаются в хорошем настроении, ведут за руки детей, покупают мороженое. Он улыбается в ответ, у него тоже отличное настроение.
Вот небольшой сквер. Там гуляют собачники, у которых собаки рвутся с поводков, в надежде заполучить долгожданную уличную свободу. Молодые мамы неторопливо катят коляски с младенцами. Стайками проплывают мимо молодые люди и девушки — в компании веселиться лучше. Раздается их громкий смех.
Он понимает, что сегодня выходной день — суббота или воскресенье и многие вышли погулять. На нем куртка, скрывающая пистолет в наплечной кобуре. Откуда у него оружие? Кто он? Усилия памяти не приносят результата, он не помнит.
— Дима, это ты? — знакомый голос раздаётся сбоку, из сквера.
К нему подходит девушка, лицо её смутно знакомо. Кто она? Откуда его знает?
Сквозь листву бьют яркие лучи солнца, ослепляя глаза, и он прикрывает ладонью лицо. Это… Нет, он не помнит! А девушка, как само собой разумеющееся, берет его под руку, идет вместе с ним по шумной улице.
Её рука невольно касается оружейной кобуры под курткой. Синие глаза девушки настороженно темнеют, губы плотно смыкаются. От хорошего настроения не остается и следа.
— Ты сегодня на службе? — прерывает она молчание.
— Нет.
Он отвечает наобум, потому что не помнит, зачем и куда идет, зачем у него оружие.
— Почему у тебя пистолет?
— Извини, — пожимает он плечами, и немногословно отвечает: — Привычка!
Они идут дальше вдоль солнечной улицы, идут без определенного маршрута, не выбирая дороги, как обычные отдыхающие. Девушка не отпускает его руку, плотно прижимается, но ледок настороженности в её глазах не тает и разговор не клеится.
Он замечает поворот в переулок, который выглядит темным и мрачным после улицы, впитавшей в себя солнечный свет. Кажется, что там, за поворотом, в домах, выстроившихся вдоль переулка, никто не живет, что это не боковая улица города, а картонная декорация, исполненная бездарным мазилой, что за непрочными стенами прячется коварный злодей, какой-нибудь Карабас-Барабас с плеткой.
Невольный холод, как тогда, в библейской Долине, охватывает его, и он чувствует, что пальцы рук, ладони леденеют, приобретают каменную неживую твердость и девушке передается этот холод. Она еще теснее прижимается, как будто хочет отогреть его сердце.
И всё-таки его тянет туда, в этот переулок. Зачем? Неужели у него имеется цель до конца не осознанная, скрытая, опасная?
На мгновение он вновь возвратился к воспоминаниям о библейской Долине, где уже побывал, где стоял на возвышенности у начала пути, у истока антрацитной дороги. Он сделал тогда первые шаги по ней, осознание пришло только сейчас. Первые шаги дались ему просто и нетяжело — он легко переступал ногами, двигался, шурша подошвами, не оставляя за спиной следов, не отбрасывая тени. Тень не появилась даже тогда, когда темные небеса вдруг пронзили золотистые лучи света, подсвечивая дорогу. Они помогали идти и придавали сил. Хотя сама по себе ходьба по виртуальной дороге не утомляла — она, казалась, не опасной и не страшной, лишь только в небесной вышине выли израненные души. Но ведь их голоса можно было принять за вой ветра.
Сейчас у поворота в переулок ему предстоит сделать очередной шаг по долине смертной тени, он понимает это и невольно замедляется, останавливается.
— Пойдем! — смело зовет его девушка. — Пойдем, чего ты встал?
Она тянет его за поворот, в пустоту незнакомой улицы, в неизвестность.
Шаг, еще шаг.
Они сворачивают в маленький переулок, заканчивающийся уютным тупичком, освещенным желтым светом фонарей. Коричневые наличники окон на фоне бежевой стены. По бокам окон корзинки с цветами, как в каком-нибудь европейском городе. «Странно, — думает он, — там всего в нескольких шагах за поворотом плещется солнце, а здесь темно, горит свет. Странно!»
Возле одной из стен приткнулась серебристая машина «Тойота». В ней никого.
Сам не зная зачем, он направляется к машине, и девушка не отпускает его, идет рядом. Несколько шагов, неторопливых, прогулочных. Сейчас они подойдут. Что там внутри? Издалека не рассмотреть, может быть, что-то на заднем сиденье?
Они делают еще несколько шагов, приближаются. Пытаясь за тонированными стеклами углядеть силуэт пассажира, он пристально всматривается в глубину салона. Кто там? Мужчина или женщина? Ему не видно, и он хочет подойти еще ближе к машине. Но тут переулок пополам разрезает яркая вспышка. Это беззвучно взрывается и горит «Тойота» и он чувствует, как огромная мощная сила, похожая на ураганный порыв ветра, подхватывает его, словно пушинку, относит подальше от тупика, туда, где переулок выходит на улицу, а затем бросает на землю. И всё, больше ничего!
Девушки рядом нет, он лежит один, прижавшись щекой к серой тротуарной плитке, и она своими острыми ребристыми гранями напоминает ему гранату «Ф-1». Следом за воздушным ударом возникают звуки и свет. Гул хлопка больно бьет по ушам, а резкий запах горящего металла, пластика и бензина забивает ноздри. Он силится поднять голову, оторваться от холодной плитки, но голова бессильно падает, сознание окончательно гаснет.