Глава 27

РИГАН

Следующие несколько недель, кажется, прошли как в чудесном, волнующем тумане. Днями напролет я работала над пьесой, прогоняя репетиции со своим чрезвычайно талантливым актерским составом, а по вечерам мы вместе с Джошем исследовали город. Всякий раз, когда у меня хватало сил выйти на улицу, он, казалось, всегда находил идеальное место. Места, о существовании которых я даже не знала. Мы ходили по ночным джаз-клубам, потайным подпольным барам и круглосуточным закусочным. Или, когда я уставала, мы шли ко мне домой, кувыркались в постели и терялись друг в друге до самого утра.

Никогда еще жизнь не была столь прекрасна. И, возможно, именно это счастье, эта радость вдохновили меня отправить родителям приглашение на премьеру нашего спектакля «Сон в летнюю ночь». «Это Шекспир, — сказала я себе. — Шекспир уважаем». И хотя мы были авангардистами, у нас была довольно хорошая репутация в театральном мире.

Я не сказала об этом никому, кроме Джоанны. Потому что Джош не знал о моих родителях. Я знала, что должна сказать ему. Особенно, если они придут на шоу. Особенно, после всего, в чем он признался мне на бейсбольном матче — мне не хотелось, чтобы между нами были секреты, но я была так счастлива, что не особо жаждала подробно рассказывать о том периоде своей жизни.

— Ты думаешь, они придут? — спросила у меня Джоанна после нашей первой технической репетиции.

— Не знаю, — ответила я. — Скорее всего, нет.

Джоанна только кивнула.

— А ты хочешь, чтобы они пришли?

— Честно говоря, не знаю, — призналась я. — Часть меня все еще хочет их одобрения, как бы нелепо это ни выглядело.

— Это вовсе не нелепо, — сказала Джоанна. — Не забывай, с кем ты разговариваешь — я делаю все, чтобы заслужить одобрение родителей. Иногда мне хочется просто освободиться от них. Иногда хочется иметь их. Особенно после… — она замолчала, но я понимала, о чем она.

Я все ещё не рассказала ей о Линкольне, хотя мы уже начали строить планы, связанные с «Дырой в стене». Интересно, когда это я успела стать хранительницей стольких тайн? Это было совсем на меня не похоже.

— Ты что-нибудь будешь делать на свой день рождения? — спросила Джоанна.

У нас была одна свободная ночь перед началом предварительного просмотра, и, как назло, она приходилась на мой день рождения. День рождения, который Джош был более чем счастлив отпраздновать.

— Джош берет меня с собой, — сказала я. — Он не говорит, куда мы поедем.

— Значит, дела с ним идут хорошо? — хотелось знать ей.

— Да, — я почувствовала, как румянец растекается от моего горла к щекам. — Дела идут хорошо.

— Ненавижу тебя, — улыбнулась Джоанна безо всякого злорадства.

Я открыла рот, чтобы рассказать ей о Линкольне, но закрыла прежде, чем смогла что-либо сказать. Сейчас не время. Но я должна рассказать Джошу о своих родителях. О своем прошлом. Я решила, что сделаю это до того, как мы отправимся праздновать мой день рождения. Я скажу ему, и все раскроется, и тогда мы сможем забыть об этом и пойти праздновать. Вот что я собирался сделать.

***

ДЖОШ

Будучи на пике карьеры, выводя женщин куда-либо, я всегда брал их в лучшие места. Модные рестораны, хиповые новые клубы — чего я только не делал. Потому что на моем месте ты бы сделал то же самое. Когда у тебя есть деньги и хоть немного славы, ты пользуешься ими.

С Риган было по-другому. Помимо наших редких «роскошных» поездок на такси, мы ходили в дешевые бары и рестораны с липкими полами и рваными меню. Места, в которые мне нравилось ходить. Места, которые Риган, похоже, тоже любила.

Но в день ее рождения я хотел ублажить ее. Побаловать. Совершить чудо. Я проводил исследования как никогда раньше, даже позвонил своей сестре, чтобы спросить, говорила ли Риган, не хочет ли она сделать что-то особенное.

— Ого, так я и в самом деле неверно истолковала твои намерения, да? — спросила Элли, когда я позвонил.

— Никогда не поздно извиниться, — поддразнил я ее. Между ремонтом, который Шейн и она затеяли в своей квартире, и предстоящей игрой, у меня не было возможности ни увидеться, ни поговорить с ней.

— Я по-прежнему утверждаю, что сделала логическое предположение, основываясь на твоем предыдущем поведении, — прокомментировала она.

Я тихо присвистнул.

— Если сценический менеджмент когда-нибудь провалится, думаю, у тебя наверняка есть будущее в качестве адвоката.

— Прости, — пробормотала она быстро и почти шепотом. — Приятно видеть Риган такой счастливой, — она помолчала. — И ты тоже кажешься более счастливым.

— Спасибо.

Я почувствовал прилив гордости от знания, что даю Риган что-то взамен.

— Я бы никогда не свела вас вместе, — задумчиво произнесла Элли.

— Но ты это сделала, — напомнил я ей.

— Не специально! — спорила она. — Я не несу за это никакой ответственности.

Я закатил глаза.

— Теперь, когда мы разобрались с этим, есть идеи, что я могу сделать на день рождения Риган? Нечто особенное.

