Глава 27

Когда Эллисон пришла в себя, она не была уверена, сколько времени прошло, десять часов или десять дней.

Она лежала на кровати в своей комнате, укрытая белым пледом. Она заморгала, приходя в себя, и попыталась поднять голову.

- Не двигайся. - Это Роланд говорил с ней. Несмотря на приказ, она повернула голову, и увидела его сидящим в белом плетеном кресле у ее кровати, ночник мягко светил у изголовья.

- Со мной все в порядке, - сказала она. – Думаю, что в порядке.

- Врачи скорой помощи осмотрели тебя.

- Со мной все хорошо? - спросила она.

- Ты потеряла сознание. Они сказали, что тебе нужно отдохнуть. Сказали, что перцовый баллончик не попал тебе в глаза. У тебя несколько синяков на шее, но ничего не сломано. Я должен позвать их.

- Нет, останься. Пожалуйста.

- Ты задохнулась и потеряла сознание. Тебе нужна медицинская помощь.

Эллисон попыталась сесть.

- Позже.

- Эллисон. - Роланд произнес ее имя как мольбу или молитву. Она не могла сказать наверняка.

- Он умер? - спросила она, внезапно вспомнив все, что привело ее к этому моменту.

- Еще нет, - сказал Роланд. - Скоро. Сегодня ночью.

Эллисон закрыла глаза, вздохнула и кивнула.

- Я не знаю, что он тебе сказал. Или сделал, - сказал Роланд. – Но…

- Давай не будем говорить об этом. Это не имеет значения.

Она не была уверена, правда ли это, но ей нужно было сказать это, нужно было попытаться поверить в это.

- Значит, он все еще здесь? - спросила она.

- Да, - сказал Роланд. - Врачи скорой помощи хотят отвезти его в больницу.

- Но он этого не хочет?

- Знаю. Я должен позволить им забрать его. После того, что он с тобой сделал.

- Нет, - сказала Эллисон. - Он просто болен. Пусть он умрет здесь, в своем доме, в своей постели, как хотел.

«И пусть это случится скорее», - подумала Элллисон, но не произнесла этого вслух.

- Осталось недолго. - Голос Роланда был пустым, лишенным эмоций.

- Почему ты не с ним?

- Потому что я с тобой.

- Я в порядке. Иди к отцу. - Она снова легла.

- Нет, - сказал Роланд. - Я останусь здесь, с тобой.

Эллисон проглотила комок в горле. Было больно, но не настолько, чтобы напугать ее. С ней все будет в порядке. В итоге.

- Сегодня я пытался сделать для тебя что-нибудь хорошее, - сказал Роланд.

- Ты каждый день делаешь для меня что-нибудь хорошее, - сказала она.

- Я собирался закончить стирку, которую ты начала вчера, - сказал он. - Я бросил твои джинсы вместе со своими. Это было в заднем кармане.

Он поднял сложенный листок бумаги. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что это. Заметка об операции Роланда.

- Так вот почему ты не разбудила меня прошлой ночью? - спросил он. - Ты нашла это?

- Мне нужно было время подумать. Ты винишь меня?

- Ты могла спросить меня об этом, - сказал он.

- Я не была уверена, что ты расскажешь мне всю правду.

Роланд хорошо принял удар. Он кивнул.

- Иногда правда ранит.

- Да, это так, - сказала она. - Но и ложь тоже.

Она повернулась на бок, лицом к нему. Его рука лежала на одеяле, и она могла дотянуться до нее, если бы захотела. Она хотела, но не сделала этого.

- Не думаю, что лгал тебе, - сказал он. - За исключением случаев бездействия. Об этом нелегко говорить…

- О чем? Скажи мне. Ты говорил, что любишь меня, так что я знаю, что ты не трус. Я прожила с МакКуином шесть лет и никогда не говорила ему, что испытываю к нему настоящие чувства.

- Вот это... - сказал он, снова поднимая листок с записями о своей операции. - Так вот... когда мне было двадцать, я встретил в Астории одну девушку. Мы работали вместе. Мы сходили на два свидания, и я подумал: да, она та самая. Папа спросил о ней, и я ему рассказал. Я думал, он будет счастлив. Так оно и было, но он сказал, что должен мне кое-что сказать. Он сказал, что то, что у меня было в детстве, то состояние, почему я был жестоким, могло быть спровоцировано генетическим заболеванием. И мне нужно быть очень осторожным. Он сказал... он сказал, что у меня не должно быть детей. Это непростой разговор для двадцатилетнего парня со своим отцом, когда он безумно влюблен. Папа сказал, что знает врача. Он...

- Скажи мне, Роланд. Просто скажи это.

- Мне сделали вазэктомию.

- Что?

- Это не очень приятный разговор для мужчины с женщиной, в которую он влюблен. Это унизительно. Я знаю, что так не должно быть, но ничего уже не изменить. Поэтому, знаешь, мне нелегко говорить об этом.

Эллисон тяжело вздохнула. Такого она совсем не ожидала.

- Так вот почему ты ушел в монастырь? – спросила она. - Потому что не можешь иметь биологических детей?

- Ужасная причина, правда? Я присоединился по множеству плохих причин. Я не хотел снова рисковать влюбиться. Я чувствовал себя оскверненным тем, что я сделал с Рэйчел. Я чувствовал, что, возможно, мне следует уехать надолго. И на то были веские причины. Я хотел получить прощение. Я хотел покоя. Я хотел стать другим человеком. Но это так не работает. Ты по-прежнему остаешься собой, куда бы ты ни пошел.

Эллисон коснулась его лица, щетины на подбородке, бледной, как снег на песке.

