Глава 28
Эверетт
— Я чувствую, что вот-вот сорвусь, чувак. Мне так хочется выпить, что все болит.
Мы сидим за столиком в маленькой кофейне. Я смотрю на Бобби и гадаю, что же с ним случилось. Мы познакомились на первой встрече анонимных алкоголиков больше полугода назад, и из всех, кого я там встретил, Бобби был последним, кому могла потребоваться моя помощь.
На моем первом собрании он был лидером небольшой группы, потому что дольше всех оставался трезвым и дольше всех ходил на встречи. Он был прирожденным лидером, любил помогать, у него были ясный разум и харизма. На встречах мы много узнали друг о друге и о причинах, почему обратились к алкоголю, но Бобби никогда не рассказывал о своем прошлом, всегда давал другим говорить, потому что, по его словам, им помощь требовалась больше, чем ему. На последних собраниях я был слишком занят Кэмерон и тем, что происходит в лагере, чтобы заметить признаки того, что Бобби готов сорваться.
Однако я не винил Кэмерон. Она была лучшим отвлечением. Я сам был виноват, что не мог сосредоточиться на том, на чем должен.
— Когда ты в последний раз выпивал? Или принимал что-то покрепче? – спрашиваю я, глядя на его растрепанный вид, взлохмаченные волосы, грязную и мятую одежду и то, как он чешет руки и трет лицо.
«Похоже, он отходит не только от выпивки».
— Не знаю. Какая разница? Я трезв сейчас и позвонил тебе. Я сделал то, что должен. Я просто не могу больше терпеть. Я не верю, что Милли сделала это с нами. Не верю, что она обманула меня и забрала у меня все.
Я слушал рассказ Бобби о его жене целый час, и за шестьдесят минут узнал больше, чем за полгода знакомства с ним. Его эмоции бушевали. В одну минуту он был печальным и тихим, в другую - злился и проклинал жену.
— Она ушла. Нашла другого. Это обидно и больно, но ты не можешь это изменить. Ты не можешь изменить ее. Ты можешь только переживать за себя и менять себя. Скажи это вместе со мной.
Я смотрю на Бобби. Он перестает чесать руки, опускает ладони на колени и повторяет со мной молитву, с которой мы начинаем каждое собрание:
— Боже, дай мне сил принять то, что я не могу изменить, смелости изменить то, что я могу, и мудрости знать разницу, — говорим мы хором.
Мы молчим мгновение, и, похоже, Бобби немного успокаивается. Он уже не ерзает на стуле, не отводит взгляд, оглядываясь всякий раз на звук кофемашины или громкий стук чашек о раковину.
Он дышит легче, его лицо гладкое и спокойное, уже не искаженное от гнева.
— Полегчало? – спрашиваю я, глядя на свои часы, когда он поднимает сцепленные ладони на стол и смотрит на них.
Я не хочу уходить, если еще нужен ему, но я спешу к Кэмерон. Я столько мечтал, чтобы она сказала, что будет ждать меня, и наконец-то это случилось. Мне нужно к ней. Нам нужно отпраздновать спасение лагеря и поговорить. Я все еще не знаю, что происходит между нами, но мне надоело ждать. Надоело пытаться скрывать все, когда оно буквально рвалось наружу с криками.
— Я в порядке. Спасибо, что пришел, и спасибо за разговор, — говорит мне Бобби и протягивает руку.
Я сильно сжимаю ее, а потом отпускаю.
— Звони мне в любое время, если нужно поговорить, хорошо? Тебе не нужен костыль в виде алкоголя, чтобы это преодолеть. Ты сильный и будешь в порядке. Просто действуй по шагу в день.
Заставив Бобби пообещать, что он позвонит завтра и сообщит, как себя чувствует, я покидаю кофейню и стараюсь не превышать скорость на пути в лагерь.
__________________________
К тому времени, как я закончил с Бобби и смог оставить его одного, солнце село, и почти все работники лагеря отправились по домам. Я какое-то время блуждаю по территории, пока не нахожу того, кто знает, где Кэмерон, и не могу стереть улыбку с лица, пока спешу к домику на дереве.
Я не могу перестать думать о словах, которые она шептала мне на ухо, о ее взгляде перед тем, как мои губы коснулись ее. Я не могу перестать думать обо всем, что так долго держал в себе, а теперь хочу сказать. Я практически взлетаю по лестнице в домик на дереве, но замираю, когда оказываюсь на пороге.
Кэмерон сидит спиной ко мне, скрестив ноги, посреди комнаты, но я слышу, как она шмыгает носом, вижу, как вытирает слезы со щек. Я слышу их в ее голосе, пока она говорит Эйдену, как скучает по нему и всегда будет скучать. Боль в моей груди взрывается, и меня удивляет, как я не падаю с порога домика.
Мне надо дать ей знать, что я тут. Надо пройти и обнять, сказать что-то, чтобы стереть ее боль, но не могу. Я занят попытками вспомнить, как дышать сквозь агонию.
Все это время я думал, что между нами что-то происходит, но, может, я просто видел то, что хотел, а не то, что было на самом деле. Кэмерон все еще страдает, все еще горюет, и я был хорошим отвлечением от этого - заставил ее забыть о разбитом сердце. Она сказала, что мое возвращение сделало ее снова счастливой, но, может, это просто заставило ее забыть о том, что она потеряла.
Оставив Кэмерон с ее горем, я тихо пячусь из домика и медленно опускаюсь на землю. Я дурак, если думал, что было хорошей мыслью достать то, что должно оставаться скрытым.