Все эти годы он много, очень много читал — всегда, пока был в состоянии. И немалое место в чтении этом занимала научная фантастика, В основном, конечно, переводная — своей, отечественной, было пока очень мало. Нет, он еще не решил заняться этой областью литературы. Это придет потом. Но тот прежний, детский интерес теперь возродился и окреп.
Только в 1922 году Беляев наконец смог возвратиться к активной жизни. Силы, правда, вернулись не полностью, болезнь еще не была побеждена (победить ее так и не удастся, в конце концов одолеет она…). Но недуг отступил, а это было уже немало.
И Беляев сразу же включается в жизнь. Он работает инспектором по делам несовершеннолетних в Ялтинском уголовном розыске, потом — воспитателем в расположенном неподалеку от Ялты детском доме.
А год спустя сбывается давняя его мечта: Беляев вместе со своей женой Маргаритой Константиновной переезжает в Москву.
На первых порах думать о литературной работе не приходится. О театре из-за болезни и вовсе надо было забыть. Он поступает в организацию, казалось бы, крайне далекую от обычных его интересов, — в Наркомпочтель, Народный комиссариат почт и телеграфа. Некоторое время спустя Беляев стал юрисконсультом в Наркомпросе — Народном комиссариате просвещения. Но чем бы ни занимался он по долгу службы, как бы честно и рьяно ни относился к своим обязанностям, оставались еще вечера в маленькой, сырой комнатке в Лялином переулке. И этими вечерами медленно рождался писатель-фантаст Александр Беляев.
Наступил 1925 год. В Москве стал выходить журнал „Всемирный следопыт“. На его страницах сразу же начали появляться любимые читателями самых разных возрастов и профессий приключенческие и научно-фантастические повести и рассказы. В одном из первых номеров журнала был опубликован рассказ Александра Беляева „Голова профессора Доуэля“. Да-да, именно рассказ, а вовсе не тот всем нам сегодня известный роман. Это пока еще была проба пера, проба сил. Но проба удачная — рассказ читателям понравился. И Беляев стал развивать успех.
Уже в следующем году вышел первый сборник его научно-фантастических рассказов „Голова профессора Дорля“ (1926), куда вошли также и первые новеллы вагнеровского цикла: „Человек, который не спит“ и „Гость из книжного шкапа“.
Но не только фантастика привлекала в те поры Беляева. Его литературные интересы определились еще не до конца. В том же году увидела свет и другая его книга — „Современная почта за границей“ (1926). Сегодня ее причислили бы к научно-художественному жанру. За ней последовал „Спутник письмоносца“ (1927) — специальная инструктивная книга. В это же время печатаются в различных журналах реалистические рассказы Беляева: „В киргизских степях“, „Среди одичавших коней“, „Три портрета“, „Страх“.
И все-таки фантастика прежде всего. Одно за другим в том же „Всемирном следопыте“ публикуются новые и новые произведения: „Ни жизнь, ни смерть“ (1926), „Белый дикарь“ (1926), „Идеофон“ (1926), кинорассказ „Остров Погибших Кораблей“ (1926).
Жизнь Александра Беляева наконец определилась. Он не меняет больше профессий, не путешествует… Зато много работает за письменным столом.
У Беляева было как бы три жизни. Первая — от рождения и до начала писательской работы. В той жизни были яркие события, поездки, действия, судебные процессы, роли в спектаклях, режиссура, журналистика, путешествия и увлечения…
Вторая — внешне не столь броская. Она протянулась на те шестнадцать с небольшим лет, что еще осталось ему прожить. И в ней была прежде всего работа — упорная, бесконечная, тяжкая, но очень благодарная работа над словом, над сюжетами, над идеями своих произведений. Были встречи с писателями, учеными, инженерами, просто читателями — интересными, удивительными людьми…
Эти две жизни словно уравновешивали одна другую. Во второй было больше динамики внутренней. Вынужденно ограниченную подвижность больного человека словно возмещали судьбы, путешествия, приключения его героев. Герои Беляева обошли все моря и материки и даже покидали родную планету.
И еще была третья жизнь. Но о ней разговор впереди.
Первые три года своей писательской деятельности Александр Беляев провел в Москве. Здесь были его журналы, в первую очередь „Всемирный следопыт“ и „Вокруг света“. Но потом, в конце 1928 года, переехал в Ленинград. Он вообще любил менять обстановку, менять места жительства. Он не только переезжал из города в город, но и в том же самом городе с удовольствием менял крышу над головой. Маргарита Константиновна Беляева вспоминала, как не раз, вернувшись домой, она вдруг слышала: „А мы скоро переезжаем. Я новую квартиру нашел…“
Порой эта охота к перемене мест оказывалась невольной. Так, в 1929 году из-за обострения болезни врачи снова посоветовали переменить климат. Беляевы всей семьей, вместе с четырехлетней дочерью Людмилой и родившейся в этом году Светланой, переселились в Киев.