- Сегодня я вспомнила еще кое-что, - сказала она.

- Что? - спросил Роланд и она поняла, что он старается говорить обычным голосом, но у него это плохо получалось. Он казался напуганным, а для Роланда это было ненормально.

- В первый раз, когда мы с тобой занимались любовью наверху, в моей комнате, которая раньше была твоей комнатой, я вспомнила, как пыталась провести пальцами по твоим волосам. Ты убрал мою руку прежде, чем я смогла. Я думала, что это сексуально... - Эллисон провела рукой по его волосам и вытащила маленькую черную резинку из короткого хвостика, в который он всегда их убирал. Роланд опустил голову. Она бросила резинку на пол и стала гладить его по волосам. Пальцами она почувствовала рубец под его волосами. Шрам был на том же месте, что и у Антонио.

- Как долго ты собирался держать это в секрете от меня? - спросила она. - Я имею в виду операцию.

- Какую операцию? - Он почти улыбнулся, почти.

- И ту, и другую.

- Сначала это не было секретом. Просто личное. А потом я начал влюбляться в тебя. И тогда это стало секретом, потому что знал, что тебе нужно было знать, - сказал он. - Я боялся потерять тебя, если ты захочешь иметь собственных детей.

- Вот почему ты не сказал мне, - сказала она.

Роланд снова опустил голову и вздохнул.

- Иногда я начинаю кое-что вспоминать, - сказал он. - Отвратительные вещи. Как обижал Рэйчел. Как творил с ней ужасное. - Он с трудом сглотнул, и она увидела, как его кадык подпрыгнул в горле. - Я пытался поговорить о них с папой, но он велел мне забыть обо всем. Он сказал, что я иногда причинял ей боль, но это не моя вина - я находился в таком состоянии. Но я думаю, что сделал больше, чем просто причинил ей боль. Иногда мне кажется, что я... иногда мне кажется, что я убил ее. И я не думаю, что это был несчастный случай, как сказал папа.

Он посмотрел на нее умоляющим взглядом, и она увидела в нем того Роланда, каким он был много лет назад. Маленький мальчик. Он выглядел напуганным, юным, невинным и милым, точно так же, как она, должно быть, выглядела в первый раз в доме, когда он изменил ее жизнь к лучшему, попросив ее помочь ему перевернуть страницы книги, которую они читали.

- Ты был ребенком, - сказала она. - Что бы ни случилось, ты был всего лишь ребенком.

Эллисон накрыла его руку своей, и он схватил ее так крепко, что стало больно. Она села, притянула его голову к своему животу и положила себе на колени. Она снова и снова проводила пальцами по его волосам, не обращая внимания на шрам, потому что шрам был ничем, это было давно, это часть его, но не он сам.

- Все в порядке, - прошептала она, поглаживая его волосы, плечи и лицо. Ее нога стала влажной от его слез. - Я в порядке. У папы в организме яд безумия, и он его выплеснул. Вот и все. Я в порядке, и ты в порядке, и мы в порядке.

- Я не в порядке, - сказал Роланд, судорожно вздохнув.

- Почему нет? - спросила она, улыбаясь.

Он посмотрел на нее, его лицо было открытым, честным и искаженным от боли.

- Потому что мой отец умирает.

Эллисон обхватила ладонями его лицо.

- Мой тоже, - сказала она. Потом они обнялись, и долго плакали вместе. Они остановились, когда Дикон подошел к двери и постучал, чтобы привлечь их внимание. Они вытерли лица и посмотрели на него.

- Ты в порядке, сестренка? - спросил Дикон. Он выглядел бледным, изможденным и обеспокоенным.

- Со мной все в порядке. Просто произошел трудный момент, - сказала Эллисон. Сейчас было не время говорить им правду.

- Я рад, что с тобой все в порядке, - сказал Дикон. Он посмотрел на Роланда. - Пора.

- Он в сознании? - спросила Эллисон.

Дикон кивнул.

– Пока что. Ему дали обезболивающее, чтобы он успокоился. Медики сказали поторопиться. Он… он умирает.

Она посмотрела на Роланда, а Роланд посмотрел на нее. Он встал и протянул ей руку. Она взяла его руку и позволила ему помочь ей подняться. Эллисон нашла в чемодане легкий шарф и прикрыла им синяки на шее. Когда она была готова, они вышли из комнаты и поднялись наверх. У спальни доктора Капелло их остановил Дикон.

- Скорая будет ждать внизу, - сказал Дикон. - Теперь уже недолго.

Роланд и Дикон вошли внутрь. Эллисон осталась стоять в дверях, наблюдая.

Доктор Капелло лежал на своей кровати, укрытый одеялом, руки лежали поверх покрывала. Его лицо было красным от перцового баллончика, но он, казалось, не испытывал боли. Тора сидела рядом с ним на кровати, сжимая его руку в своей. Руки, которые чуть не убили ее всего час назад, теперь лежали на покрывале, обмякшие и дрожащие. Она видела, что нападение на нее лишило его жизни. Она пережила это. Он не смог.

Эллисон шагнула в комнату. Она чувствовала близость Смерти, парящей возле кровати. Эллисон чувствовала, как она дышит ей в затылок. Ее дыхание пахло скисшим молоком, и ей пришлось приоткрыть окно, чтобы впустить очищающий аромат океана. Морской воздух влетел в комнату и достиг кровати. Медленно доктор Капелло приоткрыл глаза. Должно быть, он почувствовал движение, почувствовал дуновение ветра на своем лице. Эллисон ждала, он встретился с ней взглядом и улыбнулся.