— Не надо, не делай этого, — рычит он. — Это я прошу прощения, Сильвер. Я, бл*дь ... — он вцепляется кулаками в волосы и тянет, прижав локти к ушам. У него такой вид, будто он сам вот-вот врежется в окно машины. — Я наделал много глупостей, но никогда еще не был так чертовски глуп, — бормочет он. — Даже не подумал, что случится, если я просто появлюсь на пороге. Конечно, ты испугалась. Я тебя до смерти напугал. Чертов идиот.
При любых других обстоятельствах я бы с ним согласилась, но он так явно зол на себя, что не чувствую в этом необходимости. И все же мне нечего сказать, потому что он действительно напугал меня…
Алекс проводит рукой по лицу, резко вдыхая воздух. Когда он смотрит на меня, я понимаю, что это первый настоящий признак истинных, правильных эмоций, которые когда-либо видела на нем. Он выглядит так, как будто вот-вот сорвется.
— Мне очень жаль, Сильвер. Я просто гребаный идиот. Не хотел напугать тебя.
Я чувствую себя маленькой. Уязвимой. Честно говоря, мне немного стыдно за такой эпический срыв.
— Все нормально, — шепчу я.
Он качает головой, прикусывая нижнюю губу изнутри.
— Это не... это не нормально. Ничего из этого не нормально. Тебе позволено так говорить.
Я могу только вздохнуть, внезапно обессиленная, опустошенная до самых корней своей души.
— Как ты вообще узнал, где меня искать? — Спрашиваю я. Похоже, сейчас это единственный уместный вопрос.
Он смотрит вдаль, в темноту, на простор тенистых деревьев, и его брови недовольно хмурятся.
— Холлидей, — напряженно говорит он.
— Холлидей? — Острая боль пронзает мою грудь. Какого хрена? Вполне логично, что он разговаривал с Холлидей, поскольку она была на том видео, такая же голая и такая же пьяная, как Кейси и Зен. Но мне кажется неправильным, что она говорит обо мне с Алексом. Из всех девушек Холлидей была единственной, кто не поставил своей единственной целью превратить мою жизнь в сущий ад. Это заставляет меня чувствовать себя неловко, неуютно в моей собственной шкуре. Алекс должен был видеть выражение моего лица.
— Она работает в Роквелл. Баре, где я работаю. Твой брат тусуется с ее братом или что-то типо того? Он сказал ей, что ты здесь. Она дала мне этот адрес.
Холлидей работает в баре? Она выглядит зрелой для своего возраста, но никак не может сойти за двадцатиоднолетнюю. Это не имеет смысла.
— Слушай, я действительно облажался. Мне не следовало приходить сюда. Мне следовало подождать, пока ты не вернешься домой. Но ты не отвечала на мои сообщения. Я хотел сказать тебе… — он проводит языком по зубам и снова качает головой. Отсюда я чувствую его разочарование. Минуту назад он обнимал меня, успокаивал, гладил по спине, по волосам, но теперь между нами разверзлась пропасть, и он не знает, что с собой делать. — Твою мать! — он кричит, и это слово эхом разносится по лесу. — Мне пора, — говорит он. — Это была огромная гребаная ошибка.
— Теперь ты здесь. — Я шмыгаю носом, натягивая рукава толстовки на руки от холода. — Скажи то, ради чего ты сюда пришел.
Он фыркает. Похоже, Алекс борется с самим собой, пытаясь понять, что же ему делать дальше. Хочет ли он говорить то, что хотел сказать.
— Я просто... понял после твоего сообщения, что ты видела это видео. Джейкоб разослал его всем в Роли. Он почему-то думает, что это чертовски весело. Кейси даже не выглядит обеспокоенной…
— Она не будет. Кейси использует свое тело как оружие. Она раздевается при каждом удобном случае. Наверное, она велела Джейкобу прислать его мне.
— Полный п*здец, — шепчет Алекс. — Слушай. Я знаю, что это выглядело плохо.
— Похоже, ты отлично проводишь время, заводишь новых друзей. Почему меня это должно волновать? — Боже, я совсем завралась.
Алекс бросает на меня взгляд, который говорит то же самое.
— Кому ты сейчас врешь, Сильвер? Потому что ты никого не обманешь.
— Кому? — Я указываю на открытый лес, окружающий нас, и слабо смеюсь. — Здесь нет никого, кроме птиц.
— Ты меня не обманешь, — уточняет он каменным голосом. — И ты не обманешь себя. — Он потирает затылок и морщится. — Ты еще не устала от всего этого, Argento?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Ммм да уж, ложь просто продолжает изливаться.
Алекс с несчастным видом пыхтит себе под нос.
— Окей. Ну... давай на чистоту. Я не часто западаю на девушек. Обычно не провожу свои дни, злясь на себя, потому что не могу перестать думать о ком-то. Я могу с уверенностью сказать, что мне никогда по-настоящему не было дела ни до кого, кроме моего младшего брата…
— Не знаю, хорошо ли это признавать.
