Часть 2

На следующий день, в понедельник, Сората дождался обеденного перерыва, взял сумку и встал.

— Ты к Масиро? — обратилась к нему сидевшая сбоку Нанами.

— Нет, мелкие дела.

— Это какие? — спросила без особого интереса Нанами, потому Сората ответил расплывчато и вышел из класса.

Спустившись по лестнице, он направился к классам первогодок. Юко говорила, что учится в классе «В», потому и Хасе Канна должна быть там вместе с ней.

Сората хоть и перешёл в третий класс, но идти по коридору среди кабинетов других классов немного напрягало. Пускай парень и проучился там целый год.

Он заглянул в кабинет класса «В». Там Юко с друзьями разложила на передних партах бэнто, но Канну, ради которой Сората пришёл, не увидел. И только парень решил поворачивать назад, как встретился взглядом с Юко.

— О! Братик!

— Ну тупая…

Вопила она как резаная и потому привлекала к себе до смешного много внимания. Вот она вскочила со стула и побежала к Сорате… но по пути запнулась о порог и рухнула, пропахав носом пол. Больнее некуда.

Упав, она привлекла ещё больше внимания.

— Поедим бэнто вместе?

— Не поедим, — дал Сората от ворот поворот Юко, у которой раскраснелся лоб и нос.

— Тогда зачем припёрся?!

— Где Канна-сан?

— Сказала, пошла в буфет… Ещё не вернулась?! Что же делать, беда!

— Наверное, ей противно обедать с тобой, ты такая шумная.

— Ещё чего-о-о.

То, как она верила в людей, пугало.

— Ладно, я пойду. К тебе у меня дел нет.

— У-у меня к тебе тоже! — крикнула ему в спину Юко, зачем-то изображая сильную и независимую, и Сората тут же ушёл.

На всякий случай он решил заглянуть в буфет. Среди учеников, которые налетели на горячие пирожки, фигуру Канны он не нашёл. Или вернее будет сказать, ей характер не позволил бы сунуться в шумную толпу.

Куда ещё могла пойти Канна?

— …

За неимением других догадок Сората решил пойти на крышу. Вернулся в коридор и поднялся по лестнице. С первого этажа до крыши было далековато. Пока поднимался, дыхание участилось.

Сората вышел на крышу, где его поприветствовало чистое небо и подул приятный ветерок.

Было идеальное время года, когда ни холодно, ни жарко.

На самой дальней от двери лавочке Сората нашёл Канну. Она сидела спиной к нему, лицом к изгороди.

Не произнося ни слова, парень подошёл к ней и сел рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Заметив его, Канна встрепенулась:

— Ты?

— Можно рядом сесть?

— Лавочка рядом свободная.

Взгляд Канны устремился за спину Сораты и упал на лавочку позади.

Канна как бы намекала: «Пошёл вон».

Сората сделал вид, что не заметил, и достал из сумки коробочку с бэнто. Еда сегодня его не особо радовала, ведь пришлось вставать в шесть утра и самому готовить.

Парень закинул в рот обёрнутую мясом спаржу, наслаждаясь вкусом.

— Как у тебя с писательским настроем?

— Ты совсем не понимаешь людей, да?

— Если я настолько неприятен, то всегда можешь сама пересесть на другую лавочку.

— …

Канна молча встала. Но не сделала ни единого шага. Выждав немного, она села обратно на изначальное место. Если бы переместилась на другую лавку, то подтвердила бы слова Сораты, чего ей не хотелось.

— Мне нельзя пообедать одной?

— Я сказал что-то плохое?

— Подсел ко мне, потому что я бедная-несчастная?..

— Я же тоже один.

— …

— Если тебя это волнует, можешь вернуться в класс и поесть с Юко.

— …

Воцарилась тишина.

Пора бы поскорее сменить тему, подумал Сората, и тут…

— У людей так много изъянов, — прилетело от Канны.

Девушка медленно укусила бутерброд.

— Слушай.

— Что?

— Не надо, пожалуйста, глазеть на то, как я ем. Я смущаюсь.

Сората глядел на неё без задней мысли, но раз она не смотрела в ответ, то лучше действительно не смущать.

— Прости.

Извинился Сората, затем подцепил палочками фрикадельку.

— Настрой плохой, — сказала что-то невнятное девушка.

— М?

— Ты спросил про писательский настрой.

Вон оно что.

— Плохой — то есть дело не продвигается?

Канна кивнула.

В конце концов, Сората узнал ситуацию Канны три дня назад. Глупо было надеяться на большой прогресс.

— Плохо, что на выходных много времени. Думала только о писательстве, потому перенервничала… А сегодня совсем выбилась из сил, вот и пришла сюда.

Ещё Канна добавила, что младшая сестра Сораты настырно предлагает обедать вместе, потому приходится искать повод для побега.

— Выходит, сейчас у тебя копится стресс?

— Да.

Взгляд Сораты будто сам по себе устремился к юбке Канны, особенно к её кромке.

— Скажу на всякий случай, они на мне.

— Рад слышать.

— Пожалуйста, не смотри на меня с презрением.

— Я и не смотрю!

От мысли, что гипотетический ветер мог бы гипотетически обнажить что-нибудь потрясающее, у Сораты затрепетало сердце, и он принялся за еду.

— Канна-сан, а почему ты решила стать писателем?

— Я вовсе не собиралась становиться им.

