Глава 28

Теперь, после полной отмены снотворных, непрерывный писк мониторов не давал ему спать всю ночь. Даниэль не знал, что ему вводили в вены; каждые несколько часов молчаливые и улыбающиеся медсёстры заменяли в капельницах флаконы, наполненные всевозможными лекарствами. Он не мог ни пить, ни есть, и всё жизненно необходимое вводилось внутривенно в таинственных и вызывающих тревогу коктейлях.

Движения Даниэля были ограничены, но некоторые из них считались обязательными, и за их выполнением следил физиотерапевт. Это была афроамериканка весом в полтора центнера, которой (попроси она), Даниэль не смог бы отказать ни в чём, даже в поцелуе по- французски. Мужчина словно находился в утробе матери. Накормлен, изолирован, в безопасности. Без ответственности, лишённый своей воли и хаоса. В полной зависимости от тех, кто решал за него.

В другое время подобная ситуация вызвала бы у Джей Кея свирепый инстинкт бунта, но сейчас он освобождался от необходимости заботиться о себе и мог позволить такую роскошь, как не думать, не судить свои поступки, посмотреть на себя со стороны, как сторонний наблюдатель событий, которые касались его. Он был болен и находил в этом удовлетворение. Позволял ухаживать за собой, вытаскивать сантиметр за сантиметром из ямы, которую вырыл собственными руками. Джей Кей повиновался, был послушным и терпеливым, каким не был никогда.

Но исцеление… нет, это совсем другой вопрос. Никто не сможет его исцелить, если он сам не начнёт активно сотрудничать. Исцеление включает в себя как тело, так и разум. Не только полагаться, но и усердно трудиться, глядя в лицо призракам, скрывающимся за многочисленными пристрастиями, которые его опустошали. Проблема Даниэля заключалась не в выпивке, а в том, почему он пил. Не в наркотиках, а почему он постоянно к ним прибегал.

Вопрос был не просто в привыкании организма, и Даниэль хорошо это понимал. Он больше не мог убегать от своих глубочайших страхов, или надеяться обезболить их без риска снова получить передозировку. Джей Кей — маньяк контроля — в реальности ничего не контролировал. Достаточно одного глотка пива, чтобы вызвать злоупотребление; разочарования, чтобы бросить его в объятия стайки шлюх; неудачи, чтобы заставить накачаться кокаином.

«Подавляющее большинство в мире снаружи даже не знают, что я существую. Те немногие, кто восхищается мной в фильмах, когда покидают зал продолжают свою жизнь, позабыв обо мне. Я существую для них экранное время, пока шелестит журнал сплетен, несколько секунд рекламы. Потом они обо мне забывают. Лорен права — я никому не нужен. Образ, метеор, сексуальный сон длиной в несколько мгновений. Затем я исчезаю из их сознания, становлюсь прозрачным, пустым местом». Чего он хотел на самом деле? Если бы он мог призвать джина из «Аладдина», какие три желания просил бы исполнить? Искусство или успех? Обожающую толпу или восхваление критиков? Вечную молодость или очарование зрелого возраста? Джей Кей не умел решать, привык брать всё и ни от чего не отказываться. Всё казалось незаменимым перед излучающей свет волшебной лампой, которую он представлял парящей в воздухе, провокационной и хитрой. Почему только три желания, чёрт возьми? Почему Джей Кей не мог получить от жизни всё?

«Тогда лучше ничего», — сердито решил он, презрительным жестом отпихивая джинна прочь. И почти сразу раскаялся, стал искать лампу повсюду в комнате и, не найдя, отчаялся, расстраиваясь до слёз.

— Прощение, прощение. Только одно, прошу тебя, одно желание. Для всего остального мне не нужна твоя помощь, только для этого. Желаю Лорен. Хочу быть с ней всю жизнь. Я сделал ей так больно, Боже мой!

Медсестра, которая пришла продолжить терапию, обнаружила Даниэля свернувшимся калачиком на боку, дрожащим от непрерывных рыданий, которые он всё никак не мог унять.

Она вызвала дежурного врача и Джей Кею ввели успокоительное.

Шаги Бетт, какими лёгкими и изящными они бы ни были, эхом отдавались в тихих коридорах клиники. Рядом с ней шёл врач и говорил тихо, но авторитетно и профессионально, с проникнутым почтением тоном.

— Адвокат, ситуация меняется. Пациент находится вне опасности для жизни, но высок риск рецидива, если в ближайшее время он не пройдёт специальную программу от своих зависимостей. А наша клиника для этого не оборудована.

— Не могли бы вы рекомендовать мне надёжные места для возможного курса реабилитации? Сейчас клиники размножаются, как грибы, трудно сориентироваться среди множества предложений.

— Конечно, у нас есть связи с центрами с передовым опытом. Простите меня, если настаиваю, но прежде всего, необходимо убедиться в полном сотрудничестве пациента. Чем скорее он сделает это шаг, тем лучше. В идеале Джей Кей вообще не должен возвращаться в своё окружение, которое вновь может привести к искушению. Особенно в такой деликатный момент.

Бетт остановилась, вопросительно глядя на доктора.

— Вот… мы заметили, он впадает в серьезную депрессивную фазу. Такое было предсказуемо, но поэтому не менее рискованно. Его состояние заставляет нас опасаться не только возобновления злоупотреблений, но и какого-нибудь серьёзного акта саморазрушения.

