Снейп сидел один за столом, читая журнал и неторопливо беря кусочки со своей тарелки. Гермиона даже не попыталась притвориться, что хочет есть. Она прошла прямо к его столу и села, не дожидаясь приглашения.
– Почему вы позволили Эллори сделать вам массаж? – тихо спросила она.
Положив вилку на тарелку, он откинулся на стуле и нахмурился. Затем, отложив журнал, он наклонился вперед.
– Не путайте наше «соглашение» с отношениями, – прошипел он. – Я буду давать тем, кому хочу, и получать от кого хочу. Не пытайтесь втиснуть меня в ваше узкое мировоззрение.
И оставив журнал на столе, он ушел.
***
Костер ярко и весело пылал, когда Гермиона добралась до «купальни» тем же вечером. Все скамейки были заняты, и она заметила, что Сара сидит со Снейпом. Казалось, что она наблюдает за его руками. Без сомнения он демонстрировал ей свои навыки резьбы по дереву.
Гермиона прекрасно понимала, что за психопатологическое расстройство у нее проявляется. Было ясно как божий день: она безумно ревнует.
Скрестив руки на груди, она стояла и смотрела на пламя, которое танцевало над бревнами, сложенными Линчем пирамидой. Обычно её самобичевание включало в себя порицание за непрофессионализм и объективизацию эмоций. Но стоя одна рядом с ревущим пламенем, она почувствовала что-то, похожее на сочувствие к самой себе, что редко себе позволяла.
Её внутренний критик, который, если посмотреть правде в глаза, был настоящим профи, сказал бы, что ей просто жаль себя. Важно еще то, что у нее ни с кем не было физической близости уже более двух с половиной лет. Всё это время она подавляла свою чувственность ради работы, превратившись в живой оксюморон – асексуального секс-терапевта. Ей нужно было держать свои взаимоотношения в узких рамках – это казалось единственным выходом. Теперь она начала думать, что это не так.
Гермиона чувствовала, что ту её часть, которая робко расправила крылья или, может быть, даже родилась заново за последние два дня, словно задавили когда-то в зародыше, не дав шанса на существование. Слезы навернулись на глаза, и хотя она стояла довольно далеко от остальной группы, ей не хотелось портить вечер, который объединил людей вокруг прекрасного пылающего костра.
Осторожно попятившись за границу золотистого света, она отступила в темноту, царящую под деревьями, и наколдовала Люмос, прежде чем повернуться и побрести вперед.
У Гермионы не было плана побега, но она знала, что, если продолжать двигаться в этом направлении, можно выйти к тропинке, которая начинается у черного хода лечебницы.
Петляя между деревьями, она наконец позволила пролиться слезам, показавшимся горячими на замерзших щеках. Приняв тяжелую правду о самой себе, она плакала тихо, без рыданий и всхлипываний, лишь прерывисто дыша.
А потом появился он, чудесным образом материализовавшись из темноты. И она бросилась к нему, не успев подумать, и зарылась лицом в жесткую шерстяную ткань его пальто.
Сильная рука легла ей на плечи. Это не было объятием в полном смысле этого слова, но, тем не менее, дарило успокоение.
Гермиона пыталась заставить себя не плакать, но её частое дыхание, пар от которого поднимался в свете Люмоса, трудно было выдать просто за физическое перенапряжение.
– Ревность – это проявление бесплодного желания, – проговорил ей на ухо его голос. – Противоположность того, чему ты научилась. Твой ум гибок и адаптивен. Используй его.
Гермиона успокоила дыхание и кивнула, подняв на него глаза.
Снейп мягко развернул её так, чтобы прижать спиной к стволу ближайшего дерева. Ощутив его эрекцию через ткань брюк, она почувствовала такое облегчение, что готова была снова расплакаться. В какой-то момент Гермиона засомневалась, симпатична ли она ему. После всех его комментариев по поводу её внешнего вида ей вдруг показалось, что он считает его отталкивающим.
Конечно, вчерашнее проявление животной страсти с его стороны предполагало определенную степень желания, но всё же оно служило больше для иллюстрации определенной идеи. Или нет?
Гермиона очертила кончиками пальцев твердость его члена и почувствовала, как тот напрягся еще больше.
– Могу я дотронуться до вас, сэр? – пробормотала она, повторяя свои же слова с их прошлой встречи.
Снейп помедлил и коротко кивнул.
Наложив Левитационные чары на свою палочку и заставив ту парить в воздухе неподалеку, Гермиона расстегнула его штаны и скользнула рукой внутрь, ощутив тепло нежной кожи.
Прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз держала в руках мужской член, так что она успела уже забыть приятное ощущение силы и желания, исходящее от него. Но несмотря на столь долгий перерыв, было ясно, что член Снейпа больше, чем у её прошлых партнеров. Гермиона никогда не думала, что имеет в этом какие-либо предпочтения, но сейчас почувствовала, как в предвкушении начало тянуть между ногами.
