Я задержала дыхание, не желая говорить что-то, что заставит его снова закрыться. Невероятно: он пытался довериться мне — из всех людей именно мне, — так что я понимала, как нелегко ему было.

Роман продолжил:

— Он почти никогда не бывал дома, а если и появлялся, то закрывался в кабинете и круглые сутки работал. Мать смотрела на его неверность сквозь пальцы, в основном потому, что не хотела лишиться статуса миссис Фьори, и еще, наверное, потому что любила его… Или думала, что любит.

Он уставился в окно непривычно задумчивым взглядом.

— Со временем отец стал смелее, даже начал приводить любовниц домой. Я пару раз на них натыкался. Первый раз — в семь лет. Я тогда не понял, что все это значит, побежал к матери, она ударила меня…

Услышав это, я испустила тяжелый вздох. Ударить сына, когда мальчику всего семь, из-за того, что муж ее обманывал? Да что это за мать?!

— И велела никогда больше об этом не говорить.

Очевидно, Роман заметил ужас на моем лице, поскольку добавил:

— Я знаю, что ты думаешь, но это не так. У меня хорошая мама. Уж точно лучше, чем отец. Просто он довел ее до крайности. Она начала принимать антидепрессанты, а потом добавила в этот коктейль алкоголь. Теперь она все время либо пьяна, либо на таблетках. Отец периодически переселяет ее из одной резиденции в Европе в другую, чтобы держать подальше от камер папарацци. Быть алкоголичкой, видимо, гораздо позорнее, чем бабником. — Голос Романа слегка подскочил.

Я сглотнула, не в силах сказать нечто правильное. Он выглядел таким уязвимым. Я вообще впервые видела его в таком ракурсе, и заявить, что это не цепляло за душу, было бы ложью.

— Ты наверняка думаешь, что это очередная история о бедном богатеньком мальчике, — горько скривился Роман, обернувшись ко мне. — Не знаю, зачем вообще рассказываю тебе об этом, но… — Он сделал еще один глубокий вдох. — Мне легче от того, что я разделил этот груз.

— Мне так жаль, — прошептала я, не зная, как еще помочь. Я чувствовала себя ужасно. У меня-то есть мама. А у Романа искалеченная семья. По крайней мере, психологически.

Не оставляя себе времени подумать, я шагнула к нему и обняла. Парень тут же напрягся.

— Что это ты делаешь?

— Обнимаю тебя.

— Не нужны мне объятия. — Увы, каменная стена водворилась на место. — И если хоть одна живая душа узнает о том, что я только что сказал, я тебя расчленю.

Я даже внимания не обратила.

— Заткнись и дай мне тебя пообнимать, идиот.

Роман оставался напряженным еще пару секунд, но потом мало-помалу расслабился. Он сдвинул свой вес, и сначала я подумала, что он собирается отстраниться, но он потянул меня вниз и мы оба оказались в кресле.

Он медленно, нерешительно обвил мои плечи руками и, как ребенок, уткнулся в мою шею лицом.

Я закрыла глаза и примостила подбородок на его широком плече, пытаясь игнорировать крошечную дрожь от ощущения сильных мускулов под его футболкой.

— Ты хорошо пахнешь, — пробормотал он мне в шею.

Мои глаза округлились, но я не смогла сдержать смех. Ни дать, ни взять — семилетний маленький мальчик.

— Ты тоже хорошо пахнешь, — пробормотала я.

Больше никто не промолвил ни слова, мы просто сидели в объятиях друг друга. Не знаю, сколько прошло времени, потому что ночь оказала свое влияние, и вскоре я провалилась в глубокий сон, даже не заметив, как Роман поднял меня на руки и осторожно уложил в постель.