Писательская жизнь не стала проще. Возникли трудности с переводами на украинский язык, тиражи местных изданий были невелики, стало быть, уменьшились гонорары, а ведь надо было кормить семью… Правда, однажды украинский язык сохранил роман Беляева „Чудесное око“. Впервые произведение было напечатано по-украински, и потом издавалось уже в переводе на русский, так как рукопись оказалась утраченной.
Выручали сохранившиеся связи с редакциями и издательствами Москвы и Ленинграда. Но все-таки это было довольно сложно. И как только здоровье позволило, в 1931 году Беляевы вернулись в Ленинград. На этот раз уже навсегда, если не считать последнего „микропереезда“ в 1938 году под Ленинград, в Детское Село (ныне г. Пушкин). Здесь, в просторной квартире на Первомайской улице, прошли последние годы жизни писателя.
В те времена в Детском Селе образовалось нечто вроде литературной колонии. Тут подолгу жили Алексей Толстой, Ольга Форш, Вячеслав Шишков, Юрий Тынянов. Все они постоянно сотрудничали в местной газете „Большевистское слово“. С первых же дней жизни в Пушкине Александр Беляев стал еженедельно печатать в „Большевистском слове“ очерки, фельетоны, рассказы… Последняя его статья была опубликована в первые дни Великой Отечественной войны, 26 июня 1941 года.
Все эти годы Беляев тяжело болел. В 1940 году ему сделали операцию на почках — по тому времени тяжелую и трудную. По просьбе Беляева ему разрешили следить в зеркале за ходом операции: писателю было нужно видеть и знать все.
Откуда только черпал он силы? Силы не только для бесконечной своей работы, но и для того, чтобы отдавать их окружающим. Каждую неделю приходили пионеры: Беляев вел у них драматический кружок, помогал инсценировать „Голову профессора Доуэля“… На все и на всех хватало энергии у этого неистощимого человека! К нему наведывались друзья. Его посещали читатели и почитатели. К нему приходили коллеги. Одной из таких встреч ленинградский поэт Всеволод Азаров посвятил стихотворение, опубликованное много лет спустя газетой „Вперед“ (так называется теперь „Большевистское слово“):
Мне эту встречу вспоминать не трудно,
Соединяя с нынешним сейчас,
А он, ведя корабль высокотрубный,
Какой ценой в грядущем видел нас?
И не легко жилось ему, пожалуй,
И одобренье редко слышал он,
Но никогда не доходил до жалоб,
В свои предначертания влюблен.
И называл себя он инженером,
Конструктором идей грядущих лет,
А свой талант ценил он скромной мерой
И признавался мне: „Я не поэт“.
Но он поэтом был тогда и ныне,
Нам дорог звездный свет его дорог
И юноша, плывущий на дельфине,
Трубящий звонко в свой волшебный рог!
Но все-таки силы постепенно таяли. Из-за болезни Александра Романовича Беляевы не смогли эвакуироваться, когда стало уже ясно, что отстоять город не удастся. 6 января 1942 года в оккупированном фашистами Пушкине умер великий писатель-фантаст Александр Беляев.
Беляев ушел из жизни, может быть, не думая о том, что с его именем свяжут целую эпоху советской научной фантастики. Между тем дело обстояло именно так.
Ранние произведения Александра Беляева появились в середине двадцатых годов, почти одновременно с „Гиперболоидом инженера Гарина“ Алексея Толстого; последний роман печатался уже во время Великой Отечественной войны. Порой его называют „советским Жюлем Верном“. И не случайно: Беляева роднит с великим французом активный гуманизм и энциклопедическая разносторонность творчества, вещественность вымысла и дисциплинированное художественное воображение. Подобно Жюлю Верну, он умел на лету подхватить идею, едва зародившуюся на переднем крае знания. Даже его приключенческие книги нередко насыщены прозорливыми предвидениями. Например, в романе „Борьба в эфире“ (1928) читатель получал представление о радиокомпасе и радиопеленгации, о передаче энергии без проводов и объемном телевидении, о лучевой болезни и акустическом оружии, об искусственном очищении организма от токсинов усталости и улучшении памяти, об экспериментальной разработке эстетических норм и многом другом. Иные из этих изобретений и открытий сегодня уже претворены в жизнь, другие лишь начинают обретать черты реальности, третьи не утратили свежести научно-фантастической идеи.
В шестидесятых годах известный американский физик Лео Сциллард опубликовал научно-фантастический рассказ „Фонд Марка Гейбла“, удивительно напоминающий один из первых беляевских рассказов „Ни жизнь, ни смерть“. Сциллард использовал ту же самую проблему — анабиоз и пришел к такой же, как у Беляева, парадоксальной коллизии: капиталистическое государство у него тоже замораживает „до лучших времен“ резервную армию безработных. Беляев физиологически грамотно определил явление: ни жизнь, ни смерть, и угадал в нем главное — глубокое охлаждение организма. Академик В. Ларин имел основания говорить, что прежде чем проблемой анабиоза занялись ученые, ее основательно разработали писатели-фантасты.