— Твой никчемный брат рассказал мне о сообщении, что ты ему оставил. Я оставила на него магазин, предупредив, что, если за это время из него что-нибудь стащат, я засажу его за решетку. От Джоша никогда не было толку.
Бреннан просто уставился на нее, полагаю, он потерял дар речи от удивления. Он взглянул на нас, но женщина нас не замечала или не видела.
— Джен… — начал он.
— Не дженкай мне, Брайан Фицджеральд Бреннан. Ты с собой не покончишь, ты меня не оставишь только потому, что потерял семейную ферму. Это же всего лишь земля, всего лишь дом, — она схватила его за плечи и встряхнула. — Я здесь, настоящая, и я люблю тебя. Не отталкивай меня, чтобы я вышла замуж за Томми.
Бреннан держал ее за руки, чтобы она больше не трясла его.
— Я думал, ты его любишь.
— Нет, он очень милый, но такой зануда. Я терпеть не могу зануд, ты же знаешь.
Он рассмеялся.
— Я помню.
— С тобой мне никогда не было скучно, Брайан, никогда. Ты единственный мужчина, с которым мне не было скучно, даже когда мы были детьми.
— Я люблю тебя, Джен. Прости.
— Простить за то, что любишь меня. Или за то, что ты едва не совершил эту глупость, чуть все не разрушив? — она указала на пистолет.
— За последнее, потому что Дженнифер Элис Уэллс, — он опустился на одно колено, — если ты позволишь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не скучала до самого конца нашей долгой и захватывающей жизни.
Она заплакала, и я вместе с ней.
— Конечно, позволю, глупый ты мужчина, да, позволю.
Бреннан обхватил ее за талию и поднял женщину в воздух. Серая кошка Клео уселась на полу и замурлыкала. Бреннан опустил Джен со словами:
— Спасибо тебе!
— Пожалуйста, — ответила она, смеясь и плача.
— Она нас не видит, — тихо проговорил Шолто.
Я покачала головой. Я думала, нам нужно выйти из дома, чтобы освободиться от видения, но комната уже начала рассеиваться. Последним, что мы увидели, был поцелуй этих двоих. Мы с Шолто обнаженные проснулись на побережье Западного моря в постели, усыпанной белыми розовыми лепестками, веточками тимьяна и розмарина с деликатными цветами, все еще украшавшими его корону.
Шолто с улыбкой повернулся ко мне. Наши руки больше не были связаны, но парные татуировки розовой лозы на них излучали голубое сияние. Шолто поднял руку, рассматривая это мерцание, а затем положил ее возле моей.
— Они молят тебя о защите и плодородии, но за что отвечаю я?
— За любовь, очевидно, — ответила я.
— За любовь? — повторил он.
Я кивнула.
— Ты же был там, Шолто. Она была его истинной любовью, а он ее. Может, ты отвечаешь за брачные союзы?
— Король Слуа, Король Кошмаров, Извращенная Тварь Королевы, Повелитель Теней, называемый за спиной Отродьем Теней. А теперь ты говоришь мне, что я божество любви и брачных союзов?
— Именно, — подтвердила я.
Он улыбнулся, затем усмехнулся и сказал:
— Я… Бог любви и брачных союзов.
Откинув голову назад, он захохотал, и звук его смеха отдавался эхом по комнате. А затем в отдалении за пределами дома раздалась трель пересмешника. Громкая, чистая, красивая мелодия, перетекающая из одной песни в другую, и я вспомнила, как пересмешник приветствовал наше возвращение в Лос-Анджелес в ту ночь, когда Шолто забирал нас всех на побережье. Он смеялся, пересмешник пел, а прямо из воздуха сыпались крошечные разноцветные цветы и лепестки белых роз.