Часть 3

Покинув медпункт, Дзин захотел побыть в спокойном месте и уверенно поднялся по лестнице на крышу.

Он толкнул тяжёлую дверь, ведущую на самый верх, и в лицо ударил свежий воздух.

Прозрачное декабрьское небо простиралось до бесконечности. Чтобы сполна им насладиться, Дзин улёгся спиной на скамейку, ослабил галстук и расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу. Медленно опустил веки. Теперь-то он точно заснёт.

Но только-только Дзин настроился на сон, его ушей достигли звуки скрипки, от которых он спокойно открыл глаза.

Не вставая, он посмотрел в сторону звука.

Над входом на крышу, куда вела трубчатая лестница, располагался водяной бак, и сверху него кто-то был — высокорослая девушка в униформе Суйко. Её короткие непослушные волосы, которые то ли не расчесали после сна, то ли специально оставили такими для стиля, удерживались, как ободком, наушниками. Девушка плавными движениями играла на скрипке.

Она полностью сосредоточилась на музыке и потому не заметила присутствие Дзина. И великолепно доиграла мелодию до конца.

Став единственным зрителем, Дзин тихо похлопал в ладоши.

Девушка не спеша опустила отточенными движениями скрипку и смычок.

— Митака, ты?

Услышав расслабленное приветствие, Дзин нисколько не удивился. Девушка со скрипкой и холодными глазами была его знакомой. Звали Химэмия Саори. Третьегодка с музыкального направления, которой Мисаки дала прозвище Хаухау. Кстати, прозвище она получила благодаря своим фирменным наушникам, на которых значилось название HAUHAU. И с тех пор как девушка получила миленькое прозвище, она перестала использовать те самые наушники, пускай они и нравились ей больше всего. По крайней мере, Дзин не видел.

— Привет, Хаухау.

Услышав миленькое прозвище, Саори неприкрыто скривилась.

— Не называй меня так.

— А по мне, звучит мило.

— Потому-то и не по мне.

Несомненно, для взрослой на вид Саори больше подходили такие эпитеты, как красивая, прекрасная и привлекательная.

— И чем же Хаухау тут занимается?

Решив, что отвечать ни к чему, Саори проигнорировала Дзина и убрала скрипку в футляр. Затем прибавила на портативном плеере звук, чтобы Дзин видел.

— Хаухау.

— …

Музыка его голос, похоже, заглушала.

— Хаухау.

— Достал, Митака. Какие-то дела ко мне?

Всё-таки она его слышала.

— Отсюда у тебя всё под юбкой видно. На всякий случай говорю.

Девушка носила чёрные чулки, потому на самом деле мало что было видно.

— Ты не тот человек, кто будет волноваться из-за трусов.

— Верно подмечено, меня интересует только то, что под ними.

Равнодушная к сексуальным домогательствам Дзина, Саори взяла под мышку драгоценный футляр со скрипкой и сиганула с водяного бака. Юбка слегка задралась, но под силой тяжести быстро вернулась на место.

Дзин в тот момент не смотрел на Саори — ему хватило для этого манер.

Девушка спустилась по лестнице на крышу. Не останавливаясь, пошла к скамейке, где лежал Дзин, и встала около его головы.

Тот уставился на перевёрнутое, холодное лицо Саори.

— Что слушаешь сегодня?

Саори сняла наушники и поднесла их к ушам замолчавшего Дзина.

Играла боевая тема из прошлогодней эпической RPG. Когда она вышла, к ним как раз попал Сората, и пускай сам Дзин не играл в игру, мелодию помнил. Саори отвечала за музыку в независимом аниме Мисаки и в «Галактическом коте Нябороне» со школьного фестиваля — её круг интересов был невероятно широк. В основном увлекалась классикой, но также слушала поп, рок и музыку из игр и аниме. Как она сама говорила, любая музыка чудесна и годится в качестве учебного материала на её пути к становлению композитором. Не считая отдельные звуки и живые инструменты, она создавала прекрасные мелодии, аранжируя цифровые мотивы. По сути, песня, написанная для независимого аниме Мисаки, считалась наполовину аранжировкой.

Подав глазами знак, что хватит, Саори, опять ничего не сказав, вернула наушники себе на голову.

Её взгляд уже какое-то время был прикован к воротнику Дзина.

— Откуда у тебя на шее следы зубов?

Промолчав, Дзин коснулся указанного места. Ещё побаливало.

— Когда я сказал Руми-сан, что буду поступать в Осаку, она меня покусала.

— Это в какой же позе ты выдал что-то настолько важное?

Даже без ответа Саори могла и сама себе представить. И она посмотрела на Дзина с упрёком.

— Само собой, когда обнимались на кровати, а что?

— Митака.

— Что?

— Ты ужасен.

— Когда мне такое говорят, кажется, что мне это помогает.

— Ну не знаю, не знаю.

— Стараюсь всё всегда принимать как есть.

На его попытку пошутить Саори поражённо вздохнула. Она говорила на полном серьёзе, но Дзина это нисколько не проняло.

— Значит, у тебя и президента всё гладко?

То ли в мае, то ли в июне нынешнего года Саори услышала признание от президента школьного совета Татэбаяси Соитиро, и с тех пор они стали встречаться.

— Он бывший президент.

В Суйко школьный совет работал до талого: работы хватало вплоть до большого осеннего мероприятия, школьного фестиваля. Во время фестиваля устраивались выборы в школьный совет, и замену осуществляли под конец. Потому с момента появления в совете новых членов прошёл всего месяц. И за это время президентом чаще называли предшественника.

