— Мне было страшно.

Он втягивает воздух и касается своим лбом моего. Его свободная рука путешествует к моему затылку, удерживая меня на месте. Спокойно, твердо.

— Как и мне, — шепчет он, шокируя настолько, что я вздрагиваю.

Неправильно истолковав мое удивление и подумав, что это от боли, он шепчет проклятия. Его пальцы нежно поглаживают меня.

— Ты в безопасности, Софи. Такое больше никогда не повторится.

— Я знаю. — Судорожно вздыхаю и закрываю глаза, когда чувствую его запах. — Ты обеспечиваешь безопасность своим людям.

— Я забочусь о своих людях. — Его губы скользят по моей неповрежденной щеке, касание настолько легкое, что это может быть игрой моего воображения. Только это не так. Я чувствую его до кончиков пальцев. Оно гудит на моей коже, даже когда он слегка отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я защищаю свое.

Габриэль

Мне нужно чертовски много времени, чтобы прийти в себя. Слишком много, чтобы сдержать ярость, чтобы начать дышать как нормальный человек, говорить спокойным тоном. К тому времени, как выхожу в переулок, руки так сильно дрожат, что едва могу открыть дверь.

Теплый влажный воздух тяжело оседает на моей коже. Я делаю вдох, чувствуя кислый запах мусора, смешанный с мускусным запахом мокрых камней. Не важно. Я снова вдыхаю, медленно, долго. Кружится голова, и я прислоняюсь к стене позади театра.

Костюм будет испорчен. Люди заметят.

Я не обращаю внимания на это. Больше нет.

Глядя на тусклый оранжевый свет, выбивающийся из-под двери, спрашиваю себя, кто я теперь, черт возьми. Скотти распадается. Трещины его доспехов проступают по всему моему усталому телу. А Габриэль? Теперь только один человек называет меня этим именем. Только один человек заставляет чувствовать себя человеком из нежной плоти, а не машиной. И я подвел ее.

Поврежденное лицо Софи заполняет мои мысли. Как этот ебаный челеносос ударил ее локтем. Дважды. Прежде, чем я смог добраться до нее.

Сердце бьется настолько сильно, что рубашка ходит ходуном. И вот я снова задыхаюсь, изо всех сил стараясь набрать в легкие больше воздуха. Земля подо мной качается и кренится. Сейчас меня стошнит.

Два быстрых шага, и я склоняюсь над мусорным баком. Меня рвет, пока ничего не остается. Пока горло не начинает гореть.

Блять, ненавижу, что у меня уходит вечность на то, чтобы выровняться. И даже когда удается, голова пульсирует, ощущение, будто она слишком тяжелая и слишком легкая одновременно. Ненавижу, что рука все еще дрожит, когда из нагрудного кармана достаю шелковый платок, чтобы вытереть рот.

Теплая влага стекает по губе. Белый шелковый платок в малиновых пятнах. Снова кровотечение из носа. Мои пальцы холодеют. Я думаю о маме, когда ее не стало. Головокружение, обмороки, кровотечение из носа.

Меня снова обдает холодом.

В ночи раздается женский смех. Просачиваются обрывки разговоров: как жарко было Джаксу во время его соло, как кто-то предпочитает смотреть на Уипа, играющего на ударных, другая хочет иметь ребенка от Киллиана. Слушатели покидают шоу, насладившись им. Они называют эту ночь лучшей в своей жизни.

Я помог им достичь этого. Эти девушки никогда этого не узнают или им наплевать. Так и должно быть. Однако гордость, которую испытываю от осознания того, что подарил им крохи счастья, присутствует.

Если уйду я, кто-то другой будет делать эту работу. Но будет ли он делать ее хорошо? Будет ли он присматривать за моими парнями и следить, чтобы все шло как по маслу? Или будет думать только о собственной выгоде?

Тот факт, что нет никаких гарантий, раздражает.

Снова раздается хрипловатый смех, ничем не сдерживаемая женственность. Это напоминает мне о смехе Софи, хотя в нем всегда присутствует толика самоуничижения, как будто она является частью шутки, но не насмешки.

Я никогда не мог свободно смеяться и часто находил тех, кто это делает, раздражающими. Жизнь — это не шутка, не для меня. Но я все равно хочу купаться в звуке смеха Софи, позволить ему очистить меня и смыть всю тяжесть моей жизни.

Не знаю, как попросить об этом или даже позволить себе спросить.

Я назвал ее своей. Она захочет объяснений. У меня их нет. Это просто так. Не важно, трахаю ее или нет, я уже принадлежу ей. Даже если она меня не хочет.

Мой телефон вибрирует от полученного сообщения.

Бренна: Машина на месте. Где ты, черт возьми?

Мысль о том, чтобы сидеть в машине с Бренной, Джулс и Софи в то время, пока от меня воняет рвотой и, скорее всего, на лице пятна крови, добавляет в рот кислоты. Мне не хватает воображения, чтобы придумать нормальное оправдание своему внешнему виду и не то чтобы я хотел лгать или говорить правду.

Однако я вру. Большим пальцем быстро печатаю сообщение.

ГС: Уже уехал. Была пара дел. Будьте осторожны.

Последнее предложение предназначается Софи, и Бренна знает об этом.

Софи. Ей больно и она, вероятно, расстроена. Ясно дело, она не привыкла к побоям или жестокому обращению, и спасибо Господу за эту маленькую милость. Мне стоит находиться с ней, даруя утешение. Наша кровать — она и есть наша и стала таковой с того момента, как только Софи легла на нее — будет прохладной и мягкой.

Однако если сегодня вечером лягу с ней в постель, не ручаюсь за свою реакцию. Я и так показал ей слишком много себя. Разоблачение никогда не было простым. Прямо сейчас я не могу больше продолжать делать как прежде и не потерять контроль, которого придерживался годами.

Софи. Мою грудь пронзает сожаление.

Печатаю последнее сообщение Бренне.

ГС: Я ненадолго. Убедись, что Софи устроилась и приложила лед к глазу.

На экране появляются маленькие точки.

Бренна: Будь уверен, босс. Береги себя.

Я подозреваю, что Бренна точно знает, чем я собираюсь заняться, хотя это желание секунду назад возникло в моей голове. Но мне это нужно. Я нуждаюсь в освобождении.

Прокручиваю контакты и нахожу нужный.

ГС: Какие планы на сегодня?

Меньше, чем через пять секунд приходит ответ.

Кармен: Прошло столько времени, С. Начала думать, что ты забыл обо мне. Есть окошко. Два часа ночи.

И дальше адрес.

Убираю телефон, чувствуя себя грязным, развратным. Не стоит. Мне нечего стыдиться, но я стыжусь. Так всегда происходит, когда поддаюсь слабости.