Нежно сжав ствол его члена, она провела рукой вверх и вниз, задержавшись на головке, чтобы коснуться пальцем обильно выделившейся смазки. Внезапно Снейп схватил её за запястье и пробормотал заклинание, от которого швы на её джинсах и трусиках разошлись, заставив их упасть к её ногам.
Гермиона не успела ничего понять, как он приподнял её, прижав спиной к стволу дерева, и заставил обхватить ногой его бедро. Она почувствовала, как два его пальца проникли во влажное отверстие, явно проверяя её готовность, а затем ко входу прижалась головка члена.
– Ты согласна продолжить? – вибрация его голоса отдалась в её груди.
– Да, – выдохнула она, сжимая его плечи.
И тогда он вошел в нее.
– О-о-о, – Гермиона запрокинула голову назад, подняв лицо к ночному небу.
Короткими толчками он постепенно продвигался внутрь, давая узкому отверстию возможность растянуться и принять его. Она была права: член Снейпа намного больше, чем те, которые она помнила, но благодаря тому, что её внутренние мышцы сжались за прошедшие годы, ощущение наполненности было настолько потрясающим, что Гермиона застонала.
Толчки удлинились, и теперь он каждый раз почти полностью выходил, чтобы затем скользнуть обратно. Движения Снейпа постоянно менялись, казалось, её трахает настоящий мастер, виртуоз секса, каковым он, вероятно, и являлся.
Когда она расслабилась, он начал входить в нее с большей интенсивностью, с каждым толчком впечатывая её спиной в дерево, на что Гермиона реагировала жалобными стонами, теряя контроль. Он ускорился, чувствуя, как стенки влагалища сжимаются сильнее, и она ощутила скорое приближение разрядки.
– Заставьте меня кончить, сэр, – прошептала она ему в плечо, и Снейп зарычал в ответ – первый звук, который он издал.
– Я не давал тебе разрешения… говорить, – резко сказал он, продолжая двигаться в ней.
Закусив губу, она старалась не издать ни звука, но затем застонала, выгибаясь и кончая, взрываясь вокруг его твердой плоти, которую обхватывали её пульсирующие мышцы.
– О-о-о, как хорошо, сэр, – выдохнула Гермиона, но он вдруг вышел из нее, и в свете Люмоса она увидела стальную твердость его блестящего от смазки члена.
Он заправил его в штаны, и она схватила его за руку.
– Почему вы не кончили?
– Это было не ради меня, – ответил он, отстраняясь и исчезая в ночи.
_____________________________________________
*
(1) В оригинале стихотворение Сары написано так называемым свободным стихом, похожим на не имеющий рифмы белый, но, в отличие от него, не обладающим стихотворным размером. При переводе я попыталась придать стихотворению некую поэтичность. Из вики: свободный стих, верли́бр (фр. vers libre) — в разной степени свободный от жёсткой рифмометрической композиции стих, занявший довольно широкую нишу в европейской, в частности — англоязычной, поэзии XX века. Это тип стихосложения, для которого характерен последовательный отказ от всех «вторичных признаков» стиховой речи: рифмы, слогового метра, изотонии и изосиллабизма (равенства строк по числу ударений или слогов) и регулярной строфики.
(2) В этом фанфике Джордж определенно испытывает мои способности к стихосложению :-) Его стихотворение, в отличие от стиха Сары, имеет рифму и в дословном переводе звучит немного по-другому:
Жил-был молодой человек из Лидса,
Который проглотил пакетик семян,
Через полчаса
Его член стал цветком,
А яички покрылись сорняками.
========== 9. Ловкость рук ==========
– Я сделал кое-что… очень плохое.
Шон Моллисон сидел напротив, вздрагивая и гримасничая, когда приступы Круциатуса терзали его тело.
– В каком смысле… плохое?
– Плохое… во всех смыслах, – он дернулся и поморщился, но не отвел взгляд.
– И вы единственный, кто ответственен за этот… плохой поступок? – спросила Гермиона, понимая, что нужно развивать тему его вины с осторожностью.
– Да.
– Вы хотите поговорить о том, что сделали?
– Нет.
– Есть какой-нибудь способ загладить вашу вину? Например, извиниться?
– Не думаю, – прохрипел он, и очередной спазм охватил его тело.
– У вас есть партнер, мистер Моллисон? – Гермиона знала, что в его записях никто не был упомянут.
– Нет, – в его взгляде, обращенном на нее, появилась осторожность. Здесь явно что-то кроется.
– Может быть, был кто-то недавно?
– Они были не совсем… в курсе.
Гермиона насторожилась. Косвенное признание.
– Почему они не знали?
– Потому что я не говорил им.
– Влюбленность?
– Что-то в этом роде. Вероятно, даже больше.
Одержимость. Но Гермионе не хотелось пока что открыто произносить вслух подобные слова.
– Вы хотели, чтобы они узнали об этом?
– Иногда.
– Вы говорили с ними?
– Нет. Просто наблюдал.
– Это кто-то, с кем вы работали вместе? Учились?
– Нет. Иногда я видел её в автобусе.
– Это был единственный раз, когда вы видели её?
– Нет.
– Были другие места?