Тем более это человек, простите меня, у которого нет прочной семьи и социальных связей, на которые можно было бы опереться.

— Я поговорю с ним сегодня же. Но сначала мне нужно сделать важный звонок. Не могли бы вы указать мне комнату, в которой я могу полчаса поговорить конфиденциально?

— Охотно уступлю вам свой кабинет. Сегодня утром я на отделении, и у меня нет амбулаторного приёма. Я провожу вас, заодно оставлю координаты специализированных структур для реабилитации.

— Бетт-Бетт, почему ты не позволила мне в то утро сыграть в ящик?

Она молча вошла в палату, думая, что Даниэль отдыхает. Но он не спал, хотя лежал с закрытыми глазами. О присутствии Бетт он догадался по её обожаемому парфюму — итальянскому аромату ручной работы, который доставляли из Рима, в хорошо защищённых охлаждаемых контейнерах.

— Потому что у меня есть своя деонтология. Это стало бы неоказанием первой помощи и потом, ты до сих пор должен мне слишком много денег.

— У адвокатов нет деонтологии.

— Когда дело доходит до их собственных гонораров, — она есть.

Даниэль сделал неопределенный жест рукой, как бы показывая, что опять всё вращается вокруг денег.

— Врачи говорят, ты восстановился достаточно хорошо.

— Они тоже заботятся о своих гонорарах, думаешь ты единственная?

— Ты в состоянии говорить серьёзно или мне вернуться позже? Нам нужно обсудить важные вещи… — Не напрягай меня, у тебя на всё карт-бланш, я поддерживаю каждое твоё решение.

— Нет, Даниэль, ты не можешь делегировать мне всё. На этот раз ты должен взять ответственность на себя. Взять на себя обязательства и выполнить их. И если ты провалишься на этот раз, я перестану тебя поддерживать.

Даниэль вздохнул, с трудом стряхнул с себя апатию и сел на кровати.

— Я слушаю, но, пожалуйста, будь краткой.

— Моё время — твои деньги, поэтому пропущу все предварительные речи и проповеди.

— Не представляешь, как я за это благодарен.

— Отсюда тебя собираются вышвырнуть, к настоящему времени клинически ты здоров, и представляешь для них беспрецедентный хаос. К тому же им стоит значительных усилий сохранять твою анонимность.

— Отличная новость, я могу вернуться домой?

— Нет.

— А кто мне помешает?

— Я.

— У тебя есть другие идеи? Одолжишь мне коттедж?

— Могу предложить тебе получше — долгий отпуск.

— Карибы? Мексика? Полинезия? Как долго? Поедем вместе?

— Шесть месяцев; и туда ты отправишься один.

Даниэль побелел.

— Ты правильно понял. Пункт назначения к делу не относится. Для тебя это будет похоже на отсечение от мира.

— Хочешь отправить меня в одно из этих мест для сумасшедших, полных денег и рок- звезд наркоманов?

— Именно. Вижу, ты восстановил интеллектуальные способности.

— Я не хочу туда, и даже не могу позволить себе их услуги. Я звезда, которая идёт полным ходом по аллее заката, разве тебе не сказали?

— Об этом пишут каждый день в газетах Лос-Анджелеса, было бы странно, если бы я не узнала. Ты поедешь туда, когда услышишь, кто платит за проживание. Курт Джеймсон.

— Что? Старый Курт с золотым сердцем? И зачем ему это делать, он уже предупреждал меня: если опять облажаюсь, то вылечу из шоу-бизнеса навсегда.

— Должно быть, он любить тебя, я не знаю почему. Я только что разговаривала с ним.

Он обещает тебе контракт, как только ты выйдешь. Но только в том случае, если исправишься и пройдешь программу детоксикации. Ты не рок-звезда, но тебе пора признаться самому себе — ты наркоман.

— Он обещает мне контракт? И какого рода?

— Ты не в положении примы и не можешь диктовать условия, так что на твоём месте, я бы согласилась на чёрный ящик. Я займусь юридическими аспектами; прослежу, чтобы ты не скатился до роли в фильмах в тогах и гладиаторов.

— У меня нет выбора, правда?

— Даниэль, тебе, как обычно, повезло пора это осознать. Такой возможности у тебя больше не будет. Если откажешься, всё, что останется, это продать виллу и выбросить вырученные деньги на кокс или заняться окучиванием кукурузы в Техасе. И в следующий раз, когда застану тебя в коме, я без проблем отвернусь.

Даниэль долго молчал, глядя в окно.

— Это будет трудно, да?

Взгляд Бетт смягчился, когда она почувствовала смятение в его голосе.

— Сложнее, чем всё, что ты когда-либо испытывал. Но насколько я тебя знаю, ты справишься. Просто дай знать, если согласен, иначе я должна позвонить Курту и сказать, что ничего не поделаешь, и лучше подготовить для тебя некролог.

«А Лорен? Если я исчезну из мира на всё это время, она забудет обо мне навсегда».

— Я смогу видеть Лорен?

— Думаю, что нет. Ты будешь защищён от всего, что может тебя расстроить: новости, газеты, люди из твоего прошлого. Если она любит тебя, то дождётся. А ты тем временем будешь знать, что работаешь над тем, чтобы стать мужчиной, которого она заслуживает.