— Ну, я почти уверена, что на свете нет ни одного театрального ботаника, который не хотел бы увидеть «Гамильтон», — сказала мне Элли. — Но эти билеты тяжело достать, и даже если их найдешь, они дорогие.

— «Гамильтон»? — ломал я себе голову. — Это что, пьеса?

— Я сделаю вид, что ты этого не говорил.

Я слышал, как Элли печатает на своем компьютере.

— Я отправлю тебе кое-какую информацию — людей, которым ты можешь позвонить. И некоторые менее дорогие шоу, на которые ты можешь повести ее в качестве альтернативы.

— «Гамильтон» подойдет, — сказал я.

— Хорошо, — медленно произнесла она и замолчала. — Она тебе действительно нравится, да?

— Да, — ответил я.

И сказав это, я понял, что тут нечто большее. Мне действительно нравится Риган. Возможно, я даже люблю ее. Эта мысль ударила меня, как бейсбольный мяч в солнечное сплетение. У меня закружилась голова. Я был ошеломлен. Я никогда не приписывал это чувство, никому кроме семьи. Любовь. Одна только мысль об этом заставляла меня чувствовать себя так, словно я стою на месте питчера в свой первый раз, когда я подавал в низшей лиге. Взволнованный, напуганный и с ощущением, что меня вот-вот стошнит. Это было ошеломляющее чувство, и я сел, чувствуя, что задыхаюсь. Элли все еще что-то говорила, но я лишь смутно слышал ее голос, доносившийся откуда-то издалека.

— Мне пора, — сказала я ей, уверенный, что прервал ее на полуслове.

Если она и была против, то я не расслышал, так как отключился и уронил телефон на пол. Я провел рукой по волосам, пытаясь разобраться в эмоциях, прыгающих в моем мозгу. У меня болела грудь, как будто я пробежал несколько миль и все еще пытался отдышаться. Любовь. Эта мысль была ужасающей.

Но потом я представил себе лицо Риган. Ее улыбку. То, как она смотрела на меня. Каково было ощущать ее волосы в своих руках. Какой теплой она была по утрам в моих объятиях. И вдруг я перестал бояться. Я был в восторге.

***

РИГАН

Несмотря на мои просьбы уточнить детали, Джош отказался рассказывать мне что-либо о планах на мой день рождения. Даже когда я самым подлым образом пыталась это выяснить, он видел насквозь мои невинно заданные вопросы о том, что мне надеть или как поздно мы будем.

Все, что я знала, это то, что мы собирались куда-то вечером. У меня было не так уж много платьев, поэтому я достала свое любимое — черное платье-футляр, которое обычно надевала на премьеры. Я чувствовал себя в нем уверенно и комфортно, и до сих пор оно приносило мне большую удачу. Не то чтобы я чувствовала, что сегодня она мне нужна. Просто находясь рядом с Джошем, я чувствовала себя счастливой. Заставляло меня чувствовать многое из того, чего я не чувствовала уже очень давно.

Я поймала себя на том, что расхаживаю по квартире в ожидании него. Мне не часто устраивали сюрпризы, несколько раз, когда родители удивляли меня, они дарили подарки, которых я в действительности не хотела. Как когда меня отправили в школу-интернат. Я не была сторонницей планирования, но мне нравилось быть наготове. Мне нравилось держать себя в руках. Это была моя режиссерская сторона.

В дверь постучали. Я открыла ее, и у меня задрожали колени. Джош выглядел невероятно. Он был в костюме, подбородок свежевыбрит, волосы идеально взъерошены. Его руки были полны цветов. Пурпурные соцветия, перетекающие в красивый букет. Я взяла их, мое сердце трепетало, как бабочка.

— Они великолепны, — сказала я, уткнувшись в них носом и вдыхая аромат.

— Фиалковые анютины глазки, — сказал Джош. — Но они также известны как «любовь-в-праздности».

Я посмотрела на него снизу вверх.

— Из пьесы?

Он кивнул.

— Но видел я, куда стрела упала:

На Западе есть маленький цветок;

Из белого он алым стал от раны!

«Любовью в праздности» его зовут.

Я прижала цветы к груди и обвила рукой его шею, притягивая к себе для поцелуя. Очень долгому поцелую. Я вложила в него все, что чувствовала — всю страсть, потребность и привязанность, которые испытывала к нему.

— Мне нравится, когда ты цитируешь Шекспира, — сказала я ему.

Он выглядел немного ошеломленным.

— А мне нравится, когда ты любишь, как я цитирую Шекспира, — прошептал он. Потом он сделал шаг назад, положив руки мне на плечи, как будто хотел обнять. — Ты выглядишь ошеломительно, — сказал он мне.

Я покраснела. Его комплименты всегда так на меня действовали. Они всегда заставляли меня чувствовать себя неловко и в то же время чудесно. Тем более что за ними обычно следовал пристальный взгляд, тот, что, казалось, раздевал меня самым восхитительным образом. У меня все покалывало, с головы до ног и везде между ними, и внезапно у меня пропал интерес к своему дню рождения. Гораздо больше я была заинтересована в том, чтобы остаться дома.

Джош провел рукой по губам.

— Нам лучше пойти, — сказал он, забирая у меня цветы и кладя их на стол. — Пока я не послал к черту все наши планы и не подарил тебе на день рождения подарок другого рода.