— Просто перестань. Перестань прятаться от сложных вещей. Я ни хрена не прячусь. Уже нет. Если ты не можешь быть настоящей хоть на секунду, то я сделаю это для нас обоих. Сейчас моя жизнь — это гребаный бардак. У меня столько всего происходит, и я изо всех сил стараюсь забыть, что ты вообще существуешь, но я не могу, понимаешь? Ты мне нравишься. Я беспокоюсь о тебе. Мне небезразлично, что ты, вероятно, думаешь, что я переспал с одной из этих тупых сучек на той вечеринке, когда этого не делал, когда я ушел, испытывая отвращение к тому, как жалко они себя вели. И я знаю, что ты не хочешь слышать ничего из этого дерьма. Твоя жизнь тоже не сахар. Но я вижу тебя, Сильвер. Я вижу, как ты смотришь на меня, и чувствую в тебе желание. Эта игра вокруг да около, хождение на цыпочках вокруг правды — это просто чертовски... это чертовски бессмысленно. Я тебе тоже нравлюсь. Ты тоже заботишься обо мне. Еще не знаешь почему, но я могу тебе показать. Я — это риск, представляющий опасность. Я ни хрена не безопасная ставка по чьим-то стандартам. Но могу быть тебе полезен, если ты мне позволишь. По крайней мере, я думаю, что могу. Ты первый гребаный человек в этом мире, который когда-либо заставлял меня хотеть попробовать. И... — у него кончается запал. Мышца снова тикает на его челюсти. Он пытается обуздать огонь, который, кажется, загорелся в нем, и ему трудно это сделать.
А я тем временем с трудом стою на месте, слушая слова, которые он говорит. Это не так просто для меня. Прошло уже много времени с тех пор, как со мной так разговаривали — как кто-то говорил мне правду, и ждал от меня взаимности.
Я открываю рот, и Алекс замирает. Его глаза слегка прищурены, ноздри раздуты, руки сложены в кулаки по бокам. Он ждет, что я буду отрицать все, что только что было сказано, отметать все это в сторону, и готов и ждет этого. Алекс не позволит мне легко отделаться.
— Ты мне действительно нравишься, — тихо говорю я. — Я просто… не имеет значения, нравишься ли ты мне, Алекс. Я могу лежать в постели и думать о тебе все, что захочу. Могу смотреть на тебя, и могу себе представить... — Черт. Это слишком тяжело. Я даже слов не нахожу.
Его грудь быстро поднимается и опускается, сухожилия на шее напрягаются.
— И что ты себе представляешь?
— Алекс, пожалуйста…
— Ты не чертов трус, Сильвер. Я знаю, что это не так. Ты доказываешь это каждый день, когда появляешься в этой школе. Что ты представляешь?
— Я… — делаю глубокий вдох. Все это такой беспорядок. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Целую тебя, — шепчу я. — Твой рот на моем. Твои руки на мне. Кладу голову тебе на грудь, слушаю биение твоего сердца…
У него вырывается резкий, болезненный звук.
— Сильвер…
— Я представляю, что мы вместе. Представляю, что ты принадлежишь только мне, что ты мой. Так легко представить себе, как ты идешь по коридору в Роли с моей рукой в твоей, потому что я знаю, что это будет легко. Это было бы намного лучше, черт возьми, потому что больше не буду одна. Я могу влюбиться в тебя, Алекс. Могу представить, как я это делаю. — Я киваю, стараясь не спотыкаться на этих правдивых словах. — Это не займет много времени. Но я не могу этого допустить.
Алекс застыл, как статуя Давида. Похоже, он просто ошарашен тем, что я только что сказала. Может быть, я зашла слишком далеко, была слишком честна, сказала слишком много? Парни в возрасте Алекса не говорят о том, что влюбляются. Они говорят, что вы «видитесь друг с другом» или «общаетесь», чтобы даже не называть вас своей девушкой.
Но он делает медленный, осторожный шаг вперед, и от него исходит жар, как от печи.
— Почему нет? — спрашивает он. — Я недостаточно хорош?
— Нет! Конечно же, нет! Боже, Алекс. Я хочу тебя. Я хочу все это! Хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Хочу, чтобы ты поцеловал меня больше, чем когда-либо чего-либо хотела.
— Тогда просто сдайся, Сильвер! Перестань, бл*дь, так сильно бороться.
— Я не борюсь!
— Да, это так. Ты делала это с того самого момента, как мы встретились. Еще до того, как мы встретились! — Он пыхтит себе под нос. — Боролась с трудными вещами. Неправильными вещами. Но перестань бороться со мной. Я не являюсь ни тем, ни другим. Просто... доверься мне.
Я так близка к слезам.
— Я не знаю, как это сделать, Алекс. — Если сейчас хотя бы вздохну, то развалюсь на куски, а я этого отчаянно не хочу.
Он подходит ближе ко мне. Холодный ветер проносится по поляне между хижиной и озером, и его волнистые темные волосы падают на лицо. Они кружатся вокруг его головы, как вихрь, и я в миллионный раз поражаюсь, что он не может быть настоящим. Эта темная, измученная душа, покрытая таким количеством чернил, стоящая передо мной, не из тех существ, которые могут найти свой путь в мою жизнь и каким-то образом сделать ее лучше. Он был создан для других вещей.
Волк и роза — дикие и необузданные, прекрасные и нежные. Дихотомия, лучше которой не найдешь. Я впервые осознаю, что чернила на тыльной стороне руки Алекса действительно являются точным его изображением. Смотрю на них, пока он медленно поднимает руку, а потом осторожно проводит большими пальцами по моим скулам, баюкая мое лицо так благоговейно, что мне кажется, он боится, что я могу разбиться.
Его голос полон эмоций, когда он выдыхает свои следующие слова.
— Я тебе обещаю. Тебе даже не придется пытаться, Argento. Я сделаю это так же легко, как дышать. — Он движется с бесконечным терпением, медленно, давая мне все возможности убежать. Каким-то образом, несмотря на то что мое сердце трепещет в груди, как раненая птица, я остаюсь приросшей к земле босыми ногами, а он тянется мне навстречу, поднимает мое лицо и целует меня.