— У вас ведь должен быть музыкальный зал? — спросил я декана Гилл.

— Где есть пианино, — добавила Изабелла.

— Конечно. Я провожу вас через двор к «музыкальному» корпусу.

Ответ декана Гилл прозвучал сухо, но на ее лице отразилось облегчение от того, что мы покидаем кабинет профессора Хартта.

Какофония звуков заполнила третий этаж музыкального корпуса, где располагались репетиционные залы. Опытный пианист играл что-то, напоминавшее мне падающие капли дождя — Изабелла сказала мне, что это был Шопен.

За исключением высокого сопрано, распевающего гаммы, другая музыка для меня сливалась в неразличимые звуки.

Наконец мы нашли свободную комнату, расположенную рядом с библиотекой, и уселись за пианино. Я положил перед нами оба шифра, придуманный судьей Портером код, и чистый лист бумаги.

Хотя мы знали, что пианино не было необходимым для разгадки шифра, я думал, что было важно услышать проигранную вслух мелодию. Я хотел убедиться, что мы ничего не пропустили.

— Может, начать с первого ряда? — неуверенно проиграла первые ноты Изабелла.

— Нет, — покачал я головой, — нужно начать с «белой розы». — Я указал на третий ряд на странице, где изображение розы заменило символ скрипичного ключа.

— Фа-диез, до-диез… си, соль, — Изабелла начала играть, проговаривая ноты.

— Полная бессмыслица, — перебил её я. — Я что-то неправильно подставил?

— Ключ такой же, как и остальные, — озадаченно произнесла Изабелла.

Ангус Портер изложил нам ключ к шифру Порта, основанному на гамме ля-мажор. Это был простой шифр замещения, в котором тон и ритм определяли соответствие между буквами алфавита и определенными музыкальными нотами и значениями.

Шифр Порта легко разгадал код, заложенный в музыку, посланную судье Джексону. Но здесь он не обнаружил ничего, кроме искаженной серии букв.

Пальцы Изабеллы порхали по клавишам, пытаясь воспроизвести ноты на странице.

— Саймон, как ты думаешь, почему убийца использует музыкальный шифр? — нахмурилась она. — Я имею в виду… есть много способов скрыть сообщение. Почему именно музыка?

— Понятия не имею. Если только…

— Что?

— Очевидно, он уверен, что его получатели смогут расшифровать то, что он посылает. Это уже само по себе может что-то значить.

— Может, он присылал им инструкции?

— Инструкции бы нам сейчас очень пригодились, — пробормотал я, уставившись на страницу передо мной. — Ты хорошо разгадываешь загадки, — сказал я наконец. — Ты можешь вспомнить какой-нибудь вариант шифра Порта, который мы могли бы использовать именно здесь?

— Возможно. Подожди пару минут, посмотрю в библиотеке.

Она оставила меня на несколько минут, отправившись в небольшую музыкальную библиотеку, а затем вернулась с биографией Михаэля Гайдна. Схватив карандаш и блокнот, она принялась за работу, перелистывая страницы книги и что-то лихорадочно записывая.

— Цель композиторов состоит в том, чтобы сделать музыку как можно более реалистичной, — произнесла Изабелла. — Многие, в том числе Бах и Шуман, были мастерами встраивания имен в свою музыку с помощью более сложных соответствий. Но я помню, что читал о шифре Михаэля Гайдна; надеюсь, он сможет нам помочь. Он изобрел шифр, который, по-видимому, предназначался для связи, но в то же время помогал ему сочинять музыку.

Я ошеломлённо смотрел, как она делает пометки и переписывает целый ряд букв.

— Чем он отличается?

— Он сложнее, чем у Порта. Его соответствия начинаются с басового ключа для соль, который соответствует букве A. Затем идёт соль-бемоль — это Б, ля-диез — это В и так далее. Он даже включает в себя пунктуацию, связанную с символами.

Я с интересом наблюдал, как Изабелла чертит сетку и вписывает туда восклицательный знак.

— Думаю, в этом есть смысл. Вот смотри, что у нас получается: соль-бемоль, ля-диез, ми, соль-бемоль, си-бемоль…

Мы продолжили сопоставлять каждую ноту с шифром, пока не получили сообщение:

«Еще две тысячи, или встретишь тот же конец».

— Как считаешь, «две тысячи» относится к деньгам? — поинтересовалась Изабелла.

— Думаю, да. А слово «ещё» означает, что это требование не первое.

Изабелла постучала пальцем по партитуре.

— Это то послание, которое было у судьи Портера?

Я кивнул.

— Перейдём к профессору Хартту?

— Послание начинается с белой розы, — сказала Изабелла, указывая пальцем. — Смотри — те же самые ноты: соль-бемоль, ля-диез, ми, соль-бемоль, си-бемоль и так далее.

— Точно такое же сообщение, — кивнул я. — За исключением того, что у профессора Хартта вряд ли есть две тысячи долларов на счету в банке.

— Однако декан упомянула, что он из состоятельной нью-йоркской семьи. Возможно, деньги были у его семьи.

— Возможно, но по его образу жизни этого не скажешь. В любом случае, это шантаж.

— Но если автору послания нужны были деньги, и он их получал, то зачем убивать источник дохода? В этом нет никакого смысла. — Изабелла откинулась на спинку стула, уронив карандаш на стол.

— Не знаю, — ответил я. — Возможно, он уже получил достаточно денег. Или месть, в конечном итоге, прельстила его больше, чем плата. Но сейчас у нас есть проблема покрупнее…

Изабелла ахнула:

— Алистер!

— Именно. Мы должны найти его и передать сообщение.

— Но он, вероятно, уже знает. Мне не нравится думать об этом, но он, скорей всего, получал те же самые шифры. И платит деньги за такой же шантаж.

— Он не знает, что профессор Хартт убит, — взволнованно произнёс я. — Он не знает, что может быть следующей жертвой.