— Тёрки.

— Что?

— Говорю… тёрки с ним.

— Ты хотела сказать, он тебя трёт?

— Митака, тебе сколько? Говоришь как сорокалетний дядька.

— Скорее как подросток, который повидал всякого. Хочешь попробовать со мной?

— Прости, я не разрешаю даже ему себя трогать. А тебе тем более не позволю.

Дзин приподнялся. А Саори уселась на соседнюю скамью.

— Даже ему?.. Сколько уже прошло, полгода? Сколько вы встречаетесь?

— Шесть месяцев и двадцать один день.

— …

«Вот так прямодушие, или, точнее сказать, чуткость. Она, что ли, каждое утро перед школой вспоминала, какой сегодня по счёту день?» Дзин так вряд ли бы смог.

— То есть даже не целуетесь?

— Нет.

— А за руки?

— Не держимся.

— Теперь ясно, почему у вас тёрки… — удручённо протянул Дзин, и Саори тут же оскалилась:

— К твоему сожалению, он не такой, как ты.

Её взгляд стал колким.

— Как самцы, мы одинаковые.

— Он мной дорожит.

— Дорожит, да? На самом деле много чего хочет с тобой сделать, но терпит.

— Не равняй себя и его.

— А вот я думаю, что желание потрогать любимую девушку — самое честное. Или ты не такая?

— Это… ну… мне тоже интересно.

Словно от стыда, Саори слегка опустила глаза.

— Понятно. Очень-очень интересно.

— Я сказала, просто интересно… И вообще. Тёрки у нас из-за учёбы за границей.

Хоть и дрожа, Саори сама вернулась к теме. Она посерьезнела, и если бы Дзин и дальше продолжил отшучиваться, разозлилась бы по-настоящему.

— Вон как, ты про Австрию? После окончания собралась поехать туда?

— Ага, запланировала это ещё до того, как стала с ним встречаться. Но он спросил, почему я не сказала ему, когда он признался… Я всё-таки несколько лет там проживу, долго не будем вместе. И вот теперь меня мучает совесть за то, что не сказала заранее.

— Да-а, логика деревянная.

— Нет, погоди. Обо мне-то зачем говорить, у меня всё нормально. А вот что ты собираешься делать? Рассказал Мисаки про Осаку?

— Скажу. Всё расскажу на Рождество.

— …

— Почему у людей такое сложное лицо, когда им говорят о самом сокровенном?

— А как ещё на это реагировать? Что-то мешало сказать ей раньше?

— Ну, знаешь, когда близится выпуск, много о чём приходится думать.

— Но не об этом?

Внезапно во взгляде Саори появилась пытливая остринка.

— Ничего особенно важного не случилось. Просто… есть один неудачник, который вечно суетится и носится туда-сюда. Я вдруг подумал, да я же точно такой. Посмотрел на себя со стороны и вроде бы врубился, что надо делать теперь.

— Да уж, трагедия… Сочувствую.

Саори жалостливо нахмурилась. А Дзин улыбнулся лишь глазами и продолжил о своём:

— Хотел результатов сразу, ничего не получилось, выбесился, опять стал спешить… Я хоть и мог такое продолжать сколько угодно, но за три года уяснил, что никуда не продвинусь. В середине старших классов я бы не сумел сменить курс, но и не мог упустить шанс поступить в университет. Ну, в итоге понял ценность фразы «тише едешь — дальше будешь».

— Тише едешь — дальше будешь?.. Короче говоря, ты больше не торопишься?

— Именно.

— Поразительно ясно сказал. А вот я в сердечных делах запуталась.

— Ну так. Ты человек. Я тоже плутаю. Собирался не торопиться, но сам не заметил, как поспешил. Но что до желания стать сценаристом, если не отнесусь серьёзно к этим четырём годам, то ничего и не увижу. Потому сейчас не думаю о том, что будет в итоге. Вот и всё.

— Вот и всё?..

— Так-то, если подумать, люди живут долго.

Его и Руми отделяли аж восемь лет жизни. Однако и двадцатишестилетняя Руми только начинала свой путь полноценного члена общества. А если так, то и для какого-то старшеклассника всё было впереди.

Слишком рано сдаваться.

— Может, и так… но четыре года — долго.

Саори подняла взгляд к далёкому небу.

— Пожалуй.

Дзина тоже привлекло небо над ними.

Он действительно думал, что четыре года — это долго. Короче шести лет в младшей школе, но длиннее трёх лет в средней и старшей.

Для человека, который не прожил ещё и двадцати лет, четыре года казались непомерно растянутыми. Но если переживать из-за этого и суетиться, в конце концов ничего не изменится.

— Если говорить о всяких талантах, тебе надо делать то, на что способен. Не будешь — оскорбишь тех людей, которые рвутся к своей цели.

— Ага.

— Главное, попробовать, а сдаться всегда успеется. Какой бы ни был расклад… нельзя останавливаться на полпути.

— Ты не можешь остаться в Суймэй, рядом с Мисаки?

— Это типа невозможно, — рассмеялся Дзин. — Я люблю Мисаки больше, чём ты думаешь. Любовь она такая, с ума сводит.

— Насколько ты сейчас серьёзен?

— На все сто процентов. А люблю я её, наверное, ещё сильнее.

— Сегодня ты до тошноты откровенный.