— Вон оно как?

Подобное занятие не походило на такие, какие выбираешь ненароком…

— Ну… «Воскресенье Золушки» было своего рода дневником.

— И при этом получился рассказ?

— Просто взяла и начала писать. Школа нагоняла тоску, общение с так называемыми друзьями душило, вот и захотелось куда-то всё выплеснуть.

— Значит, дневник…

— Да. Поначалу я довольствовалась тем, что просто писала. Когда составляла предложения, когда с головой уходила в процесс, получалось забывать о ежедневной мороке. Про школу, про друзей и про семью…

— Ясно.

— Но постепенно мне стало надоедать. Сколько бы страниц я ни исписала, нигде не было ничего хорошего, а когда перечитывала, мне становилось ещё хуже. И тогда я придумала уловку: добавила в дневник неправды.

— Неправды?

— О том, что я вырядилась, отправилась в другой город, где нет ни одного знакомого, и от души повеселилась.

— …

— Я продолжала добавлять всё больше неправды, и не успела заметить, как дневник перестал быть дневником. С течением времени неправды стало даже больше правды. Но я начала писать как раз для того, чтобы отвлечься, потому меня всё устраивало.

Как и говорил Дзин. «Воскресенье Золушки» появилось не как рассказ. Повседневная жизнь Канны легла в основу, но туда подмешалась неправда. И не простая неправда. Именно потому, что Канна вложила в книгу свои желания, работа запала в душу читателям. С точки зрения фактов получилась неправда, но эмоции книга вызывала настоящие.

— Тогда я случайно узнала из телепередачи, что в последнее время очень много работ участвуют в награде «Новичок года».

— Заинтересовалась и подала заявку?

Канна кивнула.

— Мной двигало вовсе не желание чего-то добиться, выиграть приз и получить признание. Мне было лишь немного интересно, что подумают люди, прочитав мою работу. Ведь свой дневник я бы ни за что не показала ни одному человеку из своего окружения.

— И потом ты, значит, получила первый приз?

Такое тоже называют талантом. Подобного достижения нельзя достичь, просто захотев, но она блестяще справилась… Вот что думал Сората.

— Странно, правда? В те времена было весело писать. Пускай я и делала это, чтобы отвлечься от неприятных мыслей…

Получалось, теперь всё изменилось, и писательство доставляло Канне страдания.

Когда увлечение превращается в работу, такое не редкость. Вместе с желанием творить появляется и обязанность. Оттого испытываешь давление. Занятие, которое должно радовать, радости больше не приносит… Вот что произошло с Канной.

— Может, одного желания и мало, но ты ведь ещё хочешь продолжать писать?

Если у неё не осталось интереса, если процесс приносит одни лишь страдания, то стоило задуматься. Но Сората не чувствовал, что Канна собирается бросать.

— Прежде чем отвечу, можно мне спросить у тебя кое-что?

— Что?

— Ты… наверное, читал? — спросила Канна, будто уловив что-то в поведении Сораты. Её проницательный взгляд вывел Сорату на чистую воду.

— Ага, читал.

— Н-на-надо было сразу сказать! — оторопело и недовольно воскликнула она. — Если бы я знала, то не сказала бы, что это мой дневник…

— Как рассказ, интересно.

— Можно обойтись без натянутой хвальбы.

Надувшись, Канна соснула чая из пакетика через трубочку.

— Касательно твоего вопроса… Хочу ли я продолжать. Я скорее должна продолжать.

Канна помрачнела, словно делала шаг в кромешную тьму.

Сората припомнил, как она уже говорила нечто подобное на прошлой неделе, когда пробралась в его комнату.

— Раз читал, то уже не надо скрывать, да?.. Как я и написала. В первом классе средней школы родители развелись, и какое-то время мы жили с мамой вдвоём. Но не прошло и года, как мама вышла замуж повторно, и у меня появился новый отец.

Определённо, Сората вычитал в книге именно это.

— До сих пор мне неприятно называть этого человека отцом. Когда нас трое, все друг другу пытаются угодить, и потому дома напряжённая атмосфера. Я не выдержала и потому выбрала старшую школу Суйко из-за общежития. Если напишу книгу и получу гонорар, смогу не обременять родителей и обеспечу себя сама… В худшем случае мне придётся устроиться на обычную работу, чтобы получать обычную зарплату, потому я обязана писать.

В истории Канны Сората не видел ничего приятного, а её решение тоже не оценил. Ведь таким способом она не решит свои проблемы.

— По-моему, это не моё дело.

— Тогда, пожалуйста, ничего не говори.

Канна громко хлопнула дверью.

Но Сората, не переставая двигать палочками, договорил до конца:

— Мне кажется, лучше разок поговорить с родителями по душам.

— Ты слушал меня? Это в самом деле не твоё дело.

— Я как раз это и сказал вначале.

— А я попросила ничего не говорить.

— Ладно, понял. Тогда не буду. Сегодня хотел тебе это отдать.

Чтобы выполнить изначально запланированное, Сората достал из сумки несколько листов и передал Канне.

— Что это? — настороженно спросила девушка.

— Это от Дзина, моего сэмпая, который в марте выпустился и поступил в Осакский университет искусств. Он учится на сценариста, потому я его порасспрашивал.

Канна без интереса взяла предложенные листы. На них был распечатан текст, который вчера прислал Дзин: о базовых принципах составления истории.