Я повернулась, взглянув на Купера, и задумалась над этим.

— Простите, вы правы. Последние несколько месяцев я провела в окружении фейри, а мы, как известно, не склонны делиться информацией.

Беккет выдал короткий смешок.

— Это мягко сказано.

— Беккет, — резко окликнул его Купер.

— Ничего, агент Купер, правда есть правда.

— Точно, так если король Шолто прибудет не на лодке, то как он придет сюда?

— С помощью магии, — ответила я и вернулась к созерцанию кромки воды.

— Поясните, пожалуйста!

Я улыбнулась и задумалась.

— Знаете ли вы, какой у него титул среди сидхов?

— Он Повелитель Всего, Что Проходит Между, — сказал Купер.

— Именно, — подтвердила я.

— И что это значит, принцесса? — поинтересовался Беккет с нетерпением в голосе.

Я вздохнула и поежилась даже в позаимствованном пиджаке.

— Граница моря и суши — как раз место, проходящее между, а значит он может использовать его, чтобы прийти ко мне.

— Вы сказали, что он придет. То есть просто появится на пляже, как по волшебству? — уточнил Купер.

— Не как по волшебству, а с помощью магии.

— Вы имеете в виду буквально «у-у-у» магию? — спросил Беккет, сделав руками волну под свое «у-у-у».

— Именно, — сказала я с улыбкой. Мне нравился Беккет. Он заставлял меня вспоминать, как я скучала по компании кого-то, кто не был бы сидхом или фейри, или родственником, владеющим собственным двором. Это был мир балов и официальных приемов, и меня окружали те, кто веками крутился во всем этом, поэтому я начала терять ту часть себя, которая не имела ничего общего с сидхами и даже с брауни. Я забыла, как весело быть человеком, и как бы ненавистно мне ни было изгнание из Фэйри без возможности контактировать с другими сидхами, когда, растеряв фейрийскую суть, ты становишься похожим на живого мертвеца, я все равно вдруг обнаружила, что при дворе Неблагих утратила так же частичку своей человечности. Я выросла в доме, полном сидхов и других фейри, но посещала человеческую американскую школу, и соседями нашими тоже были люди. Я и не понимала до этого года, что, будучи выращенной вдали от Фэйри, я переняла культуру своего деда-человека, а присутствие посла и его людей в доме заставило меня осознать, что я снова была втянута в придворную жизнь. Это не было похоже на дворы Благих или Неблагих, но это было отлично от жизни людей. Приезжавшие к нам солдаты не помогали мне понять этого, потому что они приходили к нам как последователи в поисках ответов. Это не совсем обычная ситуация, чтобы я могла осознать, что рискую потерять кое-что важное. Мой прадед был хорошим человеком, судя по рассказам, что я слышала. Он был шотландским земледельцем, достаточно особенным, чтобы полюбить брауни — это тот вид фейри, которые не отличаются своей неотразимостью. Не хотелось бы мне снова забыть об этом своем происхождении. Я на самом деле начала задумываться о возвращении к работе в детективном агентстве Грея и Харта, только чтобы помнить, что я не только принцесса фейри. Я личность, я Мерри Джентри, или была таковой, пока королева не отправила Дойла в западные земли, чтобы найти меня и привести домой. Теперь у меня появились возлюбленные среди сидхов, и волшебная страна пришла к нам сама. Я обрела почти все, что заставляло меня скучать по дому, а еще тройняшек, и магия Богини вернулась к нам, но что удивительно, я все равно хочу помнить о том, что я отчасти человек, отчасти брауни.

— Вы вдруг стали очень серьезной, принцесса. О чем задумались?

Я взглянула на Беккета и улыбнулась.

— О том, что я отчасти человек, не только сидх. И мне стоит помнить об этом.

— Не понимаю, — сказал он.

— Хотите сказать, что мы напоминаем вам, каково это быть похожим на человека? — поинтересовался Купер.

— Нет, вы напоминаете мне, что я и есть человек.

Он одарил меня взглядом, выгнув темную бровь.

— Простите, принцесса, но вы не совсем человек.

— Мой прадед был им.

— А ваш дед Уар Свирепый, один из высокородных сидхов Благого двора, о нем упоминали в мифах и фольклоре несколько сотен лет назад.

— Моя прабабушка была брауни.

— А ваш отец Эссус, Принц Плоти и Пламени. Ему поклонялись как божеству, пока римляне не завоевали Британию.

— Не хотите ли вы сказать, агент Купер, что мои высокородные предки важнее не знатных родственников?

Он выглядел пораженным.

— Я так не сказал бы. То есть я не… Я не имел этого в виду.

— Она тебя подловила, Куп, — сказал Беккет.

— Я не хотел оскорбить вас, принцесса, но вы не можете назвать себя просто человеком с такой родословной.

— Я не называла себя простым человеком, но я хочу, чтобы мои дети понимали, что они, как и я, больше, чем просто сидхи. Благодаря мне, они отчасти брауни, благодаря Галену, они пикси, а благодаря Дойлу, они отчасти пука. Я хочу, чтобы они усвоили это: они не просто сидхи одного из двора. Хочу, чтобы они ценили свои корни.

— Вы, похоже, размышляли над этим, — отметил Купер.

Я кивнула.

— Пару дней, да.

— Так вы хотите, чтобы ваши дети выросли более человечными? — поинтересовался Беккет.

— Да, — ответила я и на кромке моря уловила мерцание. В одно мгновение это были лишь волны и песок, а в следующее на пляж ступил прямо из ниоткуда и направился к нам Шолто.

— Матерь божья! — воскликнул Беккет.

Купер дернулся к пистолету, но заставил себя расслабиться или хотя бы попытался.

Ветер развевал волосы Шолто, рассыпавшиеся вокруг него блондинистым ореолом, смешавшимся с черным его плаща, так что он шел ко мне в облаке шелковистых волос и темной ткани. Три золотых ободка его глаз уже начинали сиять подобно расплавленному золоту, цитрину и топазу. Это почти отвлекало от красоты его лица, широких плеч, настоящей физической мощи шагающего ко мне мужчины.

— Вы можете попытаться сойти за человека, принцесса, но вот он точно не человек, — сказал Беккет.

— О, агент Беккет, вы даже представить не можете, насколько он не человек.

А затем подошел Шолто, увлекая меня в свои объятия и целуя так, словно мы не виделись несколько месяцев, а не дней. Я повисла на нем, и он подхватил руками меня под попку, начав подниматься по лестнице, по-прежнему прильнув своими губами к моим. Он с такой легкостью поднимался, словно этот поцелуй мог длиться вечно, не важно, взбирается он по лестнице или горе.

— Не знаю, принцесса, — протянул позади нас Беккет, — по-моему, светящиеся глаза намекают.

Я отстранилась от поцелуя достаточно надолго, чтобы взглянуть на мужчин поверх плеча Шолто, позволив им увидеть, что и мои глаза засияли.

Они казались пораженными, но это не удержало Беккета от комментария:

— Люди не светятся, просто чтобы вы знали.

Я могла бы сказать ему что-нибудь колкое в ответ, но Шолто погладил меня по волосам и вновь поцеловал, и все остальное перестало иметь значение, кроме необходимости подарить свое внимание мужчине в